Чайник
Мне было не по себе. И кому бы не было? Представьте: умная, интеллигентная женщина несет бред сивой кобылы. Тем же уверенным, хорошо поставленным голосом, которым она вчера рассуждала о мужчинах и браке, а позавчера — о Швейцарских Альпах. С теми же плавными жестами руки, подносящей к губам сигарету для красивой затяжки.
— Да, они меня преследуют. Вам это наверняка покажется невероятным, — вещала Анна Александровна, когда мы в очередной раз курили на лестнице ожогового отделения.
У меня перевязана рука. Сходили, называется, на шашлыки. И кто только придумал эту жидкость для розжига? У Анны Александровны ожог на ноге, от колена до щиколотки. Уронила кипящий чайник и ошпарилась. О чайниках мы и говорим. Вернее, говорит Анна Александровна, а я лишь поддакиваю, отводя глаза. Неприятно смотреть, как нормальный человек сползает в шизофрению. Так недалеко до «людей в черном» и «голосов, которые говорят, что делать».
— Вижу, вы мне не верите. Поживите с мое, так и не в такое поверите. Я сама не верила. А мне между прочим, гадалка в двадцать лет предсказала, что умру я от чайника. Как я смеялась! Говорю: «Из чайника выползет змея и цапнет меня?» Это как в «Вещем Олеге» у Пушкина. Или у Лермонтова? Неважно. Думаете, это первый случай? — она указала сигаретой на повязку. — Ничего подобного. Только самый серьезный. Вот, например, когда я жила в общежитии, у нас в комнате стоял холодильник, а на холодильнике электроплитка. Ну, больше некуда было поставить. А на ней кипятился чайник. Я открываю дверцу холодильника, а он как раз закипел. И как навернулся оттуда — прямо на меня. Знаете, в минуты опасности у человека открываются удивительные способности. Я еще понять ничего не успела, а уже отпрыгнула метра на два от холодильника. Прямо с места. На полу лужа огромная, от нее пар, а я стою аккурат рядом с ней, в сантиметре. Только несколько капель на меня и попало. Пронесло. Потом меня дернуло током от электрического чайника. Там двести двадцать всего, не убьет, но дернуло сильно. Я в себя пришла на полу. А могла бы, знаете, виском об угол стола удариться, и вуаля.
Про себя я подумала, что пример притянут за уши, но ничего не сказала. Какой смысл? Анне Александровне было все равно, что я думаю. Она была увлечена собственной теорией.
— А вот еще был случай на даче. Чайник там был старинный, латунный или хромовый, я не разбираюсь. И он, знаете, так немножечко распаялся, непонятно от чего. От пара, наверное, от температуры. И вода залила конфорку. Там плита газовая была, с баллоном. А газ идет. А окна закрыты, это уже октябрь был, не май месяц. Хорошо, я вовремя заметила. Выключила газ, дверь распахнула, да так на пороге и упала. Ничего, отлежалась. А могла бы и закурить. Или задремала бы.
Она нервно затянулась, видно, заново переживая ужасный случай.
— Другой раз у сестры была. Она затеяла чайник от накипи очистить. Залила его какой-то дрянью, «Антинакипином» каким-то, и оставила. А я хотела водички попить, налила из чайника, кипяченой вроде. Все одно к одному — у меня насморк тогда был, даже запаха не почуяла. Сестра заметила, чашку вырвала из рук и чуть затрещину не дала по старой памяти. «Смотри, что пьешь!» Она меня на семь лет старше и все еще маленькой считает. Ладно, чайники, вот меня в прошлом году чуть на операционном столе не зарезали. Они думали, я под наркозом, ничего не слышу, а я слышала, как главный на хирурга орал: «Откуда только таких чайников присылают, скальпель держать не умеете!»
Тут я не выдержала.
— Ну, от таких-то чайников никто не застрахован. Вон, на дорогах сколько народу гибнет по вине неумелых водителей. Или какой-нибудь пилот-недоучка...
— Про операцию это я так, для полноты картины. Гадалка специально уточнила: от чайника, в котором воду кипятят. Тогда этого жаргона не было, новичков чайниками не называли. Но я все равно в последнее время стараюсь беречься. Ко мне один тут клинья подбивал, неплохая, знаете ли, партия, а я как узнала, что фамилия у него Чайников, так и дала от ворот поворот. Суеверие, скажете вы. А мне спокойнее. Домой вернусь — буду воду в кастрюльке кипятить. Ну их к черту, эти чайники.
— Должна же быть какая-то причина, — рискнула я сказать.
— Есть у меня одна версия... — нехотя сказала она, будто не решаясь продолжить. Будто не она тут битый час распиналась про всемирный заговор чайников. — Я об этом долго не вспоминала. Старалась забыть. Мне было лет десять, наверное. Мы тогда купили новый чайник. А старый бросили в кладовку. Я этот чайник помнила, сколько себя. Эмалированный такой, пузатый. У него уже эмаль облупилась, и бог прогнулся. На нем был тигренок нарисован, такой симпатичный. А я взяла этот чайник, и мы с мальчишками подложили его на рельсы. Хотелось посмотреть, что будет.
— Как «что будет» — в лепешку сомнется, и все, — рассудительно вставила я.
— Эх вы, поколение скептиков и циников, — с досадой сказала Анна Александровна. — Все-то вы знаете наперед. А нам хотелось самим посмотреть. Эмпирически. Не знаю, зачем я этого тигренка взяла. Можно было кастрюлю старую. Или ведро. Нет, за ведро бы выдрали.
Она снова замолчала, уйдя мыслями в волшебное «если бы».
Вежливость во мне боролась с желанием уйти. Победила дружба.
— И что? — сказала я, симулируя интерес.
— Знаете, я подошла тогда... его так перекорежило, и не скажешь, что это был чайник... Было такое странное чувство... Я чуть не заплакала. Когда любимая собака умирает, люди плачут, и ничего... А тут — чайник. Смешно сказать. И стыдно почему-то. От тигренка ничего не осталось. Только морда. Уже не веселая, а страшная. Он мне потом снился несколько раз. Будто грозил. Знаете, ведь у вещей, что нас окружают, может быть душа. Нечто вроде коллективного разума. И они мне мстят. За гибель своего собрата. Как подумаю, жутко становится.
Мне тоже стало жутко. Но по другому поводу. «Надо же, — подумала я. — А с виду такая нормальная».
— Я пойду, — сказала я. — Через пять минут ужин.
— Идите-идите, — рассеянно сказала Анна Александровна, прикуривая третью сигарету.
Больше мы не возвращались к разговору о чайниках, и слава богу, а то бы я не удержалась от насмешек, и прощай, единственный стоящий собеседник в этом болоте. Выписали нас почти одновременно. У меня осталась книга Анны Александровны; договорились, что я занесу ее к ней домой, когда прочитаю, благо жили мы практически в одном районе. Я как-то закрутилась и про книгу вспомнила только через месяц.
Вместо Анны Александровны дверь мне открыла дородная женщина — по виду сестра. Очень уж похожа, только постарше. Спросила строго:
— Вы к кому?
При имени Анны Александровны лицо ее дрогнуло, сморщилось.
— Похоронили мы Аннушку. Неделю как похоронили.
Я так растерялась, что позволила затащить себя на чай. Ирина Александровна, похоже, относилась к тому сорту людей, кто рассказывает в подробностях о своем горе и так его переживает. Мне пришлось выслушать о том, как ее вызвали в реанимацию прямо с работы, и в какую копеечку нынче влетают похороны, и как шалопай-племяш даже не приехал, только телеграмму отбил, и что суда не будет, виновных не нашли, куда только милиция смотрит, все соседи в один голос говорят, что это Ванька-пьяница с десятого кинул в жену чайником, а окна же нараспашку...
— Чайником? — переспросила я, чувствуя холодок в районе желудка.
Ну да, чайник, подтвердила Ирина Александровна, с каким-то дурацким тигренком, а Ванька божится, что никогда у него такого не было, и отпечатков не нашли, и свидетелей нет, написали «несчастный случай», и не найдешь, кому такие чайники продавали, их же миллион, если не больше, у них самих тоже такой был, когда они в Егорьевск переехали, сразу после войны...