А я точно хочу переехать ?
В аэропорт мы с мамой приехали на машине с открытыми окнами. В Сан-Хосе было плюс двадцать пять, в бескрайнем голубом небе — ни облачка. Прощаясь с Калифорнией, я надела свою любимую футболку, белую с принтом, но в руках несла теплую зипку.
Небольшой сельский американский городок, расположенный в округе Нокфелл, где погода бывает переменчивой. Осадков там выпадает больше, чем у нас в Сан-Хосе. Из этого унылого, наводящего тоску города мама сбежала, прихватив меня, когда мне было всего несколько месяцев. До четырнадцати лет я каждое лето ездила в этот жуткий город, а потом взбунтовалась, и три последних лета мой отец Чарльз брал меня на две недели в Нью-Йорк.
И вот я переезжаю в Нокфелл, причем по собственной воле. Решение далось мне нелегко, потому что этот городок я люто ненавидела.
Мне нравился Сан-Хосе с его ослепительно ярким солнцем, зноем, шушом и вечной неугомонностью.
— Дарина, — позвала мама, и я догадалась, что она сейчас скажет. — Ещё не поздно передумать, — в тысячу первый раз предложила она.
Мы с мамой очень похожи, только у неё короткие волосы, а у глаз морщинки — она часто улыбается. Я заглянула в её большие, по-детски чистые глаза, и сердце болезненно сжалось. Неужели я бросаю свою милую, любящую, недалекую маму? Конечно, теперь у неё есть Филип, который позаботится, чтобы счета были оплачены вовремя, холодильник не пустовал, и в машине хватало бензина. Но всё же...
— Хочу уехать, — твердо сказала я. Врать я всегда умела, а в последнее время так часто повторяла эти слова, что почти поверила в них сама.
— Передавай привет Чарльзу, — сдалась мама.
— Обязательно, — вздохнула я.
— Мы расстаемся ненадолго. Пожалуйста, не забывай, что можешь вернуться в любую минуту... Если что-то случится позвони, и я за тобой приеду.
— Ни о чем не беспокойся, — уверенно отозвалась я. — Всё будет в порядке. Мама, я тебя люблю!
Роза храбрилась, но я чувствовала, что она не до конца откровенна. Потом она прижала меня к себе, мы поцеловались, и я пошла сдавать багаж.
Итак, впереди четырёхчасовой перелет до Лос-Анджелеса, затем пересадка, ещё час до Сан-Диего и, наконец, час езды на машине до Нокфелла. Летать мне нравилось, а вот целый час в машине с Чарльзом — это меня не радовало.
Нет, папа вел себя отлично и, казалось, искренне обрадовался, что я решила перебраться к нему. Он уже записал меня в школу и обещал подыскать байк. Проблема заключалась в том, что ни меня, ни Чарльза разговорчивыми не назовёшь, да и обсуждать нам почти нечего. Вне всякого сомнения, мое решение уехать из Сан-Хосе немало его удивило: как и мама, я не делала секрета из того, что ненавижу Нокфелл.
Сан-Диего встретил меня проливным дождем. Впрочем, я восприняла ливень не как дурной знак, а скорее как что-то неизбежное. С солнцем я уже попрощалась.
Папа приехал за мной на патрульной машине. Это я тоже предвидела, ведь для жителей Нокфелла Чарльз — шеф полиции Смит. Вот почему, несмотря на стесненность в средствах, я решила купить собственный байк — не хотела разъезжать по городу на машине с мигалками. Мне кажется, именно патрульные машины создают пробки на улицах.
Спускаясь по трапу самолета, я поскользнулась и упала прямо в объятия отца.
— Рад видеть тебя, Дарина, — промолвил он, осторожно опуская меня на землю. — Ты почти не изменилась. Как Роза?
— С мамой всё в порядке. Я тоже рада встрече, папа. — Чарльза я звала его только за глаза.
О чем же с ним разговаривать?
Багажа у меня было совсем немного. Калифорнийский гардероб для Нокфелла не подходил. Мы с мамой постарались купить побольше теплых вещей и потратили кучу денег, но того, что купили, явно не хватит.
— Я нашел тебе классный байк, и цена подходящая! — объявил отец, когда я устроилась на переднем сиденье и пристегнулась.
— Что за байк? — решила уточнить я. Почему-то мне не понравился тон, которым он сказал «классную».
— Ну, вообще-то это Harley Davidson Street.
— Где ты его нашёл?
— Помнишь Боба Блэка около озера Вендиго? — Вендиго — небольшая индейская резервация на побережье.
— Нет.
— Прошлым летом мы вместе ездили рыбачить, — подсказал Чарльз. — А теперь он в инвалидном кресле и за руль уже не сядет, так что байк отдает дёшево.
Именно поэтому я не помнила Блэка. Мне всегда удавалось блокировать болезненные и ненужные воспоминания.
— И сколько байку лет?
По выражению лица Чарльза я поняла, что этого вопроса он опасался.
— Ну, Боб вложил в мотор кучу денег, и работает он теперь как часы.
— Сколько лет байку? — Пусть Чарльз не надеется, что я сдамся без боя!
— Боб купил его году эдак в 1994.
— Он купил его новым?
— Вообще-то, нет. А год сборки... ну, конец шестидесятых — начало семидесятых, — нехотя признал Чарльз.
— Чар... Папа, я же не разбираюсь в байках и, если что-то сломается, починить не смогу. А на механика денег нет...
— Ради бога, Дарина, байк — просто зверь, таких больше не делают!
Что же, «зверь» звучит неплохо.
— И сколько Билли хочет за «зверя»? — В финансовых вопросах придётся быть бескомпромиссной.
— Вообще-то я его уже купил и собирался тебе подарить. Добро пожаловать в Нокфелл, Дарина!
Вот так! Бесплатно!
— Ну, зачем же, папа! Я вполне смогу позволить себе купить байк.
— Да ладно! Хочу, чтобы тебе здесь понравилось! — заявил Чарльз, внимательно наблюдая за дорогой. Особой чувствительностью отец не отличился. Наверное, это передалось и мне — отвечая, я старалась не встречаться с ним взглядом.
— Огромное спасибо, папа! Я очень рада! — Зачем напоминать, что в Нокфелле мне в принципе не могло понравиться. Совершенно необязательно портить настроение Чарльзу, тем более что дареному байку в зубы не смотрят.
— Ну что ты, Дарина! Всегда пожалуйста! — смещунно пробормотал он.
Немного поговорив о погоде, для которой существовало только одно определение — «переменчивость», мы стали молча смотреть в окна.
Справедливости ради стоит заметить, что за окном было очень красиво. Море зелени: листва, мшистые стволы деревьев, на земле — толстый ковер из папоротника. Даже просачивающийся сквозь листья свет казался зеленым. Похоже. Я попала на зелёную планету!
Наконец-то мы приехали к Чарльзу. Он по-прежнему жил в небольшом двухэтажном коттедже, который много лет назад купил для мамы. У дома — похоже, над ним не властно время — стоял мой «новый» байк, блекло-черный, с большими пассажирскими местами и просторным местом для водителя. Как ни странно, «зверь» мне понравился. Неизвестно, как ездит, но я могла легко представить себя за рулём. Такие байки я много раз видела в кино — без единой царапинки они гордо стоят в самом центре аварии, окруженные разбитыми всмятку легковушками.
— Папа, байк отличный, спасибо!
Теперь завтрашний день казался не таким страшным — не придется идти до школы пешком под пролеыным дождем или ехать на патрульной машине с Чарльзом.
— Рад, что тебе понравилось, — пробурчал отец, снова смущаясь.
Все мои вещи мы перенесли наверх за один заход. Чарльз отдал мне западную спальню с окнами во двор. Эту комнату я хорошо знала, потому что, приезжая к отцу на лето, жила именно в ней. Деревянный пол, бледно-голубые стены, высокий потолок, пожелтевшие кружевные занавески на окнах — все это было частью моего детства. Чарльз только купил большую кровать и письменный стол. На столе стоял старенький компьютер, а от модема тянулся провод к телефону. На модеме настояла мама, чтобы мы постоянно были на связи. В потертом кресле-качалке сидели мои старые куклы.
Ванная одна на два этажа, так что придется делить её с Чарльзом. Да, перспектива не самая радужная.
Одно из лучших качеств Чарльза — ненавязчивость. Подняв по лестнице мои сумки, он ушел, чтобы я могла спокойно распаковаться и устроится. Мама на такие подвиги не способна!.. Как здорово, что можно побыть наедине с собой, бездумно смотреть на дождливые капли и немного поплакать. Хотя нет, реветь я сейчас не буду, оставлю это удовольствие на ночь. Тем более что завтра в школу.
В средней школе Нокфелла было триста пятьдесят семь, а со мной триста пятьдесят восемь учащихся. В Сан-Хосе только на моей параллели училось больше! Местные жители мобильностью не отличаются, так что мои одноклассники знают друг о друге всю подноготную. Меня же и через пять лет будут считать новенькой.
Жаль, что я не выгляжу, как типичная жительница Калифорнии: высокая, темноволосая, загорелая, страстная поклонница пляжного волейбола. Все это не обо мне, хотя большинство моих подруг попадают под это определение. Кожа у меня оливковая и никакого намека на карие глаза и темные или хотя бы рыжеватые волосы. Фигура стройная, однако не атлетичная: полное отсутствие координации и плохая реакция исключили меня из всех видов спорта.
Выложив одежду на низкий сосновый столик, я достала туалетные принадлежности и пошла мыться. Посмотрев на себя в зеркало, аккуратно расчесала влажные спутанные волосы. Надеюсь, все дело в освещении, — цвет лица казался желтоватым и каким-то болезненным. Моя кожа бывает сияющей и полупрозрачной особенно если наложить макияж, но сегодня я не красилась.
Даже наплакавшись вдоволь, я долго не могла заснуть. Мешали постоянный шум дождя и шелест ветра. Я накрылась одеялом с головой, а потом положила сверху подушку, но сон пришел только после полуночи, когда дождь превратился в морось.
Выглянув утром в окно, я увидела лишь густой туман. Сквозь грязно–серые тучи не проникало ни одного солнечного луча, и я почувствовала себя словно в клетке.
Завтрак прошел спокойно, и Чарльз пожелал мне удачи в школе. Я старалась отвечать как можно вежливее, прекрасно понимая, что он надеется зря — мы не особенно дружны с удачей. Чарльз ушел перым — похоже, его настоящим домом был полицейский участок. Оставшись одна, я осмотрела небольшую кухню: квадратный дубовый стол, три совершенно разных стула, темная обшивка стен, ярко-желтые ящики шкафа и белый линолеум. В желтый цвет ящики выкрасила мама восемнадцать лет назад, надеясь заманить на кухню солнце. К кухне примыкала крошечная гостиная, где над каминой полкой стояли фотографии в рамках. Первой шла свадебная фотография мамы и Чарльза в Бостоне. На второй они, молодые и счастливые, забирали меня из роддома. Затем — серия моих школьных снимков, включая последний. Смотреть на них мне было неловко. Надо попросить Чарльза, чтобы он их убрал.
Легко догадаться, что после мамы здесь не жила ни одна женщина. Почему-то мне стало не по себе.
Появляться в школе первой не хотелось, но и оставаться в этом доме я больше не могла. Надев куртку, толстую и неудобную, я вышла на улицу, достала спрятанный под карнизом ключ и закрыла дверь. Тяжелые сапоги неприятно хлопалии по грязи. Как же мне не хватало привычного хруста гравия!..
Я остановилась, чтобы в очередной раз восхититься своим байком. Нужно было скорее спрятаться от холодной мглы, липшей к волосам, и я надела шлем.
Байк был очень чистым. Наверняка его убирал Чарльз или Боб, кожаная обивка сидений пахла табаком, бензином и мятной жвачкой. На мое счастье мотор завелся быстро, правда с оглушительным рёвом. Что же, у такого старого байка должны быть недостатки. Заработало даже древняя фара. Мелочь, а приятно.
Найти школу оказалось несложно, хотя я никогда раньше её не видела. Как и во многих других городах, она находилась прямо за автострадой. Большинство улиц Нокфелла пересекали город с востока на запад и обозначались одной из букв алфавита. Итак, школа была на пересечении Восточной улицы В и Спарт–авеню. Почему-то название «Восточная улица В» показалась мне смешным, и я захихикала. Да, нервы сдают.
Сама школа была совершенно непримечательной — несколько зданий из темно-красного камня, и только вывеска «Средняя школа Нокфелла» говорила о его назначении. К тому же вокруг корпусов росло столько деревьев и кустарников, что я не сразу смогла определить истинный размер каждого. «А где же дух школы? — с тоской подумала я. — Где высокая ограда и металлоискатели на входе?»
Я припарковалась у первого из корпусов, дверь которого украшала маленькая табличка с надписью «Администрация». На стоянке не было ни одной машины, так что день, скорее всего, неприёмный. Тем не менее лучше войти и узнать расписание, чем блуждать под дождём. Нехотя слезла с теплого сидения, я зашалага по каменной дорожке, постучалась и, сдевав глубокий вдох, вошла.
В административном корпусе было очень светло и теплее, чем я ожидала. Маленький кабинет канцелярии оказался довольно уютным: складные кресла для посетителей, яркая ковровая дорожка, множество плакатов и объявлений на стенах, громко тикающие часы. Я насчитала больше десяти растений в пластиковых горшках, будто на улице недостаточно зелени! Невысокая стойка, заваленная папками с яркими ярлыками, делала кабинет пополам.
За стойкой — три стола, за одним из которых сидела группная рыжеволосая женщина в очках. Незнакомка была в джинсах и бордовой футболке, и я тут же почувствовала себя непривыкшей к холодам южанкой.
Женщина подняла на меня глаза. Так, судя по цвету бровей и волос на затылке, она шатенка, причём довольно темная.
— Чем я могу вам помочь? — спросила администратор. Видимо она привыкла видеть в канцелярии знакомые лица.
— Дарина Смит, — представилась я, и женщина понимающе кивнула. Меня здесь ждала с явным любопытством: дочь шефа Смит и его ветреной жены возвращается в родной город!
— Ну конечно! — воскликнула администратор и лихорадочно стала что-то искать в большой стопке документов. — Вот ваше расписание и карта школы, — наконец объявила она, положив на стойку несколько листов.
Администратор рассказала о предметах, которые мне предстояло изучать, и объяснила, где находятся нужные классы и лаборатории. Затем вручила формулятор, его, с подписями преподавателей, я должна была вернуть в конце дня.
— Надеюсь, в Нокфелле тебе понравится! — с чувством проговорила женщина.
Я постаралась, чтобы улыбка получилась искренней и благодарной.
Когда я вышла на стоянку, там уже почти не было свободных мест. До начала первого урока времени оставалось немного, и я решила объехать территорию школы. Хорошо, что у большинства школьников машины подержанные, как и у меня. В Сан-Хосе мы жили в бедном районе, по иронии судьбы примыкавшем к новому престижному кварталу, так что увидеть на школьной стоянке новенький «мерседес» или «порше» было обычным делом. Здесь же самой лучшей машиной был сияющий «вольво», сильно выделяющийся на общем фоне. Я припарковалась в самом неприметном месте, чтобы рев двигателя не привлек лишнего внимания. Сидя на байке, я изучала карту, стараясь разобраться и запомнить как можно больше. Ходить по кампусу, уткнувшись носом в карту, совершенно не хотелось. Ну всё, похоже, готова. Я сложила сумку, повесила её на плечо и снова глубоко вздохнула. «Всё будет в порядке, — повторяла я и сама себе не верила, — никто меня не съест». Шумно выдохнув, я слезла с байка.
Подняв воротник и опустив капюшон до самых бровей, я постаралась смешаться с шумной толпой подростков. Моя черная куртка в глаза не бросалась, и это радовало.
Я быстро нашла кафетерий, а за ним и нужный мне корпус №3. Огромная черная тройка красовалась на квадратном белом наличнике. Дверей оказалось всего четыре, так что найти нужную будет несложно. Между тем колени дрожали все сильнее, и на ватных ногах я прошла за двумя фигурами в джинсовых плащах-унисекс.
Какие маленькие классы в этой школе! Вошедшие передо мной сняли плащи и повесили на крючки, и я последовала их примеру. Джинсовые фигуры оказались девушками — пепельная блондинка и смуглая шатенка. Ну что же, цвет моей кожи здесь никого не удивит.
Я подала формуляр на подпись преподавателю, которого, судя по табличке на столе звали мистер Миллер. Прочитав мое имя, Миллер окинул меня оценивающим взглядом, и я тут же покраснела до кончиков ушей. Хорошо хоть на заднюю парту посадили! Таращиться на меня будет значительно труднее. Впрочем, моих новых одноклассников это не смутило. Я сделала вид, что изучаю список литературы. Обычный набор авторов: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Почти все книги из списка я уже прочла и почувствовала облегчение с примесью разочарования. Интересно, согласится мама прислать мне файл со старыми сочинениями или станет поучать, что жульничать нехорошо? Вполуха слушая монотонный рассказ учителя, я перебирала в уме аргументы, которые могли бы убедить маму.
Наконец прозвенел звонок, звук которого показался каким-то гнусавым, и долговязый прыщавый парень подошёл ко мне, явно желая пообщаться.
— Ты ведь Дарина Смит? — широко улыбаясь, спросил он.
— Дарин, — уточнила я. Все, кто находился в радиусе трёх метров, так и застыли с тетрадями в руках.
— Какой предмет у тебя дальше? — поинтересовался парень, и мне пришлось лезть в сумку за расписанием.
— Политология у мистера Джонсана в шестом корпусе. — Я не знала, куда смотреть — повсюду блестящие от любопытства глаза.
— Я иду в четвёртый корпус, так что могу проводить! — Боже, от него просто так не отделаться... — Кстати, меня зовут Эдриан.
— Спасибо, — неопределённо ответила я.
Мы надели куртки и вышли под дождь, который только усилился. Почему-то мне показалось, что кто-то идет за нами по пятам и подслушивает. Надеюсь, у меня не прогрессирует паранойя!
— Что, не очень похоже на Сан-Хосе? — спросил Эдриан.
— Да уж.
— Наверное, дождей там почти не бывает?
— Почему, бывает, несколько раз в год.
— Не представляю, как же без дождя? — изумленно воскликнул парень.
— Ну, солнце светит, — объяснила я.
— Что-то ты не очень загорелая, — заметил Эдриан.
— У меня мама — альбинос.
Парень внимательно на меня посмотрел, и я вздохнула. Видимо, дождь и чувство юмора несовместимы. Пара месяцев — и я забуду, что такое сарказм.
Мы обогнули столовую и подошли к южному корпусу, соседсвующим со спортивной площадкой. Эдриан довел меня прямо до двери, наверное, опасаясь, что я могу заблудиться.
— Ну ладно, пока, — попрощался он, когда я толкнула дверь, — надеюсь, мы будем часто видеться. — В голосе парня было столько надежды!
Я ободряюще улыбнулась и вошла.
Утро прошло в том же духе. Учитель тригонометрии, мистер Варнер, который не понравился мне с первого взгляда, выставив меня перед классом и велел рассказать о себе. Я густо покраснела, говорила тихо, путаясь в словах, а когда шла к своему месту, споткнулась и чуть не упала.