Глава 6
Всю ночь дождь барабанил по крыше, выстукивая равномерную, убаюкивающую мелодию, а редкие вспышки молний, сопровождающиеся практически бесшумным рычанием грома, озаряли комнату. На стены ложились тени ветвей, дрожащие и прыгающие под напором ветра.
В детстве Бернард ненавидел грозу. Каждый раз он вздрагивал от вспышек молний и, выглядывая из-под одеяла, посматривал на стены, боясь распознать в очертаниях теней силуэт монстра или страшные корявые руки, тянущиеся к нему через окно. Сейчас было иначе. Иллюзорные монстры больше не пугали, но внезапно накатившая необъяснимая тревога не отступала, и Бернард желал только уснуть поскорее, чтобы развеять её власть над собой. Однако ни монотонное пение дождя, ни свежий воздух, поступавший в комнату через приоткрытую форточку, не помогли ему погрузиться в нормальный, здоровый сон. Пришлось довольствоваться обрывочным. Неугасающее чувство тревоги на утро вылилось в головную боль — не самое хорошее начало дня.
Он даже не пытался вспомнить, что именно ему снилось. Сновидения представляли собой мешанину из событий прошедшего дня, приправленную вязким, тягостным соусом из психоделических элементов. Если бы имелась возможность отключить функцию снов как таковых, Бернард ей бы воспользовался. Погода успокоилась, и с улицы доносилось только заливистое пение птиц. Спокойное утро, но не спокойно внутри.
Позавтракав и выпив таблетку обезболивающего, Бернард подкрался к двери в комнату отца. Тот ещё не показывался, обычно вставал чуть позже и уезжал на почту сортировать письма с посылками, и от этой утренней тишины, которой дом был наполнен до краёв, Бернарду каждый раз становилось не по себе, словно он оказался в каком-то заброшенном, давно покинутом людьми месте. Он постоял несколько секунд у двери, прислушиваясь, но услышал только шум собственного дыхания и стук своего сердца.
— Пап, у тебя там всё в порядке? — спросил он громко и постучал. Всякий раз, когда он так делал, ощущал, как от страха сводило внутренности. Вдруг на его вопрос никто не ответит? Рано или поздно это должно было произойти, но лучше поздно...
Когда за дверью послышался шорох, и спустя пару секунд отец заговорил, Бернард выдохнул с облегчением.
— Да, всё в порядке, — голос Грегора звучал бодро, однако отец никогда по утрам не открывал двери, да и в целом не выходил из комнаты, если рядом находился Бернард.
— Ладно, я поехал в студию.
— Хорошо.
Выждав несколько секунд, настороженно вылавливая любые звуки из-за двери, Бернард развернулся и пошёл по коридору. Старый и местами полинявший ковёр заглушал шаги. Тишина ложилась на плечи тяжким грузом и выталкивала на улицу, где ветер шелестел листвой. Небо нависало удушающим куполом, во влажном воздухе пахло землёй, напоминая о ночном дожде.
Бросив рюкзак с прикреплённым к нему зелёным ловцом снов из своей комнаты на пассажирское сиденье, Бернард вскинул один из фотоаппаратов, навёл объектив на дом и нажал на кнопку, осуществив свой своеобразный ежедневный ритуал. Словно сохранил всё до настоящего момента, не имея ни малейшего представления, что может произойти в будущем.
Вчера, когда он колесил по окрестностям, ему удалось найти то самое место с отцовской фотографии. Кирпичная пристройка оказалась разрушена, сам дом покосился и выглядел заброшенным, древесина почернела от времени и погодных факторов, окна частично разбиты, частично — заколочены, крыльцо провалилось и поросло травой, вместо раритетной машины валялось лишь ржавое погнутое велосипедное колесо. Фотографию отца он всё же повторил (осталось её только проявить), если можно было так выразиться, и разница между двумя снимками красноречиво могла говорить о том, что всё, так или иначе, приходит в упадок. Наверное, когда-то это ожидает и их дом. Если бы Бернард не был занят тем, что, сдавая назад и разворачивая свою Chevrolet Caprice, смотрел в боковые зеркала, он бы заметил, как в окне на кухне колыхнулась занавеска.
Приехав в студию пораньше и заварив себе травяной чай, Бернард уселся разбираться с фотографиями, сделанными на мероприятии в библиотеке. Пока клиентов не было, в том числе и того парня, он удалил откровенно неудачные кадры и выбрал те, которые можно было использовать для статьи, подправил их в графическом редакторе (на все эти операции ушёл целый день) и вечером заехал в редакцию газеты. Там сидевшая за стойкой у входа женщина средних лет с какой-то нелепой челкой — имени её Бернард так и не смог запомнить — молчаливо приняла у него флешку с отобранными кадрами.
Оказавшись на улице, он заметил светловолосую девушку, возившуюся с содержимым своего рюкзачка и из-за этого совершенно не замечающую ничего вокруг.
— Осторожней, — предупредил её Бернард.
Девушка остановилась и подняла голову, обнаружив, что едва не врезалась в столб. Она заметила шагнувшего к ней Бернарда и застенчиво улыбнулась.
— О, Бернард.
— Привет, Эрика.
Лёгкий румянец коснулся по-детски пухленьких щёк девушки. С распущенными волосами она казалась симпатичнее, чем когда собирала волосы в хвост на работе в библиотеке. И одета сегодня была не так официально: ярко-синие облегающие джинсы, поразительно белые, совершенно нетронутые уличной грязью кроссовки и бежево-розовая курточка.
— А ты здесь... — начала она, посмотрев на вывеску редакции и закинув рюкзак за спину, — как всегда работаешь.
— Что-то вроде того.
Эрика прикусила губу и робким движением оттянула лямки рюкзачка.
— Питтс сообщил тебе?
— Если ты о небольшой выставке фотографий библиотеки — да.
— У меня есть кое-какие идеи по этому поводу, — светясь от счастья, сказала она. По одному только виду было заметно, что ей не терпелось заняться тем проектом. Внезапно лицо её переменилось. — Ох, я опаздываю на испанский язык, извини, мне надо спешить, — она скользнула мимо Бернарда, затем остановилась и обернулась: — Заходи в библиотеку почаще. Поболтаем.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и быстрым шагом пошла по улице. Пару секунд Бернард смотрел ей вслед, затем сел в машину. «В чём проблема остаться в студии?» — заговорил в нём голос отца. «Никаких проблем», — ответил он себе мысленно и, заехав купить перекус, вернулся в студию.
Уже начало темнеть, когда Бернард припарковал свой автомобиль за зданием похоронного бюро, ни одно окно которого не горело. Значит, Виктор Чилтон так и не объявился. Бывало, он приезжал под конец дня, когда «появлялась работа» или надо было заняться внутренними делами бюро, однако сегодня вечером Бернард находился в здании совсем один. Холодильная камера в подвале, в которой иногда лежали покойники, его не отпугивала, но тишина напоминала тишину дома, когда отец закрывался в своей комнате, а это уже было невыносимо. Поэтому парень включил радио и оставил его на волне, где круглосуточно без рекламы крутили джаз и блюз, и наконец отобрал катушки для проявки, отснятые ещё до разразившейся позавчера бури.
Когда-то эта процедура казалась ему сложной и непонятной. Он был уверен — для того, чтобы не испортить плёнку при проявке, нужно обладать выраженным талантом. Со временем, путем проб и ошибок, он научился и довёл свои действия практически до автоматизма. Оказалось, это не так уж сложно. Просто соблюдай последовательность, засекай время, проверяй температуру воды. Действия, которые за несколько лет могли уже начать восприниматься как рутинные, Бернард до сих пор выполнял с особым трепетом. Будучи маленьким, он не смог остаться равнодушным к увлечению отца, и искусство фотографии увлекло его с головой. Настоящая магия, когда на белой бумаге вдруг начинает проявляться изображение, будто картинка из ничего, практически как в сказке.
Грегор работал редактором в местной газете и фотографом по совместительству. Отец из прошлого не выпускал фотоаппарат из рук и часто закрывался в проявочной комнате, а после показывал маленькому Берни чёрно-белые интересные картинки. Когда сын подрос, Грегор разрешил ему помогать на разных этапах. Сначала по мелочи, но мальчишка схватывал всё на лету, и относился к проявке плёнки и фотографий с такой серьёзностью, которой могли бы позавидовать многие взрослые. Грегор не скрывал радости — у сына проявлялась тяга к полезному увлечению, он поощрял эти стремления, они много разговаривали, Бернард впитывал информацию как губка, упрашивал отца как-нибудь доверить ему проявить плёнку с фотографиями. Однажды, под присмотром Грегора Бернард получил свои первые снимки. Он отснял целую катушку, фотографируя всё подряд, потом самостоятельно проявил плёнку в полной темноте, полагаясь лишь на осязание и, наконец, под красным светом вымачивал в растворах снимки. Восторг, который он испытал тогда, поселил в нём чёткое чувство того, чем ему стоило заниматься в дальнейшем.
А потом всё резко изменилось, когда Инесс умерла, оставив много недоделанных ловцов снов на своём рабочем столе. И в день её похорон все амулеты, развешанные по дому, кружились без остановки, будто призрак её блуждал по комнатам и дотрагивался до них...
Домой Бернард вернулся за полночь, с отцом не увиделся, но был доволен, что ему удалось сократить количество не проявленных катушек. Имелся один важный плюс в том, что целый день Бернард провёл в работе — тревога улеглась. Может, не полностью, и какие-то её отголоски продолжали тихо звенеть как колокольчик на ошейнике собаки где-то в ночи, однако победить бессонницу и плохой сон удалось. Надолго ли?..
На следующий день Бернард с утра пересёкся с Чилтоном, который учтиво попросил его завесить зеркало, назвал имя и фамилию усопшего, но Бернард не знал этого человека, хоть и не отрицал, что тот мог когда-то приходить к нему в студию. В течение дня поступило несколько заказов на ретушь, пришло пару человек сделать фотографии на документы. Одна дама оказалась очень обеспокоена тем фактом, что ей не удалось посмотреться в зеркало и прихорошиться для фотографии. Она долго охала и ахала, и Бернард сказал, что она вполне может использовать карманное зеркальце. В конце концов, он сам придерживался этого ритуала уважения к покойным чисто формально. В общем, фотостудия продолжала работать в обычном режиме, а клиенты продолжали также посматривать в сторону Макхью-младшего, как бывало называл его Робин Ньюмен, с сомнением. Казалось, что в этом городе никогда ничего не поменяется, потому что не поменяются люди.
Тот парень так и не появился, видимо, решил всё-таки не связываться с фотографом «из похоронного бюро». Бернард запомнил его имя — Юэн Гибсон — хоть уже понимал, что в этом не было острой необходимости, ведь они вряд ли встретятся вновь. Как и остальных, тех немногих, кто пару раз приходил к нему в студию по поводу работы, его хватило всего на один день. С помощником или без, а дела не терпели отлагательств.
Следующий день Бернард решил посвятить наведению порядка в студии, в особенности его интересовало пересмотреть и избавиться от части хлама, покрывшегося пылью в ограждённой плексигласом и сеткой комнате. А то он уже начал забывать, что именно там лежало. Какие-то вещи принадлежали Чилтону, ведь помещение находилось в его собственности, поэтому стоило переговорить с ним на эту тему, конечно, когда Бернард разберётся и определится относительно чего заводить разговор. К тому же Виктор появлялся не всегда, что откладывало быстрое решение данного вопроса. Остальное привозил ему в своё время Ньюмен, доставая непонятно откуда. Всякие задние фоны для фотосессий, которые никто не хотел устраивать, в том числе и сам Бернард, старые штативы и студийные лампы, и ещё куча комплектующих и хлама, который Бернард привёз из дома, когда освобождал домашнюю лабораторию.
Выполнив часть заказов до обеда и обслужив нескольких клиентов, Бернард, наконец, собрался моральными силами, и с влажной тряпкой и мешками для мусора ступил на территорию ограждённой комнаты, которая даже днём тонула в полусумраке. Он включил напольный светильник, одна лампочка в котором перегорела, и вытер от пыли свободную часть стола, несколько раз чихнув при этом. Задача «навести здесь порядок» с первого взгляда казалась непосильной. Впрочем, Бернард и не надеялся управиться за один день.
Пустые и полупустые банки с истёкшим сроком годности из-под проявочных растворов отправились в старую пыльную коробку, которую тоже следовало давно выкинуть. «И как могло здесь скопиться столько хлама? — не переставал задаваться вопросом Бернард. — Будто разбираешь чердак или подвал. А ещё этот стул с отвалившейся спинкой и шатающейся ножкой, почему он ещё не на мусорке?»
Прижав к себе одной рукой коробку со склянками и флаконами, другой рукой взяв поломанный стул, Бернард начал спускаться по лестнице. Пары таких заходов до мусорного контейнера будет достаточно на сегодня. После обеда обычно редко кто приходил в студию, так что можно было переместиться в тёмную комнату и проявить фотографии с готовых плёнок. С горки пустых бутылок соскользнул один флакон и с грохотом запрыгал вниз по лестнице, упав прямо под ноги фигуре в тёмной одежде.
Человек наклонился, рука с мелькнувшим на ней кольцом потянулась к флакону.
— Привет, ждал меня? — спросил Юэн, широко улыбнувшись, и потряс пустой тарой.
Бернард остановился на лестнице, смотря на парня сверху вниз и гадая: он видит реального человека или воображение играет с ним злую шутку. Но парень не спешил растворяться в воздухе, подобно призраку или иллюзии. «Пришёл всё-таки. Хотя, — Бернард спустился на одну ступеньку, придерживая коробку, чтобы из неё больше ничего не вывалилось. — У него есть причина прийти».
— Знаешь, ты мог бы сделать вид, что хотя бы рад меня видеть, — пробурчал Юэн.
— Если ты пришёл по поводу той фотографии, то я ещё не проявил ту плёнку.
— Тем лучше. Я буду уверен, что ты не сможешь снять с неё копию или что-то вроде того.
Когда Бернард спустился вниз, встав напротив дверей грузового лифта, он заметил, что ранка на брови Юэна практически зажила, однако на скуле парня появилась новая ссадина. И на губе царапина, но уже с другой стороны.
— Я смотрю, у тебя такая традиция? — спросил Бернард, кивнув на его лицо. Юэн лишь вопросительно поднял бровь. — Чей стол ты протаранил в этот раз?
Словно только-только вспомнив о ссадине, парень похлопал себя по щеке.
— Ах, это, — он небрежно махнул рукой. — Да так, сцепился кое с кем. Знаешь ли, есть такие люди, которые любят досаждать другим, хотя те ничего им не сделали, — Юэн наигранно кашлянул и выхватил из рук фотографа поломанный стул. — Наводишь порядок, да? Давай помогу, я ведь вроде как теперь твой помощник, если твоё предложение ещё в силе.
— Признаться честно, — сказал Бернард, толкая железную входную дверь и придерживая её для идущего сзади парня, — я думал, что ты не придёшь.
— Думал, но ведь надеялся, что приду? — усмехнулся Юэн.
Оставив эту реплику без ответа, Бернард махнул свободной рукой, указывая направление, и они обогнули угол здания. Там, с торцевой стороны, у стены стоял большой мусорный бак.
Расправившись с хламом, Бернард отряхнул руки, а Юэн поднял голову и всмотрелся в набухшее влагой небо. В воздухе вновь ощущалось приближение дождя.
— Как думаешь, сегодня будет гроза?
— Не знаю. Если и так, не очень-то хочется снова оказаться без электричества, — ответил Бернард. Он был настолько уверен, что никто не решится стать его помощником, что сосредоточенно смотрел на парня, до конца не веря в то, что тот согласился на сотрудничество. Что бы его ни привело к этому решению, он стоял тут. «Это будет непривычно — видеть кого-то ещё в студии».
— Что-то хочешь спросить? — поймал его взгляд Юэн.
— Да. Для формальности: сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Ты работал где-то до этого?
— Подрабатывал только, — он пожал плечами. — То в клубе, то в баре, то в круглосуточном магазине. Подожди, я пропустил тот момент в трудовом договоре, где было что-то про опыт работы...
— Просто интересуюсь, — ответил Бернард и, заметив на своих штанах пыльное пятно, поспешил его отряхнуть.
«Скорее всего, надолго ты не задержишься, но, может, оно и к лучшему».
— У меня тоже есть несколько вопросов, если уж мы начали разговаривать об этом серьёзно, — сказал Юэн, на мгновение посмотрев куда-то вдаль. Бернард знал, что именно привлекло его внимание — там, среди деревьев, проступали очертания кладбищенской ограды. Старое кладбище Сент-Брина — ещё один маячок, по которому можно было найти студию Бернарда Макхью, и... по совместительству ещё одна причина, почему никто из заинтересовавшихся работой не задерживался здесь надолго. — Как я понял, тебе же нужен ассистент не на целый день, так ведь? Потому что иначе у меня не получится.
— Всё верно, мне не нужен человек на целый день. Плата за фактически отработанное время. Считай это той же подработкой. Но в основном мне не хватает рук на разных мероприятиях, вроде того, на котором мы с тобой побывали пару дней назад. Однако в студии тоже есть дела.
Юэн понимающе кивнул и, судя по задумчивому выражению лица, хотел спросить что-то ещё, но начавшийся мелкий дождь сбил его с мысли. Листья зашевелились от падающих капель, ветер стих. Парни переглянулись и вернулись в студию.
— Ладно, раз уж мы так хорошо начали, — сказал Бернард, повесив намокшую куртку на вешалку, — тогда продолжим разбираться.
— Ты имеешь в виду там? — спросил Юэн, кивнув в сторону отгороженной части комнаты. Из-за сгустившихся туч и начавшегося дождя, всё помещение студии погрузилось в полумрак, и света зажжённой напольной лампы не хватало.
— Да, а что? Боишься запачкаться? Могу выдать фартук.
— Не-ет, — неуверенно протянул парень в ответ.
Бернард прошёл мимо него и включил свет в общем зале.
— Так намного лучше, — прокомментировал Юэн и неосознанно посмотрел себе под ноги. — Подожди-ка... Мне теперь всей грязной работой заниматься? Полы тоже надо будет мыть?
— Одна из самых важных обязанностей, — усмехнулся Бернард. — Ассистент помогает владельцу во всём. Ты же не думал, что единственная работа в студии это делать фотографии? — он встал перед Юэном и посмотрел на него. — Ещё есть возможность отказаться.
«Сейчас он, скорчив недовольное лицо, скажет, что передумал. Я уже сталкивался с таким», — думал Бернард, испытывая при этом противоречивые чувства. Он не понимал, почему так жаждал услышать отказ Юэна, и одновременно с этим всё-таки хотел, чтобы кто-то время от времени ему помогал. Будто он хотел заставить себя ещё сильнее отдалиться от людей или просто где-то в глубине души не желал «делить» свою студию с кем-то ещё. Кто бы знал?
— Я уже согласился, было бы невежливо отказывать. Да и вряд ли этим можно напугать. Но я надеюсь, ты не будешь зверствовать и злоупотреблять своей властью, — пожав плечами, ответил Юэн и прошёл прямо к нагромождённым друг на друга пыльным коробкам.
Вместе они перебирали содержимое этих коробок, в которых оказались остатки стройматериалов и ненужных вещей, вроде старых-старых телефонов, проводов и прочего хлама. «Какой-то склад списанного оборудования и продукции». Юэн тоже не скрывал своего удивления. Казалось, весь этот процесс его даже веселил, словно он как маленький пробрался на чердак и разбирал изжившие себя вещи, которые никто не трогал лет десять-двадцать.
— Слушай, — сказал Бернард, сидя за столом и перебирая старые фотоаппараты, многие из которых были неработающими, — когда мы были в библиотеке, ты не заметил ничего странного?
— Дай-ка подумать, — нахмурившись, откликнулся Юэн. — Да, кое-что мне показалось странным.
Бернард даже отложил в сторону маленький сломанный фотоаппарат, который когда-то купил на какой-то блошиной ярмарке для коллекционирования, и, затаив дыхание, выжидающе посмотрел на парня.
— Усы.
— Усы?
— Усы у того писателя. Ты разве не заметил, что они с одной стороны у него были короче, чем с другой? Будто этот старик так и не научился бриться и правильно ухаживать за своей растительностью на лице.
«Усы? Серьёзно?» — Бернард выдохнул с разочарованием, хотя не смог скрыть улыбки.
— А ты наблюдательный, — заметил он, ощутив, как часть напряжения, вызванного воспоминанием о той бледной девочке среди стеллажей с книгами, испарилась. — Я не обратил внимания на то, что у писателя были усы разной длины, но поверю на слово. Может быть, ты заметил что-то ещё? Не связанное с усами.
— Ну, может быть, и не очень странное, но мне показалось, что я где-то видел ту девушку, с которой ты заигрывал.
— Ты о ком?
— Явно не о помощнице мэра, которая неправильно подобрала себе помаду, — фыркнул Юэн. — И на моих глазах ты мило общался только с одной девушкой, с той, которой ты ещё книгу писателя с кривыми усами отдал, «Золотой дождь» или как там.
Бернард не смог сдержать усмешки.
— Вообще-то, книга называлась «Смертоносный дождь».
— Да, именно так я и сказал, разве нет? — улыбнулся Юэн.
Бернард снова взял в руки сломанный фотоаппарат, осознавая, что улыбка не сходит с его лица. «С каких это пор меня забавляют такие дурацкие шутки?»
— И с той девушкой я не заигрывал.
— Да ладно, — театрально изумился Юэн. — А выглядело именно так. Она была готова прыгнуть тебе в объятия, если бы ты их распахнул для неё. Уверен, я где-то её видел вне библиотеки.
— Логично, мы всё-таки в одном городе живём, — произнёс Бернард, вставая со стула.
— Возможно, мы с ней где-то пересекались, — задумчиво сказал Юэн и, подхватив коробку с какими-то старыми бумагами, перетащил её ближе к выходу. — А с чего ты вдруг спросил про странности в библиотеке? Ты сам видел что-то странное? Призраков людей, которые шумели и не сдавали книги вовремя?
— Да нет, — отмахнулся Бернард и подошёл к стеллажу, — ничего особенного.
Потянув коробку на самой верхней полке на себя, он поднял в воздух пыль, от которой зашёлся долгим кашлем. Бернард уселся обратно на стул и, протерев коробку тряпкой, открыл её. Среди всякого барахла, которое приехало в студию прямиком из дома, вроде старых неудавшихся фотографий и блокнотов с помятыми обложками, Бернард нашёл ещё кое-что.
— Ух ты, симпатичная штуковина, — отозвался Юэн. — Ловец снов. Вроде бы как ловит кошмары. Хотя мне с трудом верится.
В руках Бернард действительно держал маленький ловец снов. Узор, украшенный потускневшими от времени бусинами, внутри круга был сделан не очень аккуратно, маленькие пушистые перышки посерели от пыли.
«Что он тут делает?» — едва ли не вслух спросил себя Бернард.
Это был его самый первый ловец снов, который он сделал ещё в детстве, не без помощи матери, но маленький Берни тогда очень старался. Амулет, который он сейчас держал в руке, не просто ловил кошмары, он хранил воспоминания о матери — добрые и светлые, но также и тёмные, болезненные. Бернард провёл по нитям пальцем и коснулся самой середины, ощутив, как его стремительно затягивает в самое пекло кошмара.
Сквозь резко напавшую темноту проступило светло-серое небо, и вьющиеся, словно сетка капилляров, на его фоне ветви засохших деревьев. Это был чёрно-белый сон, который часто приходил к Бернарду, ловко минуя ловушки из амулетов, развешанных по всему дому. На чёрных ветвях колыхались белые платья и сарафаны, словно кто-то развесил их на просушку под хмурым небом. У основания деревьев в сгустившихся тенях мелькали парные отблески — кровожадные глаза монстров, поджидающих лучшего момента для нападения. Одно из платьев раскачивалось иначе, тяжелее, как большой маятник в часах, которые должны вот-вот остановиться. Из-под подола выступали бледные ступни. Чуть выше на грудь с белыми пуговичками спадали длинные чёрные волосы, и толстая верёвка уходила вверх к самой крупной ветке. Кто-то или что-то больно схватило загипнотизированного раскачивающимся телом Бернарда за плечо.
Он взмахнул руками, отталкиваясь от монстров, которые мгновение назад смотрели на него из чащи голодными светящимися глазами, и вдруг снова вернулся в реальность, в фотостудию.
— Чёрт! — выругался он, когда заметил рядом с собой схватившегося за нос Юэна.
Парень выругался похлеще, отступил назад и посмотрел на Бернарда ошалевшими глазами. Сквозь его пальцы просачивалась кровь. Откинув в сторону ловец снов, Бернард схватил Юэна под локоть и быстрым шагом повел в тёмную комнату. Хлопнул по выключателю, чтобы зажечь свет и, подскочив к раковине, выкрутил краны. Продолжая придерживать кровоточащий нос, Юэн шатающейся походкой приблизился к раковине.
— Прости, — сказал Бернард, коснувшись его плеча, и побежал за аптечкой, оставив парня ненадолго одного.
«Как такое могло произойти?» — спросил он сам себя, выскакивая из проявочной, и краем глаза заметил несколько капель крови на полу. Вроде мелочь, а почему-то взгляд это уловил.
Вернувшись с аптечкой, он протянул Юэну два куска ваты. Тот, сунув их в каждую ноздрю, немного запрокинул голову и ещё раз вымыл руки.
— Ты как?
— Не знаю, — огрызнулся Юэн, не удостаивая Бернарда даже взглядом.
Бернард взял его за предплечье — парень не особо сопротивлялся, хотя поначалу хотел одернуть руку, — и, потянув, повёл из тёмной комнаты к своему рабочему столу, усадил в кресло. Максимально бережно, словно обращался с младшим братом, которого у него никогда не было.
— Это вышло случайно, — виновато сказал Бернард.
— Я уже понял, — чуть более успокоившимся тоном ответил Юэн.
— Прости.
Юэн пропустил извинение мимо ушей и вытащил одну ватку. Однако практически сразу кровь вновь потекла из носа. Коснувшись впадинки над губой и обнаружив на пальце красное пятнышко, он тяжко вздохнул и вернул ватку обратно. Бернард протянул ему салфетку.
— Ты даже не будешь меня фотографировать? — спросил Юэн, язвительно ухмыляясь.
— Извини, забыл. Момент упустил, — ответил Бернард, недовольным тоном показывая, что шутку он не оценил, и скрестил руки на груди, продолжая стоять перед развалившимся в кресле парнем. — Что произошло?
— Это я у тебя должен спросить. Ты взял эту побрякушку в руки и будто впал в транс, полностью игнорируя мои попытки до тебя докричаться.
Бернард почувствовал, как кровь отлила от щёк, он крепко сжал пальцами собственное плечо, с остервенением вспоминая давний кошмар, являвшийся ему после смерти матери чуть ли не каждый день на протяжении года.
— Когда я начал тебя трясти, ты заговорил таким жутким голосом что-то вроде: «оставь её в покое, не трогай её», что я уже собрался бежать за экзорцистом, однако в этот момент ты хорошенько мне врезал, — продолжал Юэн. — До сих пор этот противный хруст в ушах!
— Прости, — на выдохе произнёс Бернард, стараясь избегать смотреть в глаза парню, которого неумышленно покалечил. — Серьёзно, это вышло случайно.
За окном шёл дождь, уже не мелкий, но и ливнем его нельзя было назвать. Юэн хмуро смотрел на Бернарда снизу вверх и крутился в кресле из стороны в сторону.
— Мне кажется, твоя студия всячески меня отторгает. Пока что это лишь предположение, однако наклёвывается нездоровая тенденция. В первый день я очень близко познакомился с этим парнем, — сказал он и погладил стол. — Сегодня получил от тебя в нос. Два раза ещё можно считать совпадением. Но если будет третий — это уже закономерность. И я даже боюсь представить, что может случиться в следующий раз. Меня сразу отправят в местный морг? — он угрюмо усмехнулся.
— Не хотелось бы, — выдохнул Бернард, — ты ещё слишком мало на меня поработал.
Юэн улыбнулся и прихлопнул ладонью по столу.
— Так и знал! Никакого сочувствия! — драматично воскликнул он и, повернувшись на кресле к стене с фотографиями, внезапно помрачнел. — Кого ты имел ввиду, когда говорил в этом своём трансе: «не трогай её?». А? — спросил он тихо.
Бернард не помнил, чтобы вообще что-то говорил. Да и вся эта ситуация... казалось, он просто уснул наяву. Юэн в кресле развернулся к нему и, смотря прямо в глаза, спросил:
— Это правда, что твой отец убил твою мать?