Жертва для Арбориона

Внезапно я заметила движение. Шаман выхватил из-за пазухи кинжал и бросился с ним прямо на меня. 

Но тренировки не прошли даром. В одно мгновение я погасила пламя, что нас окружало и растворилась в ночи. Шаман полоснул ножом по воздуху, где секунду назад стояла я.

Теперь я наблюдала за ним из тени. Руки, сжимающие оружие, била мелкая дрожь. На глазах его выступали слёзы, а на губах застыла улыбка. Ненастоящая, больше похожая на оскал. Было ощущение, что я смотрю на восковую фигуру.

Руководствуясь порывом, я сделала шаг вперёд и тенью коснулась его спины – там, где должно было биться сердце. На меня вдруг нахлынули чужие эмоции, запахи, звуки... воспоминания?

Незнакомая местность. Очень много людей, похоже это был базар.

Я стояла в стороне будто бесплотный призрак, рядом с обветшалым домом. Меня никто не замечал и не видел. Тело было призрачным, прямо как в прошлый раз. 

Я осмотрелась и увидела его. Шаман. Я коснулась его души? И теперь, увижу то, что сокрыто?

Щуплый юноша пробивался меж лавок и людей. Он хотел прийти домой как можно раньше. Помочь отцу справиться по хозяйству.

 Плечи его были ссутулены, а взгляд упёрт в пол. Одет очень скудно – рубашка была порвана в нескольких местах. Он старался держать руки так, чтобы скрыть дыры –  прижимал их к животу. Я бы никогда не подумала, что этот скромный и неловкий паренек станет чудовищем.

Люди наперебой нахваливали свои товары, голоса сливались воедино, а от обилия запахов кружилась голова. Тут прочная шкура, и кожа, из которой можно сделать отменные сапоги. Там яйца и мясные продукты, а с этой стороны - ткани и платья различных фасонов, украшения и ещё много всего.

Близилась ярмарка и сегодня разные умельцы хотели набрать материалы для своих будущих трудов.

Тут парень заметил своих ровесников, руки его затряслись. Несколько юношей стояли в стороне и что-то громко обсуждали возле лавки резчика по дереву.

Парень резко сменил направление, чтобы не нарваться на них, и врезался в женщину, что несла ведро с молоком. Он упал, а молоко пролилось прямо на него. Теперь он выглядел еще хуже. Шум и возня привлекли внимание всех в округе.

Он неловко поднялся под причитания женщины.

– Что ж ты, милок, не смотришь куда бежишь! – она приблизилась, разглядывая его лицо.

– А, так это ты, гаденыш! Знаешь, что твой папаша...

Он опустил голову как можно ниже, собрался сбежать, но она схватила его за руку. Как раз в это время подошли те самые ребята.

– Ну, ладно вам, он просто спешил, не серчайте на него. – раздался спокойный голос самого крупного из них.

– Оставьте его нам, мы быстро его научим как надо общаться со взрослыми! Видимо, ему, как и его папке, не понять, что значит ценить чужой труд! – проверещал другой из той же компании.

Парень надолго запомнит эти голоса. Они будут преследовать его в кошмарах.

Женщина кивнула ребятам и подхватив ведра, пошла прочь. Пробубнила себе под нос, но юноша услышал:

– Надеюсь, они проучат это отродье. Сил моих больше нет. Зачем же такой скверный человек завел потомство?!

Той же ночью еле живой, на негнущихся ногах, избитый и замученный парень возвращался домой. На окраину деревни. На теле его не было живого места, из сломанного носа шла кровь. Еле добравшись, он открыл дверь и завалившись внутрь, прошептал:

– Отец, зачем же ты...

Разве дети повинны в грехах отцов? Должны ли расплачиваться своей кровью и слезами за то, что им не повезло родиться?

Матери он своей никогда не знал, а отец его был тем, кто частенько воровал у своих соседей. Будь то ценности, скот, вещи или овощи. В один момент это выяснилось, и с тех пор люди перестали доверять ему. Обходили стороной, иль того хуже – бранили. А со временем начали обвинять и в том, чего он вовсе не делал. Так отец с сыном стали прокаженными.

Не было места юноше нигде. И единственным спасением для него стало уединение в лесу. Там он находил покой, мог быть собой, не прятаться и не бояться. Но чем больше боли и одиночества он испытывал, тем сильнее росла в нем ненависть.

И вот однажды, рыдая и вытирая слезы руками, он сидел посреди алтаря и молил.

– Я прошу тебя, Бог Леса, отзовись мне! Я ненавижу их! Ненавижу всех! И папашу тоже! Это из-за него я страдаю!

Он припал головой к земле. Затем поднял её к небу, и закричал хриплым от рыданий голосом:

– Пусть они все сдохнут!

И он получил ответ. Слабый, невесомый. Словно кто-то прикоснулся к нему прямо из-под земли. Будто бы кто-то ответил: "Я слышу тебя, я помогу тебе".

Больше он не был один, и с тех пор он стал пропадать в лесу. День за днём, он общался с тем, кого считал богом.

И однажды, напитавшись его верой, существо предстало пред ним, приняв облик лесного бога.

Илвар думал, что общался с настоящим богом, но то был обман.

И поверив, юноша полностью посвятил себя учению и служению. Внимал словам и использовал полученные знания во благо – занялся целительством. Он не жалел себя, и со временем, жители деревни стали относиться к нему с меньшей осторожностью и большим доверием. Ныне он слыл человеком духовным и просвещенным. Тем, кто мог помочь.

Сначала существо давало ему мелкие поручения, лжебог не заставлял его марать руки. Но с каждым разом его требования становились всё жестче. Шаман и сам не заметил, как стал подкармливать его своей кровью, но и этого тому оказалось мало.

А когда Илвар отказался делать жертвоприношения – он пообещал ему то, чего у шамана никогда не было. Безоговорочную любовь людей.

И он заключил договор. Тот пообещал, что шаман никогда больше не будет слабым, никогда не будет один. И даровал ему ещё кое-что – силу, ведь тёмной сущности вовсе не нужны слабые слуги.

И обратился отчаянный человек в чудовище и стал управлять себе подобными – чудовищами. Так извратила его душу сделка и влияние лжебога.

И он стал слугой тёмной силы, беспрекословно выполняя даже самые жестокие приказы, ибо знал он цену за силу и готов был заплатить.

***

Я вернулась на поле битвы. Здесь всё было как раньше. Я шагнула сквозь полотно времени, пока в настоящем всё замерло. Но стоило мне моргнуть, как движение возобновилось вновь.

Шаман в растерянности оглянулся по сторонам, пытаясь найти меня.

Ветер уже полностью прогнал тучи, и одинокая луна приветствовала нас слабым свечением.

Чужая боль липким слоем осела на моё сердце. Я узнала о причине его ненависти. Но способно ли прошлое оправдать поступки человека в настоящем? Былое не изменить, но  здесь, в настоящем, у нас всегда есть выбор. И он его сделал. Он мог прекратить. Но не стал.

Я вышла из раздумий, когда увидела, как он становится на колени и прижимает лезвие к своему запястью.

Я мигом явилась на свет и подойдя к нему со спины сжала его руку, держащую нож, не давая ему нанести себе увечье. Если он собрался призвать тёмную силу, совершив последнее жертвоприношение – я должна его остановить.

Он издал тихий смешок.

– Попалась.

Он ударил меня затылком. Я почувствовала, как горячая струйка потекла из носа. Острая боль на время лишила меня концентрации, и я разжала пальцы. Шаман с неприсущей ему ловкостью поднялся на ноги и уже намеревался нанести колющий удар мне в сердце. 

Но в последний момент корни деревьев опутали его ноги, словно веревки, и потянули. Он свалился, а стебли продолжали сжиматься вокруг его икр.

От адских псов не осталось и следа. Природа успокаивалась.

Шаман с остервенением пытался ползти в мою сторону. Впивался ногтями в рыхлую землю, цеплялся своим ножом. Глаза его намокли, капилляры покраснели от невыплаканных слёз.

Лесной Бог в одно мгновение возник пред ним.

– Ты! Я просил твоей помощи! Я ждал тебя. Готов был служить тебе! Смысл моей жизни был связан с тобой! Но ты не отвечал на мои молитвы. Почему? – шаман истошно закричал, исподлобья глядя на Бога.

Тут же корни распались, отпустили шамана из своей хватки. Арборион направил на него свой взор.

– Сердце твоё было преисполнено ненавистью и просило лишь о мести и ни о чём другом. Ты обращался не ко мне. И получил лишь то, что желал.

Илвар рассмеялся и смех его был таким громким и неестественным – нечеловеческим. Он окончательно сошел с ума.

– Это жестоко.

– Твоя жизнь оборвётся сейчас. – Лесной Бог лишь шевельнул пальцами.

Но тут шаман обратился ко мне, схватившись за меня как за последнюю соломинку:

– Хочешь узнать, что стало с твоими родителями? – он снова рассмеялся, ведь у него остался козырь в рукаве.

– Если ты, конечно, ещё человек... ещё чувствуешь. Ты можешь стать похожей на меня, мы не такие уж и разные. Это уже сидит в тебе.

В этот момент меня не волновало то, кем я стала. Но его слова о родителях задели за живое. Мама...папа. Сколько времени бы не прошло, эта рана не заживет, я всегда буду скучать. Я сделала глубокий вдох, и возвышаясь над ним, холодно кивнула головой. Лицо его приобрело не свойственное ему умиротворение и он заговорил так, словно рассказывал сказку:

– Тогда слу-ушай. Твоя мать. Она была очень доброй. Единственной, кто помогал мне, когда я был слаб. Когда многие отвернулись от меня, она поддерживала меня и разделяла мою веру в... Лесного Бога, хоть и делала это иначе. 

– Я любил её.

Привкус отвращения появился на моём языке.

– Когда я в очередной раз сбежал и сидел в своём тихом уголке в лесу – она нашла меня, обняла и сказала то, что до сих пор остаётся в моей памяти: "Дети не виноваты в грехах отцов". 

– Она открыла мне истину. Меня клеймили за то, что я не делал. И я возненавидел род людской. Всех, кроме неё. Но и она...

Да, это было так похоже на неё. Он не врёт. 

Я внимательно слушала, сжимая одежду между пальцев рук.

– Её отзывчивость, участие и сочувствие к совершенно чужому человеку – восхитили и поразили меня. Я начал влюбляться, в то время, как для неё – это было не более, чем дружба. А затем я увидел её чувства к другому и... отпустил. Решил, что она достойна быть счастливой.

Он поник. А затем внезапно дернулся ко мне и безумие отразилось в его глазах:

– Но нет! Она должна была стать моей! 

Снова успокоившись, продолжил:

– Шли годы. У неё родились дочери. Контракт. Он требовал исполнить. И ему нужны были КОНКРЕТНЫЕ жизни. Я не мог противостоять ему...

Всё внутри похолодело. Неужели он...?

Безумие снова появилось на его лице:

– Ммм... И я подумал, что это могла бы быть отличная возможность отомстить за боль, что она причинила мне, – он улыбнулся, оголив ряд гнилых зубов.

Тьма во мне зашевелилась, закопошилась, готовая вырваться наружу.

И он заговорил быстро, с придыханием:

– И тогда...я сказал им , что бог..-ха-ха-ха. Что сам бог хочет благословить их. Что их любовь столь сильна, что сам бог...ха-ха-ха...восхитился ими. И знаешь что? – он приблизил своё мерзкое лицо ко мне, – Она поверила! И доверилась – повела мужа на смерть! Она верила мне!

Его радовала наивность моей матери или её вера в лучшее в нём?!

Всё тело дрожало. Я старалась сдерживаться до того момента, пока она не расскажет всё.

– Я завёл их в чащу и перерезал горло сначала ему, а потом и ей. Такие беспечные. Они даже ничего не заподозрили. 

– Хи. Ты бы слышала, как хрипели, кровь булькала в их глотках! Моему хозяину понравилась их предсмертная песнь. Я наполнил кружку их кровью и выпил.

– Аха-ха-ха. Я сделал всё, как он хотел.

Я вытянула руку и направила чёрную энергию ему на шею. Петля стала медленно затягиваться.

Чёрная жидкость поползла по моим венам. Духовное становилось материальным. Я не видела ничего, кроме шамана.

Убить! Убить. Надо его убить, – эхом раздавалось в моей голове.

УбитьубитьубитьУБИТЬ!

Он задыхался, хватая ртом воздух. Я чувствовала, как его горло хрустит под моим напором. Но вдруг он рассмеялся:

– Тогда чем ты отличаешься от меня? Я вижу в тебе страсть к убийству. Твое отчаянное...ха!...желание. Ты наслаждаешься моей болью.

Может он прав? Сомнение. Неужели я могу так просто делать такое? Неужели человечность напрочь покинула меня, и я с легкостью могу лишить жизни? 

Лесной Бог взял меня за руку, словно направляя энергию.

– Не слушай речи того, чей язык испачкан во лжи. Ты другая, Элейн. Ты вершишь правосудие именем Арбориона Справедливого.

Слёзы стекали по моим щекам, но я не обращала внимание.

Он лишил меня всего. Он не заслуживает жить. Убил моих родителей! Самых дорогих мне людей. И получал удовольствие от насилия. 

Сломал мне жизнь. Он ведь сам когда-то страдал от рук других людей, сам когда-то был изгоем. Но не испытывал жалости и сострадания ко мне, когда резал и слышал мои крики. Он наслаждался этим. 

– Позволь мне сделать это самой. – мысленно я обратилась к Арбориону.

– Я должна. Сама.

Лесной бог лишь отпустил меня и сделал шаг назад. Я ощущала его немую поддержку, и в этот момент почувствовала себя самой сильной на свете.

Собаке собачья смерть.

Я услышала хруст его гортани и бульканье. Сломанная шея завалилась набок. Он всё ещё дёргался. И я не собиралась облегчать его страдания.

Некоторые говорят, что если ты убьешь убийцу – то количество убийц в мире не изменится. Может быть и так, но количество убийств точно сократится. Ведь если ты оставишь его живым – он продолжит свое дело. 

И еще, правда в том, что пока человек не испытает на себе то, на что обрекал других, он не поймёт. А иногда, и понимание это, вовсе не нужно. Нужно лишь уничтожить источник боли.

Тем временем.

Роб молчаливо наблюдал, спрятавшись за деревом. Ему стало всё труднее сдерживать свою настоящую сущность. Вены на его лице окрасились в фиолетовый, губы посинели. Царапины, оставленные вороном, не заживали – они гнили. Он больше не мог их скрывать.

 Низким голосом он скучающе произнёс:

– Эх, я так долго тебя взращивал, Илвар. Та-ак надеялся... а ты оказался слабаком. Но кое-что интересное все же произошло. 

Он сверлил взглядом свою бывшую подругу. 

– Однако, придётся мне ещё подождать.

– Это тело...такое неудачное. Надо бы его сменить.

Роб исчез за мгновение, как Арборион повернул голову в его сторону.