Круговорт
От прочитанных слов мне стало трудно дышать.
Будто воздуха стало меньше, будто он
застыл в горле.
Сердце стучало слишком громко — не в груди, а прямо в ушах. Что-то было не так.
Это письмо... оно не было поздравлением.
Оно ощущалось прощанием.
Будто Данила... знал.
Словно он уходил, оставляя за собой шёпот вместо слов.
Словно он готовился... оставить меня.
Я не могла думать. Мысли гудели, как гул в разбитом радио.
Я опустила письмо на колени, прижалась лбом к ногам, обхватила себя руками, пытаясь собраться, удержаться, не распасться
Не получилось.
На мгновение мне захотелось забыть. Просто... вычеркнуть всё.
Представить, что я снова в том сне — на поле, где шелестит трава, где пахнет как после дождя, где никого нет.
Ни письма.
Ни Данилы.
Ни матери.
Только я.
И ветер.
И небо.
Я позволила себе утонуть в этом образе, будто он действительно защищал.
В этом сне не было боли.
Не было тревоги.
Только лёгкость.
И тишина.
Я знала, что бегу. Что прячусь. Что я слабая.
Но мне было всё равно.
Глаза слипались от усталости и
надвигающегося сна.
Тело оседало, как вода в чашке.
И вскоре я уснула — прямо на скамейке,
в пустом, безмолвном парке, под светом фонаря, что моргал где-то рядом
На этот раз — ни снов, ни кошмаров. Только убаюкивающая тишина... и влага на щеке.
Я что, плачу?..
Нет. Это не слёзы. Просто капли. Всё больше и больше.
Моя одежда уже промокла.
Дождь начинался.
Я резко встала со скамейки.
Он усиливался — а я совсем забыла, что обещали ливень до самого утра.
Письмо начало размокать. Чернила
расплывались, будто исчезали вместе с ним .
Я аккуратно вложила его обратно в коробку, рядом с оберегом, и прижала к себе под свитер — как драгоценность, как память.
На часах — 2:29.
Транспорт, разумеется, не ходит.
Дом далеко. Пешком — не дойти и не остаться сухой.
Я запаниковала. Не знала, куда идти.
Но одно было ясно: нужно найти укрытие от дождя.
Пока я думала, волосы промокли насквозь, а ветер пробирался под свитер, заставляя вздрагивать.
Я побежала к ближайшей остановке, шлёпая по лужам, которых стало слишком много, чтобы обходить
Я дрожала на автобусной остановке. Мокрая одежда не грела, а ветер казался ледяным.
Я точно заболею. Но мне нельзя — ни болеть, ни срываться.
Близнецы правы: пора возвращаться в школу, на подработку. В норму.
Я сжалась в комок, будто это могло защитить меня — от холода, от мыслей, от слабости.
В голове всплыло тёплое — квартира Данилы. Стены, в которых было безопасно.
На секунду мелькнула мысль: вернуться
к Андрею Сергеевичу.
Но я сразу отбросила её. Он вряд ли
откроет мне дверь.
На улице не было ни души. Потому шаги прозвучали особенно резко.
Кто-то приближался — быстро, широким шагом, будто спешил... но не бежал.
В голове стучало: в такое время никто не ходит просто так.
Я сжалась.
Будто хотела исчезнуть, стать частью скамейки.
— от лица незнакомца:
Моё дыхание сбивалось, и с каждой секундой становилось всё прерывистее. Холодный воздух обжигал лёгкие — я давно должен был привыкнуть к этому,
но не привык.
Я опаздывал. Сердце билось в темпе шагов, которые звучали глухо на пустом тротуаре.
Но, проходя мимо автобусной остановки, резко сбавил шаг.
Я
Что-то — или кто-то — зацепил взгляд.
На скамейке сидела девочка. Подросток.
Совсем одна. В красном свитере,
насквозь промокшая. Колени поджаты, волосы мокрые, глаза испуганные. Она была не просто не на своём месте.
Она была - чужая для этого мира.
И почему-то это ощущение... не отпустило.
Я медленно приблизился. Она не двинулась — но видно было, как её лицо будто сражается само с собой: бежать или остаться?
— Что ты тут забыла посреди ночи? — спросил я с интонацией, в которой неожиданно для себя самого услышал что-то отцовское.
Она не ответила. Только чуть плотнее сжалась, прижав к груди что-то - коробку?
Молчание затянулось.
Интерес сменился тревогой.
У неё был тот самый взгляд. Такой, каким смотрел он, за два дня до...
Я не мог просто пройти мимо.