Ежевика Её Светлости

И не зря двинула! Из стен с обеих сторон проступили белые руки, человеческие, точно в перчатках, обтянутые все тем же бархатом, и принялись ее оглаживать, ощупывать, подергивать за волосы. Ежевика напряглась, продвигаясь небольшими шажочками, и по пути все шире да шире ноги переставляя. И чем скорее она шла, тем злее и настойчивее становились те руки - вот уже вцепляются в плащ, в глаза тычутся пальцами растопыренными, дерут за упавшие из косы волосы, щиплются,точно чертовы гуси! «Ох, как бы ножик мой не утягали!!» - испугалась Ежевика, поболе, чем за шкурку свою. А и ту уже так и дерут, норовят и одежду сорвать, и кожи клочок выдернуть!
- Да что ж вы, проклятые, отцепитесь! - прошипела девочка и одна рука тут же в рот ей залезла, ухватила за нижнюю губу. Ежевика обозлилась, и почти уже цапнула мерзкие пальцы, но сдержалась каким-то чудом, отчего-то знала - нельзя! А надо быть тихою, и лучше вообще не дышать, и выкрутиться так, чтоб не взбесились эти ручищи жестокие и мягонькие, и не пораздербанили ее на клочки! Ее ведь никто не придет, как она ту сову, собирать и зашивать! А сова снова прокричала издалека, тревожная и испуганная, точно просила ее - поторопись, пожалуйста, моя матушка, пока поздно не сделалось! Ежевика терпела и боялась шумно вздохнуть от боли, так ее защипали всю, задергали! «Только плащик мой мне оставьте, только плащ!» - взмолилась она, осторожно из скрюченных пальцев вещичку свою любимую выдергивая. А руки все шевелились по разному - кто вцепился, словно крючки и не поддается, кто перебирает мехову опушку, кто оглаживает ей лицо, кто тычет в бок, а кто и залез под рубашку и по яблоку шлепает — дзынннь!

Путают, кружат, теребят, шлепают, дергают, ударяют... Ежевика уже сама не своя, и сова всекричит, все тревожит - а вдруг, с ней беда?! И конца-края коридору этому из рук не видать, и вообще ничего не видать, глаза открывать жутко - сразу тыркнуть норовят, поганые! Да какого вонючего свиного хвоста вам вообще от меня надо?! Дайте я просто уйду уже, ну чего вы прицепились-то?! А больно-то как, уууу, лучше б что-то одно - или били, или щипали, или за волосы дергали, но не все же единым скопом-то!!!

«Монетка! Монетка же!» - вспомнила вдруг девочка, когда совсем уж невыносимо стало, замурыжили до полусмерти! Она дернулась раз, другой, пытаясь до монетки достать, да только шибче запуталась в руках, точно корни живых деревьев оплели. Сова уже верещала так, точно с нее перья дерут клочками! «Отец, ну что же ты снова вдругорядь-то бросил меня?!» - закричала Ежевика так отчаянно, что полчища рук задрожали и на миг отпустили ее. Она рванула плащик к себе, торопливо смяла в комок, и прижала к себе - не отдам, не отдам! Помирай-пропадай, а со своим родненьким плащиком! А ручищи в недоумении зависли, пошевеливают пальцами и будто не могут решить, чего дальше, и похоже что вот-вот решат - а пора тебя, девка, разорвать на осклизлые полосы, и нечего тут! Ежевика замерла, то ли дернуть стрекача? А успею ли? И вдруг, глаз ее огромный от страха, зацепил слабенький блеск. Она к блеску глаза опустила, и видит - держит рука одна ее монетку!! Уж как она метнулась к ней, чуть плащ не выронила, и выхватила с такой скоростью монету, что сама себе поразилась! Ну и прыть! Сроду такого не было! Руки, все сорок сороков, взметнулись,точно твоя трава на ветру, и Ежевика уж не медля ни крошки-секундочки, швырнулату монету в белую темноту. И тотчас же каждая рука к другой потянулась, и сложилась, точно в молитве. Проходи,мол, госпожа-повелительница, не тронем мы тебя! Ежевика тревожно вытянулась, вперед всмотрелась - где моя совка?! Ивот она, миленькая, доченька моя, хорошая- мчится беленькой стрелой, только единое черное перышко мельтешит. В клювике его несет, видать, выдернули, проклятые сволочи в бархате! Ежевика побежала навстречу птичке свой родненькой, руки плащ на ходу на плечи накинула, и подхватила на вытянутую руку совушку.Укутала ее плащом, и поскорее побежала через жуткий коридор молитвенно сложенных рук. Запуталась в плаще, чуть не рухнула, да подхватили ее руки услужливо. Она уже забрыкалась, драться изготовилась - не отдам, не отдам вам ничего, гады ползучие!! Но руки ее бережно выровняли, и отпустили. Да еще показали - пожалуйте, мол, Ваша Светлость, Княжна Темная! Княжна только злобно на руки те, услужливо развернутые, сплюнула, и ухмыльнувшись от проделки такой, помчалась вперед,только пятки гулко ударяют по полу.

Вот уже и свет показался вдалеке!
- Ну, еще чуток, еще пару шажочков! - шепчет Ежевика совушке своей, а волосы по лицу бьют, и к влажным губам прилепляются. Смахнуть бы их, да ладно, потом! Вот добегут они с совушкой, вот выберутся из матушки-Преисподней, а там уж... Ну, еще прыжок, еще два, моя милая, скоро, скоро уже! - бормочет Ежевика, и бежит, бежит. Да чего-то никак не выбежит! Прохладный сквознячок забрался прямо ей в нутро - а чего-то долго-то бежим?.. Видать тот свет на выходе, рукой уже подать, да не подается! Совка под плащем ворочается, Ежевика сопит на ходу. Устала, как черт, ослабла. Остановиться бы, продохнуть. Да нельзя, чувствует девочка - никак нельзя! Только встань — как случится что-то страшное... И куда бы уж страшнее-то? Но знает она — это еще самые вершки, макушечки! А корешки, они глубоконько тянутся, туда, куда лучше и не спрашивать. Хуже, чем смерть. Больнее, чем боль. Не для такой, как она, мелкой плашечки, те глубины. В них только тогда, когда не станет в тебе ничего человеческого, заглянуть можно. А сейчас - беги, Княжна Ежевика, беги!

Да только, что это? Белый клубок ей прямо под ноги выкатился. Размотался почти весь, и ниточка из него свободным концом торчит. Девчонка обрадовалась ему, дурной радостью, будто взмаху повелительной руки - ну, остановиться пора, стало быть, хоть слюну сглотнуть, вязкую. Во рту все перевысохло, мочи нет! «И с чего я решила, что хорошая затея - тут встать, да за нитку... ухватиться?» - подумать не успела, а уже согнулась пополам и за кончик нитки белой тянет. Шерстяная, мягкая... чутка колется. Нитка натянулась у девочки в руках, и сова тревожно заворочалась, когтями по рубашке царапая, выпусти, мол! Ежевика полезла рукой под плащ, совушку успокоить, но не успела. На том конце нитка натянулась, задрожала, и не в силах ждать, какая еще вычурная дрянь там тормошится, Ежевика шагнула вперед. Нитка другим концом исчезала в огромном белом клубище, белой шерсти. «Это что ж за пряхи такое творят?»- изумленно подумала девочка и в тот же миг нитка в ее руках опала, а нитяной шар напротив нее рассыпался, шевелясь и перебирая тьмой-тьмущей крошечных лапок... точно только ее и ждали тут, к Ежевике бросились бархатными комья мималенькие белые пауки.

- Ах ты ж, дрянь ты какая! - заорала девочка, и крутанулась обратно... и увидела, что за спиной у нее нет ничего. Бежать некуда! А твари из бархата и колючек так и лезут по ногам, так и ползут в штаны и за рукава!! Сова, наконец, распуталась и вырвалась из клетки ее плаща, рубашку продрав, и взвилась, с хищным выкриком, и на пауков камнем бросилась! Ежевика, как мельница руками-ногами размахивая, крутилась на месте, а твари поганые жалили нещадно! Жалили, и... в прах обращались. Не сразу то Ежевика увидела, а как поняла, что хоть и больно жжет, а нет большого вреда ей, так и остановилась. Задрала рукав и решила перетерпеть, что за дела такие, понять. Вот залез один ей прямо на запястье, уселся, поганец, и зубья свои ядовитые как воткнет! Ежевика зубы стиснула, и глядит, дальше что? Тварь как кусанула, тут же и окочурилась.Свернулась, точно на раскаленный уголь попала, и рассыпалась, серым пеплом. И все его соплеменнички тем же манером, схлопнулись. Да мало того, и те, что лезли за первыми, наползали на дохлых товарищей, и тоже сворачивались! А сова металась над шевелящимся полотном, то и дело выхватывая одного-другого паука, и глотала их, дрожа и прижмуриваясь. Только что не хрюкала от удовольствия! Ежевика остановилась, в круге из бело-серого пепла. Мерзопакостные твари перелезть эту черту уже не могли.
- Вас бы на службу папашке моей, Абеларду Проклятому, - усмехнулась Ежевика, стряхивая скрюченные комочки серого пепла с себя. - Уж он бы вам нашел службишку, в прислуги палачам!

Пальцы ее запутались в прорехах на груди... Иэх, как жалко рубашечку! И чего я не Вороника — отхлебнула кровцы, и готовенько, ничего-то тебе штопать не надобно! Все само зарастет. «А ведь это ей спасибо, что кровь свою ядовитую в меня влила! Это ведь потому пауки, как куснут, так и дохнут!» - радостным изумлением поняла Ежевика. Сова уселась ей на плечо, тяжеленькая от сожранного пиршества. Девочка погладила ее по гладкой головушке, и еще разок Воронике в догонку «спасибо» отправила. Если б не ты, вероломная дрянь, меня б сожрали уже мохнатые пауки!

- Украла ты у меня Ворона, а жизнь спасла, как же это так происходит на свете, а? Чтож оно, моя жизнь поважнее какого-то оборотня будет, а? - проговорила себе Ежевика, и перешагнула кольцо из пепла паучьего. Осторожно, медленно пошла в белую тьму, и сгоревшие трупики адских тварюшек под ее сапогами похрустывали. Будто кто костей свиных пожег основательно, и за каким-то чертом, дорогу ей теми горелками выложил. Хрусть - один шажок, хрусть - другой... Хрусть! А третьего шага-то не было. Замерла Ежевика, и сова на плече ее замерла, махонькую голову вытянула. Слушает Ежевика, уши как у лисы, на макушке торчком! Вроде, ничего. Вроде, показалось... Шагнула еще, и «хрусть» под ее ногой удвоился, точно кто повторил. Нет, не ошиблась она, какая-то новая дрянь шевелится там, совсем близко. Потянулась она тихонечко за ножом, хотела смолчать, да выкрикнула:
- Кто там? - прикусила язык, дыхание задержала. Тишина впереди елозила по полу, точно свинья на живот легла и почесывается. «О, Отец, да за что?..» - бессильно всхлипнула Ежевика, и тут же зашевелилась тишина, и вывалилась прямо перед ней несуразная туша, белая и бархатная, до тошноты. Ежевика отшатнулась, и нож выронила, как увидала, что глядит на нее. Мать. Мамашка ее родная, уставилась осоловелыми, красными глазками, потрясывает головой, как всегда в дымы пьяная. А голова та торчит из тела паука, точно как и те мелкие букахи, но высотой с королевскую лошадь. Стоит Ежевика, не живая, не мертвая, оторвать взгляда от мерзостной тварин не в силах. А мамашья голова рот слюнявый разинула, и прохрипела:
- А что же ты, доченька, мамочку не прижмешь к сердчишку заячьу? - и облизнулась, а зубищи, как у пса охотничьего! Ощерилась мамка, и добавила: - Кровинушка ты моя родная, так бы всю тебя и замусолила, зацеловала! - клацнула пастью, и двинулась к девочке. Ежевика даже не шелохнулась, как в паутине липкой. Шуршит жирное пузо паучье по полу, бархат об бархат трется, лапы как бревна волосатые, подносят мамашину рожу прямо ей в лицо. Уже зловонное дыхание коснулось девочки, а она обмерла, и ни в какую, не слышит ее ни тело, ни душа! Высунула мамка язычище черный, гнилой, и тянет лизнуть «кровиночку», а у той уже и сердце остановилось... Как вдруг, сова встрепенулась, точно до того спала, и клюнула паучиху прямо в глаз! Та заорала свирепо, вскинулась на задние ноги, как белая живая гора, и с ревом: «Убьюююю!!!» - повалилась вниз. Ежевика вскинула слабые руки, голову прикрыть, и тут сова сдернула когтями плащ с ее плеч, и вметнулась к потолку! Оттуда она швырнула тяжелое алое полотно на морду мамоньке, и пока та брыкалась, со скрежетом и воем выпутываясь, совка дернулась в сторону, и когтями подрала стену белую, бархатную. Разошлась прореха, поползла вниз, и Ежевике будто воздуха влили в грудь! Подскочила она к прорехе в стене, и ножом полоснула до полу, разодрала себе путь! Всунулась в дыру, и обернулась на миг - эх, как жаль-то плаща! - и выскочила вон, сама не понимая, куда, да только бы не здесь погибать!

Белая тьма сменилась на черную. Ежевика обернулась - прореха сошлась, как ножом по молоку провели.Чтож, с этой бедой расклепались, хотела было сказать девочка, но сова с размаху влетела ей в грудь, прямо между двух клочков разорванной рубашки. Ежевика закашлялась, крепко зажмурилась, подождала, пока сова повозится, и утихомирится в своем грудном гнезде, а когда дождалась, помотала головой и открыла глаза. Вокруг нее черные, изможденные великаны тянули костлявые ручищи в морозным-иссинее небо, немощно жалобясь - да что ж это такое, когда оно все кончится?! Деревья! Фух, в лесу я, стало быть! Эх, знать бы, как во имя Сатаны крестятся, перекристилась бы на радостях!Улыбаясь, как полоумная, Ежевика шагнула в траву... и радости у нее поубавилось.Не то как-то... трава не хрустит, подмороженная. Воздух в грудь не идет, будто пыльный чтоли, как в чулане. И грудь, не мерзнет же, на холод стылый глядит сквозь рванину, а ничего... небольно, не свежо! Сглотну в противный комок в горле, княжна темная протянула руку к близкому дереву, и одними кончиками пальцев чуть погладила. И тут же отдернула.Кора была не кора, а кожа. Телячья, в нежной шерсти, и даже подпушек зимний мягкий есть. «Да твою же растреклятую...» - ахнула девочка, и зачем-то понюхала ладонь. Так и есть, даже запах тот, коровушный. Да не может же быть коровьих дерев?! Пусть бы даже в Преисподней! - закричала она без слов, чтоб голос тот услышал и ответил, не одна бы она тут осталась! Но голос промолчал. Не было его нигде. «Так это оно и есть, что хуже смерти!» - подсказала сама себе Ежевика, и дурнота наполнила ей рот, зазвенела в ушах... Все могла снести она - и яблоко в живот наживую, и озеро из огня, и даже мать-паучиху, но вот это вот... корово дерево!Трясущимися руками она выпутала нож, чирканула по пальцам, ойкнула, но неостановилась, а подкралась к дереву, будто то убежит (а вот бы хорошо, чтоб поубегали они тут все, лучше пустота черным-черна, чем это вот все!), и кончиком острым провела по коже-коре. Липкая дрянь потекла послушно вслед за лезвием. Ежевика коснулась ее, и потерла между пальцами. Точно холодным огнем расплавленное стекло смешалось с ее собственной кровью. Она понюхала жижицу, и высунула язык, лизнуть.
- Ну-ка брось, - спокойно проговорил... Ворон! Ежевика подпрыгнула и крутанулась на носках. Никого рядом не было. Уже чуть не решила - показалось, но среди деревьев блеснул огонь. Она дернулась было туда, но сама себя за руку схватила - э, нет, она уже хорошенько научена, благодарствуйте покорно! Вдруг, не Ворон это, а снова какой-нибудь черт, тело собаки, голова ядовитой змеи!
- Да я это, даже и не сомневайся, Дура-Госпожа моя! - с усмешкой крикнул ей Ворон, и она тот час понеслась к нем, и сова, сидючи на сердце у нее, подпрыгивала как на качелях - так колотилось оно! «Он это, он! Не спутаю его никогда, ни с одним...» - а с кем, и додумать не успела, уже на полянку выскочила. А там — он!! Голову повернул, о скулы острые порезаться можно, и огонь в черным-черных глазах отразился. А монетка... дзынннь! Ежевика чуть не бросилась на него, то ли с кулаками - где же ты был, как же посмел так со мной? А то ли с поцелуями, сама не поняла еще.
- Садись, покушаем! - кивнул ей оборотень, и повернулся к огню. Ежевика оторопела - и все? Так-то ты Княжну Темную встречаешь?! Но обида, она потом, после еды идет. Покушать-то, никогда б не лишнее... Она перевела глаза на некрупную тушку, что жарилась на костре... и отпрянула. Тушка-то ее собственная! «Почем я знаю, почем я знаю, а?!» - запричитала сама себе девочка, но понимала ясно - она это, сама там и жарится. Вот и волосы ее белые, сплетенные, как Катэрина показывала. И локти-колени торчат.
- Так волосы же гореть должны?.. - растерянно промямлила Ежевика.
- Ну, мало ли кто кому чего там должен, - проворчал в ответ Ворон. - А подай-ка, госпожа моя, нож! Свой я посеял, глядишь, на будущий годок взойдет где-то, да урожай даст! - хрипло рассмеялся оборотень, и поглядел прямо оторопелой Ежевике в глаза. И был он при том сам на себя не похож. Вот вроде только что похож был, а уже и нет. Он глядит, она молчит и не шевелится. Вздохнул Ворон, головой покачал, протянул когтистую ладонь и сам ножичек из-за пояса у нее вынул. Она аж вздрогнула - до того ледяной оказалась его рука! Тут вдруг поняла она, что едва ль не полуголая стоит тут, перед ним, перед мужчиной! «Опасно это, нельзя так, нельзя, срочно спрячь, чего там у тебя есть...» - завопили мыслишки и заметались, пихая друг дружку, и наползая одна на другую, как оглашенные. «Да я же в Аду, наплевать!» - ощетинилась в ответ Ежевика, и глядела, как Ворон ее ножом ее же тушке бок режет.
- Ты умер? - спросила она, зачем-то.
- Неа, - ответил он просто и коротенько. Срезал ломоть, и ей подал. Она охнула, и ухватилась за бок, прижимая боль.
- Ах, ты ж... - изумленно выдохнула девочка, чувствуя, как липкий огонь сквозь пальцы потек. - Кровь-то...
Голосок ее охрип, и скребся в горле, как песок.
- Да не кровь это, - усмехнулся Ворон, и монетка снова — дзынннь! Ежевика подняла ладонь к глазам — и правда, белое чего-то, склеило пальцы. Сама не зная, зачем, она лизнула эту дрянь, и скривилась:
- Эт чего, молочай?! - подняла она безумные глаза на Ворона, а тот только расхохотался в ответ, громко, хрипло, от души, задрав голову к небу.
- Конечно, самое-то время ржать, как конь шибанутый, когда я тут... я тут... - задохнулась от гнева и обиды девочка. А что она тут? И сама не сказала бы, кто спроси!

А оборотень замолчал, так же резко, как и начал хохотать. Сжал губы, лицо его окаменело и стало ледяным, только что иней на скулах не выступил! Развернул он поджаренное тельце животом вверх, поднял нож. Глянул на Ежевику так, что она отдернулась, и перехватив нож острием вниз, точным движением вспорол ей живот. А дальше... дальше Ежевика глядела, и видела все ясно, и все-все чувствовала: как он подтянул рукав, чтоб не запачкать. И как руку когтистую запустил аккуратно в разрез. Вынул яблоко.
- Горячее! - смеется. Фыркает, шипит, с руки на руку перебрасывает - горячо, говорит, хорошо пропеклось! Да еще и повернулся к Ежевике, и протягивает потемневший, тускло изнутри мерцающий плод, одними когтями черными держит, и велит:
- Подуй! - не просит, велит!
- Ишь какой, господин Хер с Горы, сам дуй! - окрысилась Ежевика, и сплюнула белой, отвратительно горькой и едкой слюной молочая.
- Подуй, - мягко повторил оборотень, и поглядел ей в глаза так, что она поверила. Губы ее задрожали, и слезами подернулся Ворон сам, и монетка его, и яблоко в когтях... Она вдохнула, замерла. Готовилась, что плохого теперь произойдет. Да тянуть нечего... Подула. Яблоко зазвенело и раскололось, а у Ежевики будто череп на кусочки рассыпался. Закричала она не своим голосом, а Ворон горько губы скривил, и сжал осколки проклятого плода в когтях, растер в прах и под ноги Ежевике высыпал. Да она уже не видела, не выдержала! Закатились глаза, подкосились ноги. Упала она, и на последних обьедках чувств, ощутила, как несет сова ее на спине, и какая сова та огромная, а сама Ежевика крошка-крошечкой...

Спину кололо, лежать было неприятно, до ломоты. Не открывая глаз, она попыталась сесть, но уткнулась во что-то живое и вонючее. Живое сопело и тыкалось ей в лицо носярой мокрой.«Собака!» - тускло подумала Ежевика и медленно, с неохотой открыла глаза. И тут же загородилась рукой, отдернувшись: на нее дышал, влажно и удушливо, медведь.«Здрасти вам, твою мать через забор!» - брякнула без слов девочка, со смесью изумления и ужаса. Чудо-юдо отступило чутка, и село на тяжелую задницу. «Батюшки,сова моя, сова где?» - испугалась Ежевика, куда почище, чем за себя! За себя-то чего, не жрет медведь - и хорошо, а вот птичка?! Да вот она, рядышком лежит, клювик приоткрыт, не дышит! Ох, матушки... Ежевика осторожно подняла питомицу, и прижала ее к груди. Теплое тельце коснулось голой кожи. Рубашка и правда жутко драная... Зато совушка дышит! Спит она, или без памяти. Но жива! Уф, слава тебе, Отец! Бережешь ты нас, непутевых! «Погоди-ка... а яблоко?!» - вскинулась девочка, и одной рукой прижимая к себе свою отчаянную птицу, другой задрала рубаху. Так и есть! Вон он, шрам, кривоватый, но будто старый уже, зажил весь. Это что же... нет больше яблока? Там оно, в коровьем лесу по-правде рассыпалось?
- Ну и дела... - прошептала Ежевика, и вдруг услышала:
- Якобина! Глянь-ка, медведь твой нашел чего-то!

Она крепче прижала к себе сову, и настороженно уставилась на... карлика. Маленький, хоть и взрослый человечек, в цветастом тряпье, глядел на нее с прищуром. Ежевика отметила, что вроде не злой, глядит по-доброму. Бородка светлая, на красивом когда-то лице, пока шрамом не испортил. «Во дела, у меня живот, у него вообще мордаха!» - хохотнула про себя девочка. Хотя хохотать не хотелось, но будто кто в бок тычет - давай, хихикай, карлик же! Всем надо, и ты давай! «Да не буду я ржать, сама решу, когда надо, когда нет!» - огрызнулась она, и поднялась на ноги. Не шибко она выше того карлика оказалась. Ежевика бросила взгляд ему за спину, и охнула, едва обратно не повалившись: на поляне пестрели пара фургонов, с нарисованными страшными и веселыми рожами, и полоскались цветные флажки на крышах.
- Ярмарка! - воскликнула девочка, а карлик рассмеялся, и кивнул:
- Она самая, моя госпожа! Только прикрылась бы ты, да пойдем со мной, голодная, небось?
- Да не... я... ну, так... - залепетала девочка, а сама уже, как дитятко доверчивое, за карликом идет.
- А меня Енот звать, - протянул ей маленькую руку человечек, и улыбнулся большим ртом, широко, отчего шрам его изогнулся причудливой молнией.
- А я Ежевика, - тихо ответила девочка. И вложила свою ладошку в руку карлика.