Ежевика Её Светлости

«Не спрашивай, не до того!!» - гневался голос. - «Веди ее домой, пока не поздно!»

- Ладно, по дороге спрошу, - пробормотала Ежевика, и изловчилась поднять голову. Перед ней стояла Вороника, и тянула к ней здоровенный лопух, свернутый кулечком, в котором сытно поблескивала какая-то жижа.
- Это что? - буркнула Ежевика.
- Это еда! - растянув рот до ушей, радостно ответила Вороника.
«Где взяла?» - хотела было потребовать Ежевика, но тот самый голос внутри нее ничего не сказал, а лишь возмущенно топнул, и она подчинилась.
- Держи тогда хорошенько, - кивнула она Воронике и придерживая живот, будто он может развалиться без того, наклонилась и сунулась в жижу. Уж конечно, это оказалась кровь. Еще теплая. Ежевика не без удовольствия втянула в себя соленую и пряную чью-то жизнь. Волны тошноты побежали по ее телу с кончиков пальцев ног и до макушки, но она их не держала и пропускала через всю себя беспрепятственно. Что бы там ее тельце ушибленное о том не возомнило, а это еда, и еда сытная! Нечего тут выпендриваться и тошнить! Годами она свиную кровь лакала, когда забойщики подавали или украсть удавалось, а тут вдруг хандрить?! Ну уж нетушки, жри, что дают, и делай, что Отец от тебя ждет!

Когда угощения Вороники осталось где-то с треть, Ежевика оторвалась от кулечка, и хотела был утереться рукавом, да вдруг жалко стало рубашечку, сестрицей Катэриной даренную, и без того уже издрысканную! И она шкодливо ткнулась Воронике в грудь, обтерла грязную, кровавую морду о ее шелковое изумрудное платьице. Та возмущенно взвизгнула, но орать не стала, а только захихикала, и отхлебнула из кулечка. А Ежевика снова поразилась, какие же богатства у женщин бывают, за так просто даденные! Мягкие да пухлые, и сравнить-то их не с чем!То-то мужики ручонками так и тянутся, не отвадить их ни чумой, ни войной!

Мертвячка, глядя на них пустыми, снежными глазами, хриплым карком захихикала, а Вороника облизнулась и протянула кулечек с остатками пищи ей:
- Хочешь?
Та довольно растянув растресканный рот, кивнула и потянулась к угощению. Но в Ежевике все так и вскинулось:
- Нет! - строго гавкнула она. Вороника и мертвец недоуменно на нее уставились, и заговорили одновременно обе-две:
- Почему? - наивно захлопала глазищами упырица.
- Ишь ты, госпожа выискалась! - ощерилась мертвая. Но обе отступили от Ежевики на шаг. А она вся, как тетива, готовая стрелу в полет пускать, натянулась. Новая, и такая родная, такая крепкая и долгожданная сила развернулась в ней! «Ну, здравствуй, Отец!» - улыбнулась она и потянулась, как ото сна, какой бывал с ней в жизни раза два, и то по случайности, когда князь Проклятый с войны затяжной вернулся, и свиней всех забили подчистую, до одной, к столу его ненасытного войска, будто побоище им мало мяса дало. А потом быстро стадо других свиней пригнали, обобрав крестьян как свирепый тать. Да таким он и был, господин Проклятый, то ли папаша ее, то ли черт с горы!
- Ну, пошли теперь! - кивнула Ежевика Той Инге. И принялась было искать вокруг, где она есть дорожка в Ад, но мертвячка вдруг окрысилась, отшатнулась и вся в комок подобралась:
- Не пойду, не пойду! - заголосила она так громко, как от нее Ежевика никак не ожидала.
- Че это, не пойдешь? - девчонка аж растерялась. - Тебе ж так положено, ты чего?
- А тебе положено на колу сидеть, как единокровки твои, или вон, куском дохлятины валяться, чтоб зверье мелкое тебя трепало на тряпки, когда тебя бы твоя упырячка высосала досуха, а ты по лесу бредешь и в ус не дуешь, я может, тоже так хочу!
- Не тебе решать, что хочешь, а что не по норову тебе! - строго отчитала ее Ежевика и протянула руку требовательно. Но Та Инга отпрыгнула и зашипела снова.
- Не пойду, сказала!
- «Да как так-то?!» - растерянно вытаращилась на нее Ежевика, но виду не показала, и требовательно проговорила:
- Отец велел тебе идти домой, и ты пойдешь!
«Ух ты, да я прямо как Катэрина!»- восхитилась она собой, и выпрямилась еще, носик точеный кверху, подражая стройной и горделивой стати сестрицы.
- Тебе велел, вот ты и иди! - забубнела, как беззубая бабка, мертвая Инга, и суетливо задергалась в сторону кустов. Ее бледное полупрозрачное тельце отчетливо светилось в темноте ранней и злой осенней ночи.
- Передавай там мое почтение, и всяческое уважение, а я не пожила еще, чтобы так уж и идти, не пойду я, пусть и похабная, а жизнь мне нужна, жизнь, понятно, а не смерть эта ваша вонючая! - развернулась она и закричала так отчаянно, что у Ежевики все в горький комок внутри сжалось. Она отступила было на шажочек, но жестко урезонила себя, остановившись, и вернулась, где стояла. Нельзя, нельзя нюни распустить! Тугой моток внутри нее развернулся и толкнул к несчастной мертвячке. Ежевика крепко ухватила своего кошмарного двойника за загривок, та завизжала и забрыкалась, но дочь Сатаны делала, что должна.
- Ори - не ори, а я долгом перед Преисподней повязана, и тебе своей участи не избежать!
- Да я уже через ад твой поганый прошла, и не раз, не два! - орала и захлебывалась злыми рыданиями Та Инга: - Тебе что вдоль, что поперек рассусоливать, как меня всю истрепали в мясо сырое, в клочки изорвали скоты поганые, ты сытая да в сапогах не поймешь ни в жисть, каково оно - с голодухи руки свои грызть, такие как ты на нашего брата, как на вонючего скота только и глядят!

Ежевика, сжав губы, тяжело дышала и волокла свою жертву по камням и веткам, изо всех сил стараясь удержаться, не свалиться под тяжестью проклятий мертвой дурочки. Сейчас ничего было не важно, ничего - только входа в Ад. Где же он, где? А ну, как, пропустишь, а его еще сорок сороков верст нет и не ищи? «Сколько это хоть - сорок сороков?» - думала Ежевика, дабы удержать себя в своей голове, не приняться отвечать на горестный, тягучий вой-жалобу Той Инги. «Как свинушку на забой ее тащу, как девицу в княжеский застенок... видать, тем же макаром священники ведьм живьем жгут - Отец велел, надо, и нечего тут балясы точить!!»

- Отпусти меня, отпустииии, добрая госпожа, я тебя вовек не забуду, умчусь в темный лес, в землю закопаюсь, богом клянусь смирно лежать, умоляю, только отпусти, христом богом тебя молююююю....

Ежевика резко встала, как в стеклянную стену врезалась. Рванула к себе за жидкие волосенки девчонку, и прошипела в кривое от жалоб грязное личико:
- Заткнись ты!!! Еще хоть слово о боге ли, о черте - разотру тебя в порошок, поняла меня?!

Откуда-то она знала, что и это она с мертвецами вытворять одарена. Рассыпать то, что осталось от их земного бытия прахом пустым и пускать по ветру, в страшное, запредельное Никуда. И Нигде это пострашнее всякого Ада и Небес! Видать, знала то и Та Инга, потому что закивала, как могла, подмятая и скрюченная железными рученками Ежевики.
- Пойдешь, куда велено, и ни гугу мне больше! - сказала, как выплюнула, Ежевика, и потащила девчонку дальше. Сердце колотилось о ребра, как испуганный щенок, но на душе царила благостная тишина: «Я делаю то, что должна!»

Она сделала еще два шага, и на третьем ее всю обдало горячим паром, как дракон дыхнул, и она провалилась в невидимую яму. Густой и крутой аромат настоянных на вине терпких ягод окутал ее всю. Она рухнула на колени во что-то влажное и теплое, закашлялась и прикрыла рукой глаза, опасаясь, что их обожжет паром, клубы которого туманом облепили всю ее и Ту Ингу. Та затихла и валялась рядом свернувшись нелепым бледным комком.

- Привела-таки, - пробурчал над головой грубый бесполый голос. - Давай-ка ее сюда!Ежевика осторожно отняла руку от лица, и посмотрела на говорившего. Как ни странно, но никого не увидела. Только плотный клок пара, как причудливое облако, колыхался перед ней.
- Ну, чего разлеглась, сырье говорю, давай сюда! - провогорило облако, голос звучал из него, вне всякого сомнения!
- Только в другой раз, прежде чем заломиться за так, ключ поднеси, коли уж он у тебя теперь есть, а то так будешь ломиться - до костей обдерешься тьфу, человечья твоя кожура слабая! - проворчало облако, и двинулось к Той Инге. Та, будто окончательно умерла, лежала без движения и даже не дышала. Да дышала ли она вообще? И когда в последний раз вдох сделала? Ежевика хотела было тронуть ее, но вдруг жуткая боль разорвала ей живот и выломала руки... она хватала клочья жгучего пара вместо воздуха, и в голове ее кричала и наизнанку выворачивалась Та Инга... «Не надо, не надо, пожалуйста, не надо я больше не буду, никогда не буду, отпустите меня, не.... аааааа....»

- Эй, дуреха, ржавая ты сковорода, ну-ка хватит! - заорал на Ежевику живой туман, и схватив за шиворот, резко дернул вверх, поставив на дрожащие ноги. Девчонка хрипло откашлялась, и тихо произнесла:
- Спасибо...
- Никогда такой хероборой не майся, костяной ты мешок! - прикрикнул на нее Туман: - Или не быть тебе Проходницей, а просерешь дар - Отец тебя домой больше не пустит! Поняла меня?
- Поняла, - кивнула Ежевика. Она ощупала болючее горло и все еще ноющий после принятых на себя страданий Той Инги живот, и на дрожащих ногах побрела к выходу.
- Куда пошла-то? - гавкнул ей в спину Туман. - А сырье мне в чан кто кидать будет?
- А... а сырье, - рассеянно повернулась к нему Ежевика. Она не сразу сообразила, что так он Ту Ингу назвал. «Сырье... и почему сырье, для чего?»
- Не твоих сырых мозгов дело, - оборвал ее Туман, и двинулся к Той Инге. Она уже не брызгала в Ежевику едкой своей болью, и та смогла поднять ее подмышки. Мало того, Та Инга сама к ней навстречу приподнялась, подставляясь поудобнее, и заглянула в глаза огромными, и совершенно живыми, чистыми девчоночьими глазищами:
- Спасибо... - еле слышно прошелестели ее губы. Все свои смертные мучения, от которых она и погибла в лесу, она отдала Ежевике, и повисла в ее руках, как стиранное покрывало с княжеской постели - тяжеленная, и вялая. Точь-в-точь, как мать заставляла трехлетку доченьку помогать ей развешивать мокрое тряпье, и колошматила по голому, торчащему хребту, когда та падала...
- Да добро пожаловать, как нехрен делать, - саркастично пробурчала Ежевика, и поволокла «сырье» к указанному чану. В клубах ароматного пара она не различала дороги, и просто тащилась за Живым Туманом, тускло мерцающем сквозь розовую густую парилку.
- Только ты знай, пока еще чего-то знать можешь! - зловеще заговорила Ежевика: - Что никакая я тебе не госпожа, а такая же рвань, как ты! Да, по-женски на меня никто не польстился, до сих пор, и не раскурочил меня, как тебя, в лоскуты, но и я горюшка нажралась, вот такенной ложкой, черпаком! Так что ты мне тут побасенки свои горемычные не слагай, до первой в небе звезды мне они, сама жри свои болести! Не возьму я твое горе, и пропади ты пропадом!! - прокричала она, и швырнула Ту Ингу в «чан», больше похожий на бурлящее, вкипяченное болото из травяного вина. Развернулась, и не стала глядеть, как топнет с жалобным мяуканьем «сырье» к столу Отца ее Подземного. Она засунула два пальца в рот, и ухватила скользкий, острый зуб глубоко у щеки. Рыча и топая ногами от боли, роняя слезы и заливаясь соплями, она расшатала крепко сидящий зуб, и выворотила его наружу, вместе с кусочками десны. Яростно рыдая, Ежевика через плечо зашвырнула вслед своему злосчастному двойнику окровавленный зуб. Он тихо плюхнул, и утонул в вине Его Величества Дьявола...

Ежевика хрипло и визгливо захохотала, ручьями крови поливая подставленные руки, и подняв голову в дымную заволоченную паром темноту, закричала:
- Аве тебе, Отец Сатана, аве тебе!!
Отхохотавшись, она пошагала из Ада обратно в треклятый мир людей. Рубашка ее чудесная, шелковая белая рубашечка, была окончательно и безнадежно испорчена... Ни о чем другом она не жалела.