Мой похититель

От лица Вики

Вечерний воздух на кухне был густым и тяжелым, словно сама атмосфера сгустилась в ожидании бури. Я сидела на кухне и ковырялась вилкой в тарелке с пастой. Она пахла чесноком, базиликом и чем-то еще, что заставляло слюнки течь, но есть не хотелось. Мысли были далеко — в книге, в судьбе героев, в собственной странной жизни.

Зак сидел напротив, пил кофе и наблюдал за мной. Он снял маску — редкая возможность увидеть его лицо без привычной маскировки. Оно казалось усталым, но на удивление спокойным.

— Она действительно умерла? — вдруг спросила я, не поднимая глаз от тарелки.
— Кто? — уточнил он.
— Кира... Ты же дочитал.

Он вздохнул, отставив чашку.
— Нет. Не умерла. Джефф погиб, спасая ее. Она осталась одна. С пустотой внутри и памятью о нем.

Я взглянула на него, и в его глазах не было насмешки.
— Это хуже, чем смерть, — произнесла я.
— Иногда жизнь может быть настоящим испытанием, — тихо произнес он. — Но она выбрала жизнь, чтобы сохранить память об их любви.

Мы погрузились в молчание, и звук тиканья часов на стене, казалось, звучал слишком громко.

— Почему ты так добр ко мне? — спросила я, с трудом переводя дыхание. — Итан может рассердиться на тебя из-за этого. Но ты все равно помогаешь мне: подкладываешь подушки, угощаешь пастой, рассказываешь о книгах. Зачем?

Он долго смотрел на меня, словно тщательно подбирая слова.
— Потому что я тоже не по своей воле оказался в этом аду, — наконец произнес он. — И если я смогу хоть немного облегчить жизнь кому-то здесь... возможно, это поможет мне искупить свою вину за то, что я стал частью этой истории. Хотя бы в моих глазах.

Его признание повисло в воздухе, словно пар над нашими тарелками, такое же невесомое. В его глазах читалась искренняя боль, и впервые я увидела в нем не тюремщика, не «милого парня с пастой», а человека, который, как и я, оказался в плену обстоятельств.

И тут дверь на кухню распахнулась. Тишину разорвал оглушительный грохот, и в следующее мгновение на пороге появился Итан. Его взгляд был полон ярости, словно весь мир рухнул перед ним. Воздух на кухне стал тяжелым и словно наполнился колючими иголками, дышать стало трудно. Он медленно вошел, и его молчание было страшнее любого крика.

Итан был бледен, его взгляд метался от моей почти полной тарелки к Заку, который сидел без маски. В этот момент на лице Зака читалась искренность, которая еще не успела исчезнуть.

Наступила мертвая тишина. Я быстро опустила взгляд на тарелку, сердце бешено забилось в груди. Рука сама потянулась к вилке, чтобы сделать вид, будто ем. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Мне захотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю. Стать невидимой .

— Надолго я, по-твоему, отлучился? — тихий, шипящий голос Итана был хуже любого крика. Он был обращен к Заку.

Я поднялась, чтобы уйти, отодвинув стул.

— Сиди, — резко бросил мне Зак. Не приказом, а... просьбой? Предупреждением? Его взгляд был прикован к брату.
— Да, сиди, Вика, — Итан медленно вошел на кухню. Его шаги были бесшумными, как у хищника. — Не уходи. Нам есть о чем поговорить. Втроем.

Я все равно попыталась встать, но он положил руку мне на плечо и мягко вернул меня на место. — Я же сказал сидеть. Не люблю непослушных. Надеюсь, это в последний раз.

Он встал между нами, его взгляд был устремлен на Зака.
— Объясни мне, что это за представление? Никаких масок, только откровенные разговоры. Я что, попал на ток-шоу «В гостях у похитителей»?

Его темные, бездонные глаза обратились ко мне, и в них читалось не просто недовольство — они пылали от ярости и чувства предательства. Он все видел. Видел ту самую короткую минуту, которую я, словно вор, украла у судьбы, когда позволила себе расслабиться.

Внезапно он резко обернулся ко мне. Это движение было настолько неожиданным, что мне показалось, будто воздух вокруг нас затрещал. Его лицо, обычно такое холодное и высокомерное, исказилось от настоящей, неприкрытой ярости.

— Объясни мне немедленно, — его голос был низким и шипящим, словно у змеи перед броском. — Ты смеялась? Улыбалась? Ему? — Он ядовито ткнул пальцем в сторону Зака, и это движение было оскорбительным и унизительным. — Это что, цирковое представление? Ты здесь для его развлечения?

— Нет... я просто... — мой голос сорвался на жалкий, испуганный шепот. Ком застрял в горле.

— Молчи! — его голос звучал так громко, что я инстинктивно отпрянула и ударилась спиной о стул. — Я еще не закончил с тобой! Ты играла с ним? Как последняя дурочка? Ты серьезно настолько опустилась? Твой и так жалкий интеллект окончательно скатился ниже плинтуса, что ты начала вести себя как трехлетний ребенок?

Он быстро, почти механически, перевел взгляд на Зака. Напряжение между ними было настолько сильным, что казалось, оно вот-вот лопнет, как натянутая струна. Голос Итана стал опасным и почти интимным шепотом, наполненным ненавистью.

— А ты? Что это было? Ты, такой взрослый и важный, устроил тут дурацкие игры? Это твоя новая тактика? Забыл, кто она? Забыл, кто я? Ты что, решил ее утешать? — Он произнес это слово с таким отвращением, будто это было нечто грязное и постыдное.

— Итан, успокойся, это не... — попытался возразить Зак, но его тут же перебили.

— ЗАКРОЙ РОТ! — раздался оглушительный рев. — Я тебя не спрашивал! Вы оба виноваты! Она — потому что забыла свое место и позволила себе эти... эти жалкие улыбочки! А ты — потому что потакаешь ей, развращаешь ее и подрываешь мой авторитет! Вы что, сговорились?! За моей спиной?!

Он сделал резкий шаг ко мне, навис над столом, заслонив собой весь свет. Его тень поглотила меня.

— Ты считаешь его своим другом? — с подозрением спросил он, и его глаза пристально вглядывались в мои. — Он способен защитить тебя? Он такой же тюремщик, как и я! Просто играет в добренького! А ты... ты ведешься на это, как последняя, наивная дура!

Затем, не меняя интонации, он бросил через плечо Заку .
— Я запомню это, Зак. Вы оба преступили черту, и теперь вам обоим придется дорого за это заплатить.

Он сделал шаг назад, и в его глазах застыло зловещее обещание. Буря не миновала — она только начиналась.

— Она не виновата, — твердо произнес Зак, и в его голосе снова зазвучали стальные нотки. — Это я все начал.
— Ах, это ты начал? — Итан наклонился к нему, упираясь руками в стол. — И что, тебе мало той мягкотелости, что ты уже проявил? Ты теперь еще и исповеди собираешь?

Внезапно его рука молнией рванулась вперед. Однако он не ударил Зака. Вместо этого он с силой швырнул мою тарелку на пол. Фарфор разбился с оглушительным треском. Теплая паста и красный соус брызнули во все стороны, испачкав пол и мои босые ноги. Я вздрогнула и вскрикнула от неожиданности. Итан даже не взглянул на меня. Его внимание целиком принадлежало Заку.

— Ты забыл, кто она? Кто мы? Мы — те, кто устанавливает правила! А правила гласят: вещи не ведут душевные беседы! Они только молчат и подчиняются!

Он резко наклонился, его лицо снова оказалось в сантиметрах от лица Зака.

— Я ничего не забыл, — возразил Зак, но я заметила, как его кулаки сжались под столом. — Однако есть пункты, которые не указаны в твоих правилах.
— Все указано в моих правилах! — воскликнул Итан, его голос дрожал от напряжения. Он резко выпрямился и ударил кулаком по столу. Тарелки зазвенели.
— Ты хочешь быть ближе к ней? Хочешь проявить участие? — его голос звучал сладко и в то же время с ядом. — Прекрасно. Ты сейчас же, голыми руками, соберешь каждый осколок. Каждую каплю этого соуса. И вылижешь эту пасту с пола. Чтобы чисто было. Идеально. Понял меня?! Или тебя твоя внезапная доброта настолько ослепила, что ты забыл, как выполнять приказы?

Воздух на кухне загустел до состояния желе. Я замерла, боясь пошевелиться. Зак смотрел на брата, и в его глазах шла борьба — между долгом, страхом и тем новым, хрупким чувством, что зародилось между нами за этот вечер.

— Ты здесь либо со мной, либо против меня! Выбирай!
— Я выбираю, — наконец произнес он, и его голос был тихим, но четким, — не превращать этот ад в еще больший ад, чем он есть.

Итан застыл, глядя на него с таким немым изумлением, будто тот внезапно заговорил на древнем языке. Потом его лицо исказилось гримасой ненависти.

— Хорошо, — прошипел он. — Очень хорошо.

Тишина после его ухода была густой и тяжелой, как похоронный саван. Я сидела, не дыша, глядя на размазанный по полу красный соус и осколки стекла, похожие на осколки нашего хрупкого, только что зародившегося перемирия.

Зак медленно поднялся, его лицо было осунувшимся.
— Извини, — сказал он глухо. — Ложись спать. Я... я приберу здесь.

Зак стоял ко мне спиной, его плечи были напряжены. Он медленно, словно действуя на автопилоте, начал собирать крупные осколки. Каждое его движение выдавало подавленную ярость и ощущение собственной беспомощности.
Что-то внутри меня сжалось. Не думаю, не анализирую последствия. Я тихонько встала со стула и, стараясь не шуметь, подошла к нему. Присела на корточки рядом и осторожно протянула руку, чтобы помочь. В тот момент, когда мои пальцы почти коснулись стекла, дверь снова распахнулась.

— Как ты смеешь ему помогать?! — рев Итана оглушил меня. Он не ушел. Он стоял в дверях и наблюдал.

Я вздрогнула и резко отдернула руку, как от огня. Глаза сами по себе опустились в пол. Сердце застучало где-то в висках, перекрывая все другие звуки.

— Прости, — прошептала я, и мой голос прозвучал слабо и жалко даже в моих собственных ушах. — Я не знала... Я просто хотела помочь.

Шаги. Тяжелые, размеренные. Он направлялся ко мне, и я ощущала на себе его взгляд — он был жгучим и наполненным ненавистью и глубоким признанием. Пол под ним словно вибрировал от его ярости. Итан остановился прямо передо мной. Я не поднимала глаз, глядя на его грязные ботинки. Внутри все превратилось в лед.

— Подними глаза, — его голос был низким и опасным.

Я медленно, против воли, подняла на него взгляд. Его лицо было искажено холодной злобой.

— Пожалуйста, — выдохнула я, и слова сорвались сами, прежде чем я успела их обдумать. — Только не по лицу.

В его глазах что-то промелькнуло. Это не было сочувствием, скорее, жестоким и безжалостным любопытством хищника, который услышал слабый звук, издаваемый жертвой. Он медленно, слишком медленно, опустился на корточки передо мной, так что наши лица оказались на одном уровне. От его дыхания исходил аромат мяты и едва уловимый запах металла.

— Ты действительно думаешь, что тебя волнует, куда я ударю? — Итан произнес это так тихо, что я едва смогла разобрать его слова. — Ты просто вещь. Сломанную вещь обычно бьют в то место, где она дала трещину, чтобы окончательно добить.

Его рука стремительно взметнулась вверх. Я зажмурилась, инстинктивно подставив плечо, ожидая удара. Но удар не пришел. Вместо этого Итан резко выпрямился, оставив меня сидеть на полу в ожидании расправы. Его внимание полностью переключилось на Зака, который замер у стола, сжимая в руке тряпку.

— Ты, — это слово прозвучало как выстрел. Итан в два шага преодолел расстояние между ними. — Что, герой? — Он встал так близко, что их носы почти соприкоснулись. — Решил проявить рыцарственность? Показать, какой ты благородный, пока я — монстр?

— Я лишь убирал осколки, — его голос звучал тихо и ровно, но в нем чувствовалась стальная решимость. — Чтобы никто не поранился.

— О, как мило! — Итан фальшиво ахнул, разводя руками. — Он заботится о нашей безопасности! А кто, скажи на милость, их разбросал? Кто довел до этого? Она? Или ты своим непослушанием?

Итан с силой толкнул Зака к стене. Он ударился спиной, но быстро выпрямился и с вызовом посмотрел на брата. Итан с размаху ударил его кулаком в живот. Зак, охнув, согнулся пополам, отшатнулся и оперся о стол.Из его горла вырвался сдавленный стон.

— Перестань, Итан, — его голос звенел от боли и ярости. — Это не имеет смысла.
— Не имеет смысла? — Итан дико засмеялся. — Правильно! Не имеет! Как и все это! Как и она!

Он резко развернулся. Его взгляд, полный безумной ярости, нашел меня. Я застыла у стены, не в силах пошевелиться, прижав  ладони к груди.

— А ты что уставилась? — он сделал шаг ко мне. — Довольна? Добилась своего? Расколола нас? Накрыла своим ядовитым нытьем?

Он был передо мной за миг. Его рука впилась в мое запястье, сжимая его так, что кости затрещали. Я вскрикнула от боли. Он резко развернулся. Его лицо было бледным и абсолютно бесстрастным. В этом было что-то куда более страшное, чем предыдущая ярость.

— Зак, — голос Итана загремел, наполняя всю кухню гневной вибрацией. — Я что, неясно выразился? Ты здесь главный уборщик!

Он шагнул к брату, его лицо исказилось презрением. — Из-за твоего непослушания все и происходит! Из-за твоих глупых, слюнявых попыток ее «понять»! Ты размяк! Стал слабым! И она — прямое доказательство этого!

Он тыкал пальцем в грудь Заку, заставляя того отступать к стене. — Я тебя не для этого сюда привел! Не для того, чтобы ты тут чаи с ней распивал и философские беседы вел! Ты — инструмент! Инструмент не должен думать! Он должен выполнять!

Его голос был металлическим, лишенным всяких эмоций. Это был не крик, а приказ. Окончательный и не подлежащий обсуждению.
Зак молчал, его взгляд был устремлен в пол. Челюсти сжаты так, что на скулах играли мышцы. Он принимал этот гнев, поглощал его, не давая отпор.

Итан, выкричавшись, тяжело дышал. Он провел рукой по лицу, будто стирая маску ярости, и вдруг... повернулся ко мне. Выражение его лица изменилось. Гнев не исчез, но стал более холодным и сдержанным. Он смотрел на меня не как на объект ненависти, а как на непослушного, но ценного питомца.

— А ты, — его голос стал тише, но не стал мягче. — Иди в свою комнату.

Я замерла, не понимая.

— Вика, — он произнес мое имя с отчетливым, металлическим ударением. — В комнату!

В его тоне не было крика. Была непререкаемая команда. И, как это ни удивительно, в этой команде было что-то... почти нормальное. Он не угрожал, не унижал в этот момент. Он просто приказывал, ожидая беспрекословного подчинения.

И вот тогда я увидела их по-настоящему.
Итан, уже развернувшись, чтобы уйти, и Зак, поднимающийся с пола, опираясь рукой на стол. И оба — без масок.

Они стояли друг напротив друга, и сходство было поразительным, будто глядя в искаженное зеркало. Одни и те же черты, отлитые в разных условиях. Одни и те же густые темно-каштановые волосы, падающие на высокие лбы. Одинаковая линия сильных, волевых подбородков .Та же самая грациозность, тот же хищный, кошачий разворот плеч.

Кожа Итана была мертвенно-бледной, фарфоровой, будто некогда не видел солнца. Она была идеальной и холодной, как маска, и на ее фоне его губы — яркие, почти алые, с резко очерченным, чувственным контуром — казались чужеродными, обжигающе живыми. Его красота была лезвием бритвы — острой, опасной, готовой поранить. Его красота была подобна лезвию бритвы — острой, опасной и готовой нанести рану. Его глаза были серыми, словно осенний туман, и, казалось, если заглянуть в них поглубже, можно потеряться и не заметить, как окажешься на краю обрыва и прыгнешь вниз.

Кожа Зака была смуглой, золотистой, будто он только что вернулся с юга. На его щеках играл легкий румянец, и даже сейчас, в гневе и боли, его лицо дышало жизнью. И его губы... Они были другими. Не менее выразительными, но более мягкими, полными, будто созданными не для язвительных усмешек, а для чего-то другого. Его красота была не отточенным клинком, а теплой, живой бронзой. Однако глаза Зака были удивительного цвета: с одной стороны они казались голубыми, а если присмотреться внимательнее, можно было разглядеть зеленые прожилки. Эти глаза притягивали к себе, как магнит, и хотелось смотреть в них, не отрываясь.

Но самым важным было  выражение. Лицо Итана было искажено гневом и презрением, а его взгляд, казалось, пронзал насквозь. А на  лице Зака застыла маска спокойствия, но в глубине его глаз бушевала буря эмоций: ярость, боль и что-то еще , что я не могла понять.
Они были двумя сторонами одной медали. Близнецами, разлученными не временем, а самой природой.
Итан, заметив мой взгляд, искривил губы в холодной усмешке.
— Нравится? — с хрипотцой спросил он. — Семейное сходство. Как жаль, что сущность не передается по наследству. Ему досталась лишь жалкая сентиментальность наших предков.

Зак все еще стоял, сжимая рукой край стола, его пальцы были белыми от напряжения. Дышал он тяжело и ровно, стараясь заглушить боль. Видела, как работает его челюсть. Я не собиралась этого говорить, но слова вырвались сами собой. Тихий, прерывистый шепот, полный удивления, слетел с моих губ

— Итан... он... вы так похожи. Прямо как близнецы.

Он резко повернулся ко мне, и в его глазах вспыхнуло что-то дикое и опасное. Та же ярость, что и у брата, но не слепая, а сфокусированная. Он сделал шаг ко мне, и на мгновение мне показалось, что сейчас он сорвется. Но он лишь наклонился, упершись руками , повторив жест брата, но с другой интонацией — не угрожающей, а... горькой.

— Не говори так, — его голос прозвучал низко и хрипло. — Никогда. Никогда не говори так. Мы не похожи. Понимаешь?

Его глаза впивались в меня, ища подтверждения. В них не было просьбы. Было требование. Отрицание. Почти что отчаяние.

— Мы — не одно и то же, — прошипел он, отчеканивая каждое слово. — Запомни это.

Я медленно поднялась с пола, не сводя с него глаз, ожидая подвоха. Но он лишь наблюдал, его взгляд был тяжелым и оценивающим.

— И закрой дверь, — добавил он, когда я сделала первый шаг к выходу. — Тебя не должны отвлекать от размышлений о своем поведении.

Я прошла мимо Итана чувствуя, как его взгляд жжет мне спину. Я не посмотрела на Зака. Ппросто вышла в коридор и побрела к своей комнате. За моей спиной снова раздался голос Итана, обращенный уже к брату, снова налитый яростью и презрением: — А ты что уставился? Убирай! Чтобы через пять минут ни одной пылинки не было! Голыми руками, раз так хочется помогать!

Я закрыла за собой дверь  .Щелчок замка прозвучал как приговор. Но на этот раз не только для меня. Мой похититель не тронул меня. Он просто... отправил в комнату. Как капризного ребенка. И в этой избирательной, почти рациональной жестокости было что-то новое и куда более пугающее. Потому что это означало, что его ярость — не слепая сила, а инструмент, который он использует для достижения конкретной цели. И пока я веду себя «нормально» — я буду в безопасности.

Я сидела на краю кровати, сжимая край матраса до белизны в костяшках пальцев. В ушах все еще стоял гул от его голоса . Дверь открылась без стука. Итан вошел так же бесшумно, как и ушел. Он остановился посреди комнаты, осматривая ее с видом хозяина, проверяющего, все ли на своих местах. Его взгляд скользнул по мне, оценивающий и холодный.

Я не стала медлить. Слова, которые так долго репетировала про себя, вырвались наружу тихим, прерывистым шепотом.

— Прости, Итан. Я правда не знала... что нельзя. Просто... — голос сорвался,  сглотнула ком в горле. — Все из-за меня. Вся эта ссора. Я не хотела... не хотела, чтобы вы ссорились .

Я рискнула поднять на него взгляд. Его лицо было невозмутимым. Ни гнева, ни удовлетворения. Лишь легкая, холодная усмешка тронула уголки его губ.

— «Все из-за меня», — повторил он мои слова без всякой интонации, как бы пробуя их на вкус. — Правильно. Все из-за тебя. Ты — источник хаоса здесь, Вика. Ты приносишь с собой непослушание и раздор. Но, — он сделал шаг вперед, — похоже, ты наконец-то начинаешь это осознавать.

Он подошел так близко, что я почувствовала запах его одеколона и чего-то неуловимого — металлического, холодного.

— Ты извиняешься, — констатировал он. — Это хорошо. Это... прогресс. Значит, ты способна учиться. Значит, не все потеряно.

Его рука поднялась. Я инстинктивно отпрянула, ожидая удара или грубого прикосновения. Но он просто положил ладонь мне на голову. Жест был странным, почти отеческим, если бы не ледяная безразличие в его глазах.

— Запомни этот урок, — произнес он тихо, почти ласково, и от этого по спине побежали мурашки. — Твое место — здесь. Твоя роль — подчиняться. Не выдумывать, не помогать, не сочувствовать. Ты здесь для одной цели. И чем быстрее ты это поймешь, тем проще тебе будет.

Он слегка похлопал меня по голове, как собаку, которая наконец-то выполнила команду. Резко поднял руку — отточенное, привычное движение, от которого у меня перехватило дыхание. Я инстинктивно вздрогнула и закрыла голову руками, пригибаясь к спинке кресла, ожидая удара. Но удар не последовал. Вместо этого раздался низкий, глубокий смех. Он звучал густо и неприятно, словно масло, растекающееся по воде.

Итан опустил рука, его глаза сверкали холодным торжеством. — Ты меня боишься ? Это правильно. Умно. Наконец-то в твоей пустой голове что-то щелкнуло.

Я медленно опустила руки, стараясь выровнять дыхание. Стыд жег щеки. Он видел мой страх, видел эту животную, неконтролируемую реакцию и наслаждался ею.

— Завтра меня не будет, — произнес он suddenly, его голос снова стал деловым и бесстрастным. — Уезжаю по делам. Рано утром.

Он сделал паузу, давая мне осознать значение этих слов. Одина .В этом доме. С ним.

— Зак будет следить за тобой, — он выдержал эффектную паузу, наслаждаясь блеском надежды, который, должно быть, мелькнул в моих глазах, и тут же безжалостно погасил его.
— Но не обольщайся, Вика. Его инструкции — жестче, чем когда-либо. Ни шагу за пределы дома. Никаких глупостей. Никаких книг, которые будят в тебе неправильные мысли.

Он подошел ближе и наклонился, упираясь руками в подлокотники моего кресла, заковывая меня в пространстве между своих рук. — Брат будет отчитываться мне о каждом твоем вздохе. О каждой съеденной ложке. О каждой прочитанной странице. И если что-то пойдет не так... — его голос упал до опасного шепота, — ...наказание будет двойным. Для тебя. И для него. Поняла?

Я не могла выдержать его взгляд. Мои глаза снова уперлись в пол. В горле стоял ком.

— Поняла.
— Смотри мне, — он выпрямился, смотря на меня сверху вниз. — Эти сутки — проверка. На послушание. На то, усвоила ли ты урок. Не подведи меня. И не подведи его.— Теперь отдыхай. И подумай над моими словами.

Он развернулся и вышел, оставив дверь открытой.Это был новый знак. Знак того, что я «исправилась». Что мне снова можно доверять... в рамках моей клетки. Я осталась сидеть, чувствуя, как жжет кожа от его прикосновения. Извинения сработали. Они купили мне немного спокойствия. Но цена... эта цена была частью моей души. И я сама отдала ее ему.

Я осталась сидеть на кровати, ощущая холодную тяжесть на плечах. Завтра целый день с Заком, который будет не защитником, а надзирателем. С Заком, от чьей бдительности будет зависеть не только моя безопасность, но и его.  Страх сменился тяжелым, свинцовым чувством вины. Я снова стала разменной монетой в их игре. И на этот ставки были выше, чем когда-либо.