Последствия
Мисс Додсон потратила несколько часов на поиски таинственного мальчика, обыскивая каждый уголок обширного сада и расспрашивая садовников, поглощённых своими делами, о возможном юном работнике или бездомном мальчике, который мог бы проживать в небольшой каморке. Однако все её усилия не принесли желаемого результата.
Девушка так и не нашла никого, а все рабочие, как один, утверждали, что среди них нет ребёнка, а бездомного — и подавно. Крепость славилась своей непробиваемой защитой, настолько, что добраться до главных ворот было затруднительно, не говоря уже о придворном саде.
Озадаченной Канарейке не оставалось ничего, кроме как вернуться домой ни с чем. Безымянный парнишка таил в себе ещё больше загадок, чем она могла себе представить.
Кто же на самом деле он такой?
Каким образом попадал в их сад, оставаясь незамеченным?
И почему никто, кроме неё, его никогда не видел?
Да и разве он не сказал, что будет её ждать?
Тогда почему не пришёл?
Эти вопросы не давали покоя девушке, и до самого вечера она провела в раздумьях, не покидая своей комнаты, пытаясь найти хоть какой-то логический ответ.
Но, так как настал час ужина, на который были приглашены не только родственники, но и приехавшие гости, Канарейке пришлось оставить свои размышления и спуститься в столовую, где уже был накрыт вечерний стол. Она сразу заметила, что все остальные знатные персоны уже заняли свои места, только стул Старейшины ещё был свободен.
Расположившись возле сестры, Кана с нетерпением ждала, когда же бабушка спустится. Ей было слишком неуютно среди всех собравшихся за столом. Каждый взгляд и жест, направленные в её сторону, вызывали у неё такой дискомфорт, аж до тяжести в желудке.
Наконец, Старейшина появилась в дверях, и все сразу встали, приветствуя её. После того как она устроилась на своём месте, трапеза началась в непринуждённой обстановке: свет свечей мягко освещал лица присутствующих, а разговоры, хоть и лёгкие, но довольно бурные, заполняли воздух. Все наслаждались едой, обсуждая последние новости и сплетни, пока тема разговора незаметно не перешла на двух очаровательных сестёр. Их матери, словно устроив между собой соперничество, наперебой стали восхищаться дочерьми, при этом не забывая делать комплименты будущему наследнику, который учтиво принимал все любезности.
Шум в столовой наконец-то стих, когда Альма, возмущённая тем, что Домна так обделяла её любимую внучку, не удержалась и вмешалась, напомнив о ещё одной возможной невесте.
— Лоркан, а что касается Каны? Надеюсь, ты и ей сегодня уделил внимание? — с лёгким упрёком спросила бабушка.
Она многозначительно взглянула на безучастную внучку, которая явственно демонстрировала своё полное отсутствие интереса к своей обделённой кандидатуре.
— Разумеется, — немедля ответил Лоркан, и в его голосе послышалось лёгкое оживление, словно он с нетерпением ждал возможности рассказать об этом. — Сегодня она, столь любезно согласившись, устроила мне небольшую экскурсию по саду. Я был поражён красотой и обширностью этого великолепного места и не менее удивлён теми словами, что озвучила ваша внучка.
Все присутствующие с любопытством уставились на темноволосую девушку, чье лицо не выражало ничего, кроме растерянности и беспокойства. Канарейка, ошарашенная словами Лоркана, перевела свой встревоженный взгляд на него. В её голове тут же возникла тревожная мысль: неужели её сказанная правда каким-то образом его обидела, и теперь он, на зло ей, поведает всем то, что она посчитала правильным?!
— И что же? — не скрывая интереса, задала Альма, то, что все явно хотели узнать.
Блондину, казалось, нравилась напряжённая обстановка, возникшая из-за его слов, которую он с удовольствием растягивал. Посмотрев в испуганные серые глаза, которые не могли оторваться от него, Лоркан с лёгким подтекстом подмигнул старшей Додсон и, слегка вздернув подбородок, заговорил:
— Канарейка была чрезвычайно любезна и невероятно храбра. Достаточно, чтобы осмелиться заявить, что я являюсь эталоном идеального жениха.
— Что?! — воскликнули почти все присутствующие за столом, и сама Кана, не понимая, какую игру он затеял, застыла, не в силах скрыть недоумение.
— Кана, ты правда так сказала? — с искренней радостью и улыбкой обратилась Альма к внучке, её голос наполнился теплотой и гордостью.
— Да, это так, но... — начала сбившаяся с толку девушка, её глаза метались в поисках нужных слов, пытаясь объяснить невольную путаницу.
— Признаться, она даже смогла меня смутить, отметив, что я весьма красив и обладаю значительным состоянием, — перебил её интриган, с особой важностью и некой робостью в голосе.
Тем самым, наводя ещё больше смуты и недоразумений, он тонко переворачивал все слова, сказанные старшей Додсон, заставляя их звучать как искренние комплименты и скрытые признания, что на самом деле были не более чем искусно поданной ложью.
— Да быть не может! — не сдержавшись, почти возмущённо воскликнула Айлин, её слова сопровождались не менее удивлённым взглядом Манижы.
— Моя старшая дочь действительно так сказала? — с трудом проговорила Домна, не веря своим ушам.
— Мне незачем вводить вас в заблуждение. К тому же, как и вы, я был весьма приятно удивлён столь открытой заинтересованностью со стороны вашей дочери, — ответил Лоркан светловолосой женщине с особой вежливостью.
Затем, словно размышляя, он перевёл взгляд на Альму и с мягкой улыбкой добавил:
— Старейшина, вы оказались правы. Мне стоит как следует присмотреться к вашей средней внучке, что так лестно отзывается обо мне.
Канарейка и представить не могла, что её, как она считала, правильное решение приведёт к столь неожиданным последствиям. Бедняжке не нашлось и слов для возражений. Да, она произнесла всё это, но совсем не в том свете, как преподнёс Лоркан Кайлин.
Что же он хочет этим добиться?
Неужели он не понял истинного смысла её слов?
Зачем искажать всё так, что теперь все уверены: она стремится стать его женой?
Пока раздосадованная девушка пыталась постичь истинный замысел его игры, она пропустила все дальнейшие реплики, что так бурно обсуждали участники стола. Лишь когда сидевшая рядом мать резко дёрнула её за руку, она вновь вернулась в реальность.
Как оказалось, почти все уже покинули столовую и разошлись по своим покоям. Особенно поспешили уединиться Рута и Айлин — именно эти двое были больше всего обеспокоены тем, что выдала их родственница. Без промедлений мать и дочь начали обсуждать, как переманить внимание будущего наследника. Они не могли допустить даже мысли, что окажутся в невыгодном положении.
— Все за мной! — произнесла мать, и, не сказав больше ни слова, последовала за остальными, увлекая двух дочерей и молчаливого мужа в гостевую комнату, где обычно обсуждали важные дела.
Дождавшись, пока все войдут, и заперев дверь на ключ, Домна с неожиданным для неё удовлетворением, которое так редко звучало в её голосе, заявила:
— Превосходно! Я и не думала, что моя, столь бездарная дочь, окажется настолько... находчивой.
Её слова повисли в воздухе, как нечто слишком звенящее, слишком необратимое. Каждое произнесённое слово казалось таким важным, что в этот момент как будто начали строиться новые планы — слишком очевидные для окружающих. Все заметили, как её взгляд был полон нового замысла, а губы едва заметно изогнулись в том, что можно было бы назвать довольной улыбкой.
Манижа больше всех почувствовала, как её мать, утратив всякую надежду на неё, переключилась на сестру. Она ясно осознала, что теперь место невесты для главы семьи заняла Канарейка. Это осознание, безусловно, задело её, но гораздо сильнее её тревожили мысли о том, как сестра справится с таким давлением.
Присев рядом с ней, младшая с лёгким оттенком застенчивости и беспокойства в голосе задала вопрос:
— Сестра, что побудило тебя вдруг решиться на замужество? Неужели Лоркан пришёлся тебе по душе?
— Это вовсе не так, — ответила старшая Додсон, чувствуя, как в груди сжимается предательская беспомощность.
Скрип стула, на котором сидел её отец, привлёк внимание. Он, как всегда, оставался спокойным и невозмутимым, но в его голосе сквозило любопытство и тонкая настороженность.
— А что же тогда? — его слова прозвучали не как упрёк, а скорее как искренний вопрос.
— Меня просто не так поняли, — начала было объясняться Канарейка.
Но мать, не давая ей закончить, прервала её.
— Не знаю, что ты ему наговорила, — сказала она с лёгкой насмешкой. — Но разве теперь это имеет значение? Он явно дал понять, что отныне ты для него на первом месте. А это как раз то, что нам нужно!
— Но... — попыталась вмешаться Кана, но мать вновь перебила её.
— Мне совершенно безразлично твоё мнение, так что можешь не продолжать. Молчи и слушай. Ты обязана поступать так, как я велю! С завтрашнего дня — ни шагу не отходи от чужака. Пока он не объявит тебя своей невестой. Поняла меня, Канарейка?! — пригрозила Домна, уже в своём обычном гневном тоне, отчётливо выделяя полное имя дочери.
Бедняжка прекрасно понимала, что всякое возражение бесполезно. Раньше Кана хоть как-то пыталась противостоять воле матери, но всё, чем это заканчивалось, — несколькими пощёчинами и одиночеством, проведённым в заточении без книг.
Единственной, кто всегда вставала на её защиту, была бабушка. Но теперь она не могла надеяться на её помощь. Ведь Альма, как и Домна, хотела одного — чтобы Канарейка вышла замуж за будущего наследника.
От безысходности дочери пришлось, скрипя сердцем, молча согласиться. Когда согласие было дано, только тогда Домна распустила всех по своим спальням.
Вечерняя ванна стала для расстроенной девушки привычным моментом уединения, когда она могла размышлять и пытаться понять, что ей делать дальше. Ей было не в первый раз соглашаться с тем, что она не желала. Но если раньше это были незначительные просьбы, то теперь речь шла о нежеланном замужестве. А всему виной — Лоркан Кайлин, устроивший всё это нелепое представление.
Что же у него на уме? — пыталась разгадать Кана, пока её не отвлекла рыжеволосая служанка, которая обнаружила спрятанную в ридикюле сказку.
— Куда мне положить книгу? — спросила она, привлекая внимание знатной дамы.
Канарейка несколько секунд молчала, глядя на книгу в её руках. Чем дольше она её рассматривала, тем больше её мысли переключались на не менее волнующую тему — загадочного мальчишку, которого она так и не смогла найти сегодня.
В её голове промелькнула любопытная догадка: а что если юнец будет ждать её ночью? Что если только по темноте ему удаётся незаметно пробраться в сад?
Девушка отчётливо осознавала, что для того, чтобы проверить свою догадку, ей придётся нарушить запрет.
Но разве она уже не делала этого?
Да и если не попасться, никто и не узнает.
Поддавшись этим размышлениям, Кана, преисполненная решимостью, наконец заговорила:
— Мы ведь уже встречались сегодня, не так ли? — спросила она, вспоминая неловкий момент с бельём. — Но я тебя раньше не видела. Ты недавно...
— Да, это мой первый день здесь, — то ли от волнения, то ли от стыда, нервно перебила её служанка. — Прошу прощения за тот инцидент с бельём. Мне очень жаль. Такого больше не повторится.
Мисс Додсон немного опешила от её слов. Служанка, заметив молчание госпожи, вдруг осознала, что не дала ей продолжить. Лицо девушки мгновенно побледнело, а в глазах промелькнула паника. Она торопливо склонила голову и, чуть не запинаясь, добавила:
— Простите, госпожа... Я не хотела... Прошу прощения... за всё.
Раз за разом слыша извинения служанки, Канарейка, стараясь смягчить ситуацию и успокоить её, перевела разговор:
— Как тебя зовут? — мягко поинтересовалась она.
— Амина, — немного растерянно ответила девушка.
— Амина, могла бы ты выполнить одну мою просьбу? — уже более серьёзно спросила мисс.
На что юная служанка сразу же кивнула:
— Всё, что прикажете.
Собеседница слегка улыбнулась, но её голос оставался предельно осторожным:
— Мне нужно, чтобы ты собрала корзину с едой, положила туда старую одежду моего отца и эту сказку. Но чтобы об этом никто не узнал. Ни одна душа. Ты сможешь?
Девушка, хоть и несколько удивлённая такой просьбой, не осмелилась задать лишних вопросов и, подчинившись, без промедлений отправилась выполнять указания.
Когда Кана, уже одевшись, заплетала мокрые волосы, Амина вернулась с тем, что Канарейка попросила собрать. Поблагодарив её и отослав, девушка ожидала, пока тяжёлые колокола не прозвучат последним звоном, знаменующим наступление ночи и предостережение о запрете выходить на улицу.
Как только звон стих, она отворила железные ставни и, не спеша, направилась к месту встречи, внимательно оглядываясь, чтобы удостовериться, что никто не заметит её и не станет свидетелем нарушения запрета.
Добравшись до цветочного дерева, которое уже скрывалось в наступающей тени, Канарейка внимательно высматривала парнишку, который, как она надеялась, должен был быть здесь.
Но время шло, а он так и не появлялся.
Тогда Кана решила осмотреть весь сад и то место, которое, как ей казалось, могло быть его укрытием. Но, где бы она ни искала, всё было без толку.
Отчаянная девушка уже хотела сдаться, но, отбросив эту мысль, она решительно вернулась к дереву, села на зелёную землю, ещё хранящую тепло, нагретое днём, и затаилась, держа собранную для него корзину.
Ночь становилась всё тише, а тени на земле всё длиннее. Они тянулись к ней, как тёмное одеяло, медленно укрывающее Кану. Спокойная тишина и неуловимый покой постепенно охватывали её. Усталость, накопившаяся за целый день, заставила закрыть веки хотя бы на мгновение отдыха. И вот, едва ли успев расслабиться, она сладко задремала.
Но сон был недолгим. Его прервал едва уловимый звук — слабый, как плач ребёнка. Вместе с ним пришло нежное, тёплое прикосновение чьей-то руки. Это касание скользнуло по её шее и едва не коснулось губ, заставив даму внезапно вздрогнуть.
Приподняв веки, Канарейка встретила взгляд ярко-жёлтых глаз, которые пронзали её своей загадочной наблюдательностью. А следом, с едва заметной улыбкой на губах, она расслышала слова, которые произнёс внезапно появившийся парнишка:
— Кана, ты всё-таки пришла.