-3-
Вэл.
На встречу с Траубом я всё-таки успеваю. Точнее, встречаюсь с ним прямо возле входа в офисное здание. Половину удаётся обсудить, пока поднимаемся в лифте на нужный этаж. Наташа даже не скрывает своего облегчения, когда к назначенному времени видит нас в офисе вместе: расцветает улыбкой и с радостью отправляется готовить нам кофе.
Кстати, с кофе надо завязывать — под вечер от количества кофеина в организме начинает потряхивать. Но не сейчас, и не в ближайший месяц. Работы наваливается столько, что со сном можно распрощаться. Видимо, что-то в стране намечается глобальное, засуетились те, кому есть что прятать и выводить, заказы косяком идут, один другого заманчивее. Часть работы приходится брать на дом — в помощники себе принципиально никого не нанимаю. Даже Наташа, с которой работаю уже лет пять, до конца не знает, чем именно её шеф зарабатывает деньги. Ну да, именно заработка на простых финансовых консультациях и можно позволить себе иметь в офис в центре на набережной Москвы-реки.
Цифры и строчки на мониторе сливаются в одно пятно, давая тем самым понять, что пора сделать перерыв. Время ужина давно прошло, да как-то и не хочется. Голова гудит от переутомления, другую причину головной боли искать не хочу. Щедро наливаю в стакан коньяка, замечая, что до сих пор не переоделся в домашнее: так и хожу по квартире в рубашке и брюках, в которых провёл весь день. Это уже перебор. Там, за окном, на сколько видно глазу, Москва. У меня был такой душевный подъём, когда я, купив долгожданную квартиру, первый раз любовался этим видом. А теперь... Приелось, не радует, неинтересно... Всё чаще ловлю себя на мысли, что чего-то не хватает, жизнь пресная, как еда без соли.
Делаю большой глоток. Устал настолько, что даже рецепторы реагируют наполовину — вкуса алкоголя почти не чувствую. Всё, спать, лучше завтра встать пораньше...
Всю неделю кручусь белкой в колесе. От недосыпа и двенадцатичасовой работы на компьютере гул в голове становится постоянным, преследуя меня даже во сне. Видений больше не было, в связи с чем забываю о запланированном походе к доктору. Спасибо телефону — предупредил за три часа до назначенного времени. Первая мысль — отменить приём, столько времени в пробке потеряю... Но гул, который так никуда и не делся, и кстати вспомнившаяся фраза Амелина про последствия травмы головы заставляют придерживаться ранее намеченного плана.
— Наташа, сегодня в офис не вернусь, — предупреждаю секретаршу. — Звонки на мобильный не переводи — я буду у врача.
— Что-то случилось? — Наташа выглядит обеспокоенной. Хочется думать, что переживает именно за меня, но я для этого слишком скептичен.
— Стандартная проверка, не более, — отвечаю я с улыбкой. Очень хочется, чтобы именно так и было.
Доктор встречает крепким рукопожатием и участливо ловит каждое моё слово, пока я вкратце обрисовываю ситуацию. Его внимание выглядит слегка навязчивым, чувствую себя не очень комфортно, но за те деньги, что доктор берёт за приём, такое поведение объяснимо, плюс при пациенте должен ещё стоять мавр с опахалом. После этого проводится ряд медицинских манипуляций, в том числе МРТ, которое выявляет повышенное слегка внутричерепное давление. Мне выписываются препараты, читается лекция о пользе здорового образа жизни и регулярного полноценного сна не менее восьми часов в сутки. Я на автомате киваю на каждую фразу доктора, кручу в руках листочек с назначением и понимаю, что хочу услышать немного другое:
— А давление может спровоцировать галлюцинации?
— Шум, который вы слышали, — да. Но видения — вряд ли...
Я киваю ещё раз, хотя такой ответ меня явно не удовлетворяет. Доктор, быстро черкнув что-то, протягивает мне второй листик:
— Я думаю ,вам стоит обратиться за консультацией к Виктору Михайловичу.
Читаю: "Томм Виктор Михайлович, психиатр". Приплыли, блядь.
Выйдя на улицу, понимаю, что ужасно хочется курить, хотя считал, что сумел побороть эту привычку лет пять назад. А ещё чувствую злость. Не на доктора, а на ситуацию в целом. Сминаю листик с данными психиатра в кулаке, но из-за отсутствия поблизости урны просто прячу его в карман пиджака. Машина припаркована рядом, но нужно остыть. Засунув обе руки в карманы брюк, иду по улице, с силой чеканю шаг и одним только взглядом выражаю своё настроение. Встречные прохожие уступают дорогу, видимо, улавливая исходящий от меня негатив. Стараюсь дышать глубже, размереннее. Шаги замедляются. Хватает полквартала, чтобы я действительно стал похож на человека, который вышел прогуляться.
Не пойду я ни к какому психиатру, ещё не хватало чужому человеку, пусть и с дипломом медика, в моих мозгах копаться. Ну была пара видений, не на постоянной же основе. Кстати, а ведь целую неделю меня никто не "посещал". А всё потому, что некогда было отвлекаться. Вот и весь рецепт — нужно просто загружать себя по максимуму.
Небо высокое сегодня, чистое. Жаль, видно только кусками сквозь бетонный частокол высоток. Люблю это время года — весенняя свежесть бодрит, дышится так легко. Закинуть бы голову назад, подставляя лицо солнечным лучам, ещё не жарким, щадящим, приятно ласкающим кожу. Так и делаю, свернув с многолюдного тротуара в уютный дворик. Странно это, наверно, выглядит со стороны: приличный мужчина в деловом костюме стоит истуканом и щурится на солнце. Плевать. Мне нужна перезагрузка, нужен отдых. Хотя бы здесь и сейчас...
Настроение кардинально меняется. Рука тянется к телефону, приоткрыв один глаз, ищу в списке контактов нужный номер.
— Сладкая, приеду к тебе сегодня... — В динамике слышится торопливая речь, часто перемежающаяся радостными восклицаниями. Мне приятно. Улыбаюсь. Решаю сразить её наповал: — На ночь оставишь?..
К чёрту всё. Может, действительно стоит попробовать жить как все?
***
Я стою под струями душа так, чтобы упругая струя била в основание черепа, смотрю, как вода, чертя на моём теле мокрые дорожки, утекает в сливное отверстие на кафельном полу. От мозаичной плитки, больше напоминающей серо-голубые пиксели, рябит в глазах. Там, за стеклянной стеной, отделяющей ванную от спальни, на развороченной постели дремлет она, удовлетворённая и счастливая. А мои надежды, возложенные на этот вечер, так и не оправдались. Вкусный ужин, красивая женщина, секс — полное физическое удовлетворение. Но вот чувства... Не выгорело, не случилось чуда, не перевернулась шкала ценностей в пользу размеренной семейной жизни. Может, не та и не там?.. Горько усмехаюсь, утирая ладонью воду с лица. Деньги, статус, внешность — всё есть, при этом нет смысла жизни. Не вижу, не знаю, чего хочу и к чему ещё стоит стремиться...
Подхожу к умывальнику, над которым висит массивное зеркало, тяжело опираюсь на раковину руками. Возникает острое желание взглянуть в глаза тому, кто вплотную подошёл к кризису среднего возраста. Одно резкое движение ладонью по запотевшему зеркалу, и на меня смотрит пара тёмно-карих глаз, при том, что мои глаза серые...
Лер.
Честно признаюсь — страшно идти в универ. Утро выходит дёрганым, всё валится из рук. Не сказать что боюсь издевательств или подколов. Изводит неизвестность, ведь не знаю, к чему стоит подготовиться: откровенное презрение, открытая вражда, агрессия или равнодушие. К моему удивлению, вся группа ведёт себя так, будто вчера ничего не было. Это последнее, на что я мог рассчитывать, но не мне выбирать или устанавливать правила. Замечаю, что Зотова в аудитории нет, но выяснять, по какой причине, не собираюсь. Плюхаюсь на своё любимое место в крайнем к стене ряду, утыкаюсь в телефон.
— Валерон, привет.
От неожиданности подпрыгиваю на месте. Лерка садится рядом и, подперев голову рукой, с улыбкой смотрит на меня:
— Пообедаем вместе?
— Давай... — выдавливаю из себя вмиг охрипшим голосом.
Нашему с Леркой диалогу, как и моим хаотичным мыслям, не суждено продолжиться, так как в аудитории появляется препод.
Нестеровой на паре сидится плохо. Крутится, поглядывает время от времени на меня через плечо. Так и не могу разобрать до конца, чего в её глазах больше: жалости или интереса. Это бесит похлеще, чем Зотовское "Я всё про тебя знаю". Уж лучше бы игнор, который выбрали остальные одногруппники. Из-за раздражения не могу сосредоточиться на лекции. Если так продолжится и дальше, то я просто сорвусь и наговорю ей гадостей.
Моё опасение, что Лерка будет ходить за мной хвостом до самого обеда, не оправдывается. Ей, видимо, хватает моего обещания, и она, насмотревшись на меня за одну пару, переключается на свои обычные девчачье-студенческие дела. Условное одиночество и отсутствие интереса к моей персоне направляют мысли в нужное русло, а именно: как Зотов всё провернул таким образом, что обошлось без сенсации и сплетен? Одно дело: Валерий Мицкевич — я всегда был непубличной фигурой, хотя на первом курсе девочками предпринимались попытки сделать из меня звезду факультета. Но я смог минимизировать круг общения и свою социальную активность, и от меня благополучно отстали. Зотов же, наоборот, старался по максимуму привлечь к своей персоне внимание. Как будущий журналист, видимо, решил опробовать силу чёрного пиара на себе, потому в открытую кайфовал, даже когда всплывала информация о его не самых благопристойных деяниях.
А сейчас — тишина... И уверен, это затишье перед бурей.
— Ну что, идём?
Лерка снова рядом. Да как у неё получается материализоваться буквально из воздуха? Замечаю, как она привычным за столько лет жестом собирается взять меня под руку, точнее, повиснуть на мне, но отдёргивает её, лишь поправляет лямку висящей на плече сумки. Разговор не клеится. Видимо, Лерка истратила всю свою решительность утром. Молчу тоже, не я инициатор этой встречи. По-скотски, конечно, ведь вижу, что Нестерова уже нервничает, но пересилить себя не могу.
Не сговариваясь, берём одно и то же. И теперь на столе две порции макарон с куриной котлетой. Смотрим на тарелки, потом друг на друга, одновременно прыскаем о смеха, разбивая неловкость и натянутость вдребезги.
— Отличный выбор! — итожит Лерка, выдвигая себе стул.
— Единственное, что выглядит съедобным. — Сажусь напротив.
Пару минут молча работаем вилками. Лерка больше не косится на меня, полностью сосредоточившись на еде.
— Максимов твою курсовую принял? — Видимо, первый голод утолён, раз Лерка снова переходит к разговору.
— Пару замечаний... Четыре... — отвечаю я.
— Жёсткий дядька, мою вообще завернул, но я уже подлатала и сдала повторно. Хотя тебе мог и "отлично" поставить, все же знают, что твоя работа лучшая на курсе...
Я просто отмахиваюсь, ленясь произнести вслух "Забей". Вообще на оценки пофиг. Кому они нужны в жизни, в реальной жизни? Как, впрочем, и сам диплом...
— Лер, ты же знаешь, что нравишься мне?
И снова Лерка заставляет меня зависнуть. Не скажу точно, чему удивляюсь больше: домашнему, так интимно звучащему в устах Нестеровой "Лер" или её признанию. Не понимаю, что она хочет услышать. Ведь правда такова, что знаю, но всегда считал это её проблемами...
— Хочешь сбежать? — Лерка сегодня в ударе. Смотрит на меня насмешливо, хотя я уже мысленно готов к страдашкам.
— Ты решила пошутить? — на всякий случай спрашиваю, чтобы определить дальнейшее направление нашей беседы.
— Нет. — Лерка абсолютно уверена и спокойна в своей честности, а я начинаю мандражировать от её прямого взгляда. Замираю, а она продолжает: — У меня гора с плеч свалилась, когда я узнала... В общем, четыре года мучилась, пытаясь привлечь твоё внимание, кучу комплексов заработала... Некисло ты понизил за это время мою самооценку... Боже, какой дурой была!..
Смеётся и возвращается к еде, а я так и остаюсь сидеть, словно обухом по голове стукнутый... Оставшиеся на моей тарелке макароны остывают, превращаясь в серую вязкую массу. Аппетита как не бывало. Слежу за Леркой, которая, вывалив на меня своё признание, не спеша заканчивает трапезу.
— Теперь ты должна сказать, что мы останемся друзьями... — осторожно прощупываю почву, потому что ничего другого в голову не лезет.
— Не уверена... — Нестерова задумчиво смотрит вдаль поверх моего плеча. — Подумаю, нужен ли мне Мицкевич только как друг...
Всё, я в ауте. Поэтому, не сдерживаясь, выдаю:
— На кой тогда эта встреча при свечах и признание?!
— Надоело самой страдать, — ничуть не смутившись, парирует Лерка. — Ты же видел, все эти годы знал и молчал... Смотри, — показывает пальцем на свои глаза, чёрные, как у цыганки, — я и сглазить могу... Вспомнишь ещё меня...
А потом как заржёт, даже голова назад запрокидывается.
— Нестерова!
— Ой, Лер, видел бы ты своё лицо!
— Да иди ты...
Я расслабляюсь, но не до конца, всё ещё недоверчиво глядя на сидящую напротив хрупкую девушку. Всегда считал её наивной и доброй. Оказывается, у неё и зубки есть. Вот теперь она мне интересна как человек, как собеседник, как личность. Зачем только Нестерова все эти годы строила из себя куклу?
Продолжаю думать о Лерке даже поздно вечером, стоя в душе. Это сейчас не из серии "фантазия для самоудовлетворения". Просто за сегодня я узнал о Нестеровой больше, чем за все годы совместной учёбы. Перебираю в памяти все факты о ней, намыливая короткий ёжик волос шампунем: что приехала из глубокой провинции, что подрабатывает в какой-то забегаловке официанткой, что увлекается спиритизмом и эзотерикой, что сама до конца не уверена, любит ли всё-таки меня или это просто спортивный интерес... Главное, разрешив все наши претензии и условные проблемы, я всё-таки убеждаю Лерку остаться друзьями. Нормальными людьми в наше время разбрасываться не стоит.
Хорошее настроение выражается в том, что я начинаю напевать "99 Problems", а отсутствие возможности танца в скользкой ванне компенсирую тем, что ритмично сгибаю колени и трясу задницей. Продолжаю соблюдать ритм, даже вытираясь полотенцем. Хватаю зубную щётку, чтобы пропеть в неё, как в микрофон, последний припев. Насладиться концертом мне мешает мутное стекло зеркала. Быстро возюкаю по нему рукой. Щётка со стуком падает в раковину, когда вместо своего отражения я натыкаюсь на заинтересованный взгляд какого-то мужика...