Часть 4
Холодные ладони держат крепко, но Макао даже не страшно, он чувствует себя в удивительной безопасности - словно брат рядом и охраняет его от любых невзгод.
- Не бойся, садись рядом.
Горит костер, и отблески огня превращают снежный танец в еще большее волшебство.
- Бедный ребенок, согрейся.
У костра тепло, и Макао постепенно начинает дышать медленнее, успокаивается. Его обычная жизнерадостность не возвращается по мановению руки, он сосредоточен и внимателен, однако в груди уже греет теплом.
- Я говорил - я не ребенок.
Он чувствует холод - но знает, что спит, и это очень странно. Он читал что-то об этом - осознанные сны или как-то так, он не большой знаток всей этой чепухи, но, кажется, пришла пора просвещаться, и вот он сидит на снегу у костра, а его свободную руку держит крепкая мужская ладонь.
Макао поднимает взгляд.
Если это и есть осознанный сон, то почему он видит в нем именно этого человека? Не потому ли, что нарушил недавно его покой своим неуемным любопытством?
Бледные губы изгибаются в улыбке, и Макао вздрагивает. Ему все еще не страшно, но немного неуютно.
- Ты выглядишь так, словно никогда не видел снега.
- Не видел.
- Смешной ребенок... Мороз здесь с недавних пор не прекращается ни на день, никаких шансов избежать этой вьюги, - мужчина примирительно склоняет голову к плечу в ответ на возмущенный взгляд, и неожиданно выбрасывает куда-то в сторону руку. Мгновение - и Макао укутывает шуршащее мягкое тепло. Его заворачивают в огромное меховое одеяло - действительно, меховое, сшитое из нескольких разных шкур, и нежные шерстинки касаются озябших щек в ласковом прикосновении.
- Лучше?
- Да... - Макао подгребает к себе ближе винтовку и укутывается крепче. Раз это сон, в котором он понимает, что спит, грешно будет не воспользоваться подобными благами. - Ты седой.
- Я так понимаю, это не вопрос, - мужчина неожиданно звонко смеется, его совершенно не обижает чужое замечание, и легкие пушинки светлых волос разлетаются на ветру, когда он отбрасывает волосы назад.
- Тебе же неудобно. Они путаются.
- Да... Но их не держат никакие ленты и шпильки, это бесполезно.
- Позволь - я попробую.
Мужчина только поднимает брови в удивлении, но кивает согласно, и Макао - вместе с одеялом - перебирается ближе. Его тут же чуть не сбивает с ног ветер - а в ушах начинают рефреном звучать чужие голоса: «Прочь! Прочь, мальчишка, тебе не место здесь! Уходи, пока цел!»
- Ты слышишь их, - и снова, это не вопрос.
- Слышу. А что они говорят тебе?
Руки Макао действуют быстро и ловко, разбирая длинные пряди мягких даже на вид волос, перекидывают назад и вперед, собирают тугую косу, закрепляют поданной синей лентой. Его накрывает острым чувством дежавю из детства, но сейчас гораздо важнее то, что происходит в настоящий момент.
Его вопрос остается без ответа долго время, но все-таки он слышит:
- Они говорят, что я - неправильный. Недоделанный. Что мое место здесь - среди холода и метели, чтобы столь бесполезное создание не отравляло жизнь другим и попусту не коптило светлое небо.
Мужчина оборачивается на Макао - и его лицо, такое знакомое, пересекает кривая улыбка, словно разверстая рана.
Макао смотрит на него - такого похожего и не похожего на человека, лежащего в соседней с Вегасом реанимационной палате, подключенного к неисчислимому множеству приборов - и судорожно вдыхает холодный воздух, давится им и, в конце концов, валится в мягкое нутро своей меховой мантии...
...Чтобы открыть глаза под искусственным светом, бьющим в глаза.
- Наконец-то... - рядом выдыхает Пит. - Мы не могли добудиться тебя. Пришлось звать врача.
***
- У Вас молодой организм, кхун Макао, Вы, как бы это странно ни звучало, все еще растете. Да, Ваш организм привычен к нагрузкам, но Вы в довольно сложной ситуации, с которой не каждый взрослый человек справится. Вам простительно чувствовать себя уставшим, разбитым, напряженным. Сон - не самый плохой способ справиться с навалившимися проблемами. Во сне мозг иной раз находит решение весьма сложных проблем.
Доктор спокоен. Они проверили, все что могли, от банального анализа крови до МРТ, но Макао чист. У него нет рака, у него совершенно адекватная работа мозга, у него даже никакой внезапной сыпи нет - самый здоровый из Терапаньякулов, как смеется брат.
- Но доктор... - сидящий в соседнем кресле Пит подбирается. - Вы не могли разбудить его. Около часа. Что если это какая-то болезнь, и вы не можете ее обнаружить?
Доктор вопросительно смотрит на своего пациента, и Макао только кивает - ему нечего скрывать от Пита.
- Мы проверили все, что только возможно, кхун Макао здоров как бык, простите мое сравнение.
Совершенно неудовлетворенный ответом, Пит поднимается с места и тянет Макао за собой.
- Мы хотели бы ознакомиться со вторым мнением, - мягко, но непреклонно замечает он. Доктор только кивает головой - ему точно скрывать нечего, его совесть чиста.
Они выходят из кабинета и медленно идут к лифтам: кабинет нужного врача находится чуть выше «их» этажа.
Всю дорогу Пит молчит, идя перед Макао, но после того, как они выходят из лифта, словно спотыкается.
Горбится.
- Пока ты спал, приходил кхун'Кинн, уже почти под утро. Снова про кольцо, Второстепенную семью... И Вегас... Обещал подумать.
Глаза у Пита несчастные. Кажется, ему совсем плевать на камеры наблюдения, расположенные в коридорах, на мелькающих мимо медсестер.
- Он был таким воодушевленным, у его друга сегодня ночью случилось значительное улучшение состояния, я так понял, что глубина комы стала меньше. Я рад. Но Вегас...
Макао вдруг видит то, на что не обращал внимание примерно никогда.
Пит, спокойный и скромный, убийственный маленький бывший телохранитель Танкхуна.
Пит, который не умеет толком пить и безумно любит любую острую пищу.
Пит, который с кровью выгрызает себе возможность быть рядом с Вегасом, надежный Пит, скала и их мирная гавань - устал.
Устал неимоверно, бесконечно, до бесчувствия.
Макао вдруг видит - Пит ведь ниже его. Да, у него красивые широкие плечи, но сейчас они опущены вниз под гнетом тревог. Просто обычно он стоит впереди, чуть закрывая Макао да и Вегаса пока что, с его ограниченной подвижностью, и ему, казалось бы плевать на прошлую субординацию - что буквально соответствует истине, но противоречит вбитым установкам.
И пусть Кинн больше не его господин, вставать между ним и Вегасом всякий раз требует от Пита напряжения внутреннего ресурса, борьбы привычного и нового, и Пит... устал.
Макао вдруг чувствует страх. Он сам не ожидал от себя столь поглощающего чувства, он никогда не боялся ни за кого, кроме Вегаса - и самого себя, но сейчас пугается - за Пита.
Он и не замечает, как они буквально пролетают весь коридор, и Макао почти тащит Пита за собой, а не смирно идет рядом, как должно было быть. Вегас встречает их удивленным взглядом, и он быстро меняется на встревоженный.
- Что-то случилось? Ты все-таки болен?
- Бро, меня проверили во всех местах, честно! Я чист, словно после антисептика. Давай-ка, двигай корпусом, пока я сам тебя не подвинул.
К счастью, в больничном крыле Терапаньякулов кровати достаточно широки.
Макао почти силком укладывает Пита между ними - с той стороны, где Вегас пострадал поменьше, а зажил получше. Тот ничего не спрашивает, словно понимает все сам (и Макао думает - шпионы чертовы, для вас я тоже ребенок?), накрывает всех троих преступно широким одеялом и дотягивается до пульта, чтобы включить кондиционер на зубодробительные плюс восемнадцать.
Пит сопротивляется, но потом все-таки сдается - и засыпает, крепко сжимая в руке край бинта Вегаса.
- Если ты... - шипит Макао брату над головой спящего Пита, которого и пушкой не разбудишь. - Если ты вздумаешь вернуться в клан и принять кольцо за отца, я клянусь - я уйду из дома, и ты больше никогда меня не увидишь.
...Глубокой ночью он, не проспав и минуты, выбирается из крепкой хватки Пита и тихо скользит вдоль стен к расположенной неподалеку палате совершенно постороннего для себя человека.
Там довольно шумно - как для трех часов ночи. Тихо пищит аппарат, нагнетая кислород в легкие, ходят круглые меха, другой отбивает ритм сердца, откуда-то звучит странный скрип, словно пером водят по бумаге.
Среди этой мешанины легких звуков и обилия механизмов, человек, лежащий в центре кровати, недвижимый и безучастный, кажется чуждым предметом в этой палате, что совершенно парадоксально.
Макао тихо встает у чужой постели, слушая ритм пульса - замедленный и словно бы как-то неуверенный.
- Привет?.. Не знаю, зачем пришел, мы практически незнакомы. Пожелать тебе здоровья, пи, что ли. Я где-то читал, что люди в коме слышат все, что происходит вокруг них... Брешут, наверное. Мы же так любим принимать желаемое за действительное, а в такие моменты... Ладно. Я даже не знаю, что хотел бы тебе сказать, будь ты тут в полной мере.
Потерев лоб, Макао смотрит на своего молчаливого «собеседника». Тот был красив, до сих пор красив, и ни одной аварии этого не в силах отнять. Да, синяки - но они уже почти сошли, даже уходящие отеки позволяют оценить милый профиль, изящно вздернутый нос и полные чувственные губы.
Белье на постели пи'Тэ почему-то совершенно дурацкое, как в глупых лакорнах, с узнаваемым геометрическим узором, и Макао только глаза закатывает мысленно, но никак не комментирует выбор поставщика.
- Ну, это... Я лучше пойду, хорошо? Не буду тебя отвлекать... ой, прости, пи, от чего тебя тут отвлекать-то... Как насчет того, чтобы я еще зашел? Завтра например, к вечеру. Главное, на твоего благоверного не наткнуться... Хотя он так редко появляется, что думаю, обойдется. Ладно, пи, пока. Выздоравливай.
Поклонившись, Макао выходит из палаты и пытается убедить себя, что сбой в звуке чужого сердца ему только показался.
Вегас не спит. На его плече устроился Пит, и Макао не хочет его будить. Он останавливается рядом с братом, вглядывающимся в просвет открывающейся двери, и тихо спрашивает:
- Мама ведь заплетала косу?
Лицо Вегаса становится совершенно нечитаемым. Он кивает.
- Ты всегда помогал ей... - едва слышно выдает он.
Макао очень плохо помнит мать. Она умерла довольно рано, ему не было и десяти лет, но волосы ее он вспоминает сейчас очень хорошо: тяжелые, густые, идеально гладкие, словно стекло. Вегас отвечает - и неожиданно Макао озаряет. Брат прав, а вот он совсем забыл, как по утрам стоял за стулом матери в ее личной комнате-будуаре и ровно сто раз проводил расческой с редкими зубцами по ее идеальным волосам.
А потом заплетал косу, перевязывая лентой, обычно - в тон платью.
Макао ничего не отвечает брату. Только тихо ложится рядом с Питом, крутя эту мысль-воспоминание туда и сюда, пока она не оседает тяжелым грузом прямо на его сердце.
В эту ночь он не видит снов.