После заката

«Черт с этой гордостью, садись и слушай.

Я здесь оголяю боль, словно опасные провода.

Если бы ты попросил,

я бы вечность тебя берегла от стужи.

Мне не хочется,

правда не хочется

отдавать тебя людям и городам.»

По щиколотку утопая в снегу, я брела по улице. Морозный воздух кусал щеки. Легкие горели от ледяного ветра при каждом вдохе. Горло сдавливало тисками.

Но физический дискомфорт ни за что не сравнится с той болью, которую я испытывала на протяжении долгого времени.

Сто три дня. Ровно столько прошло с тех пор, как я последний раз слышала его голос. Смотрела в его глаза. Видела его улыбку.

За все это время я не получила от него ни единого сообщения. Ни одного звонка. Он просто исчез. Лишь обновляющийся статус «был в сети» говорил о том, что он все еще жив.

Его поступок можно было счесть за преступление. Он буквально выстрелил в меня. Но не убил. Оставил умирать с огромной кровоточащей раной в груди. Ушел, не объяснив. Испарился, словно его никогда и не существовало.

В день моего совершеннолетия все случилось настолько быстро, что мозг растворил воспоминания. После того как он прислал прощальное сообщение, события закружились в бешеном круговороте. Я с трудом смогла восстановить их цепочку.

Я попросила друзей вызвать скорую помощь. Фил подхватил меня на руки и отнес на диван в гостиную. Множество лиц столпилось возле меня. Я прикладывала неимоверные усилия, чтобы распознать их. Врачи приехали достаточно быстро (или так показалось), задавали разного рода вопросы, но я не могла ответить ни на один. Слова застревали в горле. Затем мне вкололи успокоительное. Волна нестерпимой боли отступила, и я провалилась в сон.

Проснулась у Хлои на том же диване, заботливо укрытая пуховым одеялом. Стараясь никого не разбудить, я оделась и ушла. Гуляла по улочкам города. Бездумно шагала вдоль проспектов. Слезы душили меня.

Каждые десять минут я проверяла смартфон в надежде на сообщение от него. Но он молчал. Зато мне звонили друзья. Все по порядку. Сначала Хлоя, затем Мария, Моника, Фил, Ракель... Каждый раз я сбрасывала. Мне не хотелось говорить. И если честно, до сих пор не хочется.

Домой я добралась к вечеру. Уставшая и продрогшая. Игнорируя вопросы мамы, я поднялась к себе в комнату и закрылась на замок.

На следующий день я вышла на работу. И с тех пор практически не покидала ресторан. Я готова была на все: мыть посуду, заменять уборщицу, работать официанткой, только бы лишить себя свободного времени. Получалось неплохо. Возвращаясь за полночь, я падала на кровать и отключалась от бессилия.

Так проходили недели. Время шло вопреки всему. Тянулось или неслось галопом. В любом варианте секундная стрелка двигалась вперед. Это указывало на то, что прошлое не имело никакого значения. Мне нужно было идти дальше, несмотря на его отсутствие.

И я шла. Подавляла воспоминания. Балансировала на краю пропасти. Одно неверное движение, и я бы сорвалась вниз. Но пока я справлялась.

Остановившись у железных ворот, я взглянула на заснеженный двор по ту сторону забора. На душе стало паршиво. Желудок завязался в узел, и к горлу подступила тошнота.

Буквально в нескольких шагах от меня находилось место, с которого все началось. Прощаясь с ним этим летом, я и подумать не могла, что когда-нибудь снова окажусь здесь. Порой жизнь бывает коварна. Кажется, меня она и вовсе решила проверить на прочность.

В кармане куртки завибрировал телефон. За последние месяцы я стала ненавидеть этот звук. Желание избавиться от смартфона засело глубоко внутри, но я не позволяла ему вырваться наружу. Вопреки голосу разума, я все еще не утратила надежду.

С нескрываемым раздражением я достала мобильный, чуть не уронив его в сугроб.

Хлоя.

Я покачала головой и сбросила вызов.

Друзья звонили по нескольку раз в день. Имена менялись, а суть диалога оставалось той же самой. Каждый хотел узнать, в порядке ли я. Ответ всегда был один и тот же: «все нормально».

Естественно, они не верили. Первое время после дня рождения даже заявлялись ко мне домой, чтобы убедиться, что я все еще жива. Но я часто отсутствовала. И они перестали.

Вернув руки в карманы, я потупила взгляд в землю и направилась к входу в трехэтажное здание. Я надеялась, что если не смотреть на него, то боли не будет. Если опустить голову, то воспоминания не смогут в нее проникнуть. Если думать о чем-то другом, то рана в груди не станет нарывать.

Все предположения обернулись крахом, как только я оказалась внутри. Прошлое обрушилось мощным потоком, едва не сбив меня с ног. Ощущение было такое, словно я шагнула под Ниагарский водопад. И лучше бы я сделала так, чем пришла в свою бывшую школу.

– Могу я чем-то помочь? – обратился ко мне охранник, дежуривший у двери. Я вздрогнула от звука его голоса.

«Мне уже ничем не поможешь», – обреченно подумала я.

Окинув мужчину взглядом, я поняла, что раньше его здесь не видела. Должно быть, с нового учебного года состав сотрудников школы изменился.

– Я связывалась с приемной директора и говорила, что зайду сегодня за рекомендательным письмом. Джил Хендерсон.

Мужчина нахмурился. Измученно улыбнувшись, я поспешно добавила:

– Хендерсон – это фамилия. У меня не Исландские корни.

– Вообще, я вспоминал, говорили ли мне за тебя, но спасибо, что просветила, – недружелюбно бросил охранник. – Кабинет директора два раза налево и до конца по коридору.

– Знаю, – в тон ему ответила я.

Холл первого этажа казался мне минным полем. Куда бы я ни посмотрела, куда бы ни ступила – все вызывало эмоциональный взрыв.

Именно здесь я впервые увидела его. Встретилась с серой радужкой сияющих глаз, которые впоследствии приходили ко мне в кошмарах.

Здесь же он устроил драку со Стивом.

И пригласил на свидание, на котором предложил встречаться.

Самое начало. Зарождение наших отношений. Эти стены помнили то, что я сознательно пыталась забыть.

Органы чувств обострились до предела. Создалось ощущение, что он бесшумно шел за мной по пятам. Преследовал молчаливой тенью. Казалось, что стоило мне обернуться, и я тут же столкнусь с ним взглядом.

Содрогнувшись, я ускорила шаг. Скорее к директору и прочь отсюда!

Забыв про все условности, я без стука ворвалась в приемную, своим появлением нарушив царившую внутри тишину. Женщина, сидевшая на месте секретаря, подняла ко мне удивленный взгляд.

– Простите, – опомнившись, смущенно произнесла я. – Очень тороплюсь.

Конечно, это было ложью. Я никуда не спешила. Я убегала. От воспоминаний. От разыгравшегося воображения. Я бежала к кабинету, словно он был спасательным кругом в огромном бушующем океане.

– Вы пришли за рекомендательным письмом?

Я кивнула.

– Сейчас, – протянула секретарь, принявшись перебирать бумаги, в хаосе разбросанные по столу. – Можно узнать, зачем оно вам? Я же высылала письмо с файлом на вашу электронную почту.

– Приемная комиссия университета Рейкьявика вправе потребовать оригиналы всех документов в любое время, – объяснила я. – Не хотелось бы оказаться в неудобном положении.

– Пожалуй, вы правы, – согласилась она.

Забрав письмо, я поспешно покинула кабинет.

Путь назад показался мне особенно долгим. Я шла, уставившись в пол, выложенный кафельной плиткой. Разглядывала узоры. Бесцельно считала собственные шаги. Предпринимала жалкие попытки отвлечься, хотя в глубине души понимала, что сегодняшней ночью пустые школьные коридоры явятся ко мне в кошмарах. Этого уже не избежать.

Телефон вновь завибрировал в глубине кармана, когда я вышла на улицу. Хлоя усердно пыталась связаться со мной, но я не оставила ей ни единого шанса, выключив мобильный. Сегодня мое нежелание разговаривать с кем-либо проявилось с удвоенной силой.

Резкий порыв ледяного ветра бросил колючий снег мне в лицо, вернув возможность трезво мыслить.

Вздохнув полной грудью, я направилась к воротам, оставив школу вместе с воспоминаниями, которые она вызывала, позади. Я почти бежала, покидая знакомый двор. В этот раз навсегда.

***

Яркий холодный свет, льющийся с экрана ноутбука, рассекал тьму комнаты. От стоящей на столе чашки горячего чая поднимался пар.

Безостановочно стуча по клавишам, я печатала мотивационное письмо[1] для университета. Эмоции переполняли. Пальцы бегали по клавиатуре, опережая мысли. Ни одно школьное эссе не давалось мне с такой легкостью. Трудно поверить, что еще несколько недель назад я не знала, куда буду поступать.

Когда праздничные дни давно миновали, а январь подходил к концу, я внезапно поняла, что потеряла слишком много времени впустую.

Он не объявился. Я не получила ни единого сообщения, даже короткого: «с Рождеством». Он жил своей жизнью, оставив меня в прошлом.

Пришла моя очередь двигаться дальше.

Взяв пару выходных, я думала, что проведу много часов за ноутбуком в поисках подходящего учебного заведения. Но мои предположения не оправдались.

Попав на сайт университета Рейкьявика, я молниеносно влюбилась, изучая предложенные программы обучения. Из всего многообразия я выбрала психологию. Я не понимала почему. Курсор мышки двигался словно сам по себе, указывая мне верное направление. И мне нравились его подсказки.

В тот день я пропала в интернете, переходя с одного сайта на другой. Я знакомилась с известными психологами, такими как Зигмунд Фрейд[2], Джон Уотсон[3], Абрахам Маслоу[4]. Читала про разные клинические случаи, выдающиеся достижения и эксперименты. Скачала несколько книг.

Погрузившись в научный мир, я не заметила, как наступил вечер. Именно тогда я приняла окончательное решение. Я хочу учиться на факультете психологии.

Поставив финальную точку, я перечитала письмо и сохранила документ, взволнованно щелкнув левой кнопкой мыши. По телу разлилось приятное чувство удовлетворения.

Когда я печатала эссе для поступления в медицинский, я практически рвала волосы на голове, мучительно придумывая текст. Несколько дней молчаливых истерик, которые я запомнила на всю жизнь. Открывая файл, я еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Весь словарный запас улетучивался. Предложения не складывались. Я не знала, что писать.

На этот раз я справилась меньше чем за час и без особых усилий. Поразительно!

Открыв браузер, я тут же попала на сайт университета Рейкьявика. Перед глазами предстала заполненная анкета для поступления. Оставалась лишь одна деталь – мотивационное письмо.

Я прикрепила документ и навела курсор на кнопку «Отправить заявку».

Сердце с бешеной скоростью забилось в груди. Пришлось закрыть глаза и сделать несколько вдохов, чтобы унять приступ внезапной паники.

– Джил, ты ничего не забыла, – услышала я собственный успокаивающий голос. – У тебя блестящее резюме и рекомендации. Хорошие оценки. Тебя обязательно примут.

С каждым произнесенным словом пульс приходил в норму. Я верила в то, что говорила.

Открыв глаза, я щелкнула мышкой. Страница сайта перезагрузилась, и на экране появилась надпись: «ваша заявка принята».

Я моргнула и еще раз перечитала ее.

Затем еще.

Я не могла поверить, что это действительно произошло. В кратчайшие сроки я собрала все необходимые документы и без колебаний отправила заявку. И, что наиболее важно, я сделала это сама. Родители не принимали участия в моем решении.

Господи, да они даже не знали, что я выбрала университет!

Легкая улыбка тронула губы. Груз ответственности, который давил на меня с того рокового дня, когда я отказалась ехать в аэропорт, вдруг свалился на землю, подарив возможность расправить плечи. И пусть я прошла лишь часть длительного и трудного пути, мне уже стало значительно легче.

Взгляд метнулся в сторону телефона, лежавшего на краю стола. Больше всего на свете я хотела схватить его и набрать до боли знакомый номер. Поделиться столь радостной новостью. Рассказать о своем решении.

Но зачастую одного желания бывает недостаточно.

Я взяла в руки чашку с уже остывшим чаем и откинулась на спинку стула, задумчиво уставившись в монитор.

Если ни ему, то кому я могу рассказать?

Отношения с отцом, мягко говоря, были отвратительными. По утрам я не выходила из комнаты, пока не хлопала дверь, оповещая, что он ушел на работу. В его выходные он не спускался завтракать, пока я не покидала дом. Мы не существовали друг для друга.

Вероятнее всего, он даже не станет меня слушать.

Мама... Казалось, она отчаялась. Наши натянутые отношения с отцом сильно волновали ее, но все попытки помирить нас оборачивались крахом. Папа злился на нее. Я часто слышала, как они ругались по вечерам за закрытой дверью. И, в конце концов, она прекратила свои старания.

Семья рушилась. Я и до всего произошедшего была не сильно близка с родителями, а сейчас и вовсе закрылась от них.

Возможно, моя новость слегка подбодрит маму. Даст ей надежду, что ее единственная дочь способна начать жизнь с чистого листа. Ей стоит рассказать.

Но только после того, как университет рассмотрит заявку и пришлет ответ. Не нужно тешить маму мнимыми надеждами. Всегда лучше говорить о том, в чем ты абсолютно уверен.

Внезапная трель дверного звонка грубо прервала мои размышления. Кто-то настойчиво жал на кнопку, ни на секунду не отводя палец в сторону.

Я поморщилась и взглянула на время. Половина седьмого. У отца ночное дежурство в больнице, поэтому он вернется не раньше восьми утра. Мама заранее предупредила, что задержится на работе. Обычно ее смена заканчивалась в девять, но сегодня она решила остаться до закрытия ресторана.

Да и родители вряд ли стали бы столь яростно мучить дверной звонок.

Сомнений не оставалось. За железными воротами стоял один из моих знакомых.

В мыслях промелькнуло имя Хлои. Ведь неспроста она несколько раз пыталась связаться со мной, когда я безуспешно боролась с воспоминаниями на пороге школы.

Звон не прекращался, безжалостно ударяя по барабанным перепонкам. Поставив чашку с нетронутым чаем обратно на стол, я усилием воли подавила желание кинуться вниз и закричать, чтобы меня оставили в покое.

Если перетерпеть, то незваный гость обязательно уйдет. Не станет же он или она вечность стоять у закрытых ворот и давить на кнопку, изводя меня отвратительной трелью.

Экран телефона засветился, и я непроизвольно взглянула на него. Сообщение от Моники:

«Я знаю, что ты дома. Открывай.»

– Вот черт! – выругалась я.

По телу пронесся холодок страха. Возникло неприятное ощущение, словно за мной наблюдали.

Звонок не умолкал. Казалось, что он стал громче.

Крепко зажмурившись, я закрыла уши руками и покачала головой в надежде, что оглушающая трель прекратится, и я вернусь к своим делам.

«Не хочу! Не хочу! Не хочу!» – мысленно вопила я, раскачиваясь из стороны в сторону.

Резко втянув носом воздух, я открыла глаза и вскочила на ноги. Тело прошибла мелкая дрожь. Кровь закипала от злости.

В бешенстве я выбежала из комнаты и бросилась вниз, попутно включая свет в доме. Оказавшись в прихожей, я вдавила кнопку открытия ворот с такой силой, что указательный палец побелел от напора.

Звонок замолчал. Наступила долгожданная тишина.

Схватившись за ручку двери, я на мгновение замерла, приказав себе успокоиться. Моника пришла, чтобы проведать меня, потому что переживала. Она точно не виновата в том, что случилось, и я не должна выплескивать на нее накопившийся гнев.

Ярость отступила, уступив место легкому раздражению. Несколько раз сжав пальцы свободной руки в кулак, я распахнула дверь.

– Ты все-таки жива! – воскликнула Моника вместо приветствия.

На пороге стояли три девушки. Моника, Ракель и незнакомка, держащаяся позади. Создавалось ощущение, будто она попала на участок случайно. Сейчас она опомнится, извинится и уйдет. Но девушка оставалась неподвижной, глядя прямиком на меня.

Моника прижимала к груди большой бумажный пакет, крепко обхватив его двумя руками. Ее теплая зимняя куртка была расстегнута, как если бы она только что вышла из душного помещения и очень хотела охладиться на пронизывающем ветру улицы. Ее очки почти полностью запотели, и я невольно подумала, каким образом она видит через них хоть что-то?

Ракель, напротив, была укутана в пальто и обмотана шерстяным шарфом. В руках она держала три огромных коробки для пиццы, сложенные друг на друга. Без тени улыбки она пристально смотрела на меня.

– Пока жива, – отозвалась я.

– Может отойдешь и дашь нам войти?

Я уже открыла рот, чтобы возразить, но Ракель меня опередила.

– Джил, пицца остывает.

Желудок предательски заурчал, отозвавшись на ее слова.

Когда я в последний раз ела?

Тяжело вздохнув, я сделала пару шагов назад, освободив проход.

Оказавшись внутри, Моника сразу же протянула мне пакет, и я рефлекторно взяла его. Послышался звон.

– Что там? – удивленно спросила я.

– Вино.

Моника улыбнулась и сняла куртку. Я закатила глаза.

– Раздевайтесь и проходите на кухню. Отнесу алкоголь в холодильник.

С трудом разместив бутылки на забитых полках холодильника, я открыла верхний ящик с посудой и замерла, уставившись на прозрачные бокалы с длинной ножкой.

В последний раз я пила вино из бумажного стаканчика. Теплой летней ночью. На крыше высотного здания. Слушая его хриплый бархатный голос.

Дыхание участилось.

– Я умираю с голоду! – раздался возглас за моей спиной.

Встряхнув головой, я отогнала внезапно нахлынувшие воспоминания о ночи после выпускного и достала четыре бокала. Знакомое оцепенение снова заключило меня в безжизненные объятия.

– Итак, – произнесла я, повернувшись к подругам, столпившимся у прохода в кухню. – Что заставило вас прийти?

– Хлоя предложила заглянуть к тебе сегодня, – сообщила Ракель, кинув коробки с пиццей на стол.

– Я предположила, что ты, как всегда на работе, – продолжила Моника. – Поэтому мы поехали сначала в ресторан. Хлоя вызвала твою маму, и она тонко намекнула, что будет дома не раньше, чем в половину первого.

– Вы общались с мамой? – удивленно выпалила я.

– Она у тебя классная, – с улыбкой заключила Ракель.

– Да, – согласилась Моника. – Но как только мы вышли из ресторана, Хлое позвонил отец и сказал немедленно ехать домой. И как раз в этот момент я увидела машину Ребекки, припаркованную у тротуара.

Расставив бокалы, я взглянула на незнакомку, стоящую рядом с Моникой. Ее густые пшеничные волосы слегка электризовались, скорее всего, из-за только что снятой шапки. Горловина шерстяного свитера натянута до самого подбородка. На щеках выступал румянец.

– Ребекка, это я, – отозвалась она.

Я постаралась улыбнуться и протянула ей руку. Она легонько пожала ее.

– Джил, – представилась я. – Если они взяли тебя в плен и силой привезли сюда, моргни три раза.

Ребекка сдержанно рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Я пришла по доброй воле.

Я кивнула.

– Мы отвезли Хлою домой, а сами поехали в магазин, – продолжила Моника, удобно разместившись на стуле отца. – Сначала я думала взять пиво, но Ракель сказала, что не хочет. К тому же я не знала, что ты любишь пить. Поэтому мы взяли классику. Красную полусладкую классику.

– Мы бы приехали раньше, если бы кто-то по дороге не захотел есть, – вмешалась Ракель, сверкнув глазами в сторону сестры.

– Ты громче меня кричала, что хочешь пиццу!

– Иначе ты взяла бы роллы, а меня выворачивает от водорослей, в которые они завернуты.

– В прошлый раз ты не возмущалась.

– Потому что я была очень голодной!

Я приглушенно засмеялась, наблюдая за разразившимся спором. Возможно, провести время с друзьями не такая плохая идея.

– Кто откроет вино? – вмешалась я.

– Штопор есть? – спросила Ракель, обойдя стол.

– Посмотри в ящике слева от раковины.

Взглянув на Ребекку, я с ужасом заметила, что она все еще стояла в стороне.

– Ты чего стоишь? – поинтересовалась я.

– Не знаю, куда можно сесть, а прерывать их дискуссию, чтобы спросить, как-то не хотелось.

– Занимай любое свободное место.

Ребекка прошла к другому краю стола. Она двигалась бесшумно, словно кошка, мягко ступая по паркету. Аккуратно опустившись на стул, она отставила бокал и тихо произнесла:

– Я за рулем.

– Пиццу будешь? Если что, есть домашняя еда. Мама всегда готовит на неделю вперед.

– Уже довольно поздно. Я не ем после шести.

Я замялась, вновь оглядев ее. Худышкой Ребекка не была, но и полной ее было трудно назвать. Возможно, ее нежелание есть после шести было вызвано чем-то другим, нежели диетой, но спросить я не решилась.

– Может воды? – еще раз попыталась угадать я.

Ребекка кивнула.

Я налила воду в стакан и поставила перед Ребеккой. Она взглянула на меня и благодарно улыбнулась. Я лишь кивнула в ответ, не в силах повторно выдавить улыбку.

– Что там с вином? – раздался голос Моники.

– Готово! – воскликнула Ракель. В подтверждении ее слов послышался приглушенный хлопок.

Вернувшись к столу, она разлила напиток по бокалам и все, кроме Ребекки, дружно сделали по глотку.

Я слегка поморщилась от терпкого привкуса. Когда я вообще в последний раз пила алкоголь? Я не могла вспомнить.

Опустившись на стул рядом с Моникой, я открыла коробку с пиццей и взяла ломтик. Желудок вновь издал жалобный стон.

В кухне повисла тишина. Все наслаждались ужином, потягивая вино. Ребекка что-то увлеченно печатала в телефоне.

Стараясь ни о чем не думать, я жевала пиццу, смотря в стену.

Обычный девичник. Нормальный вечер.

Я убеждала себя, что так и должно быть. Я обязана заниматься своими делами, какими бы они ни были. Общаться с подругами. Учиться. Смеяться. Жить.

И все же в глубине души таилась боль. Что-то было не так.

Его не хватало. Он саднил как рана.

Внезапно кто-то дотронулся до моей руки. Я перевела взгляд от стены, сосредоточившись на человеке, потревожившем мой покой. Моника нежно сжимала мое запястье, стараясь обратить на себя внимание.

– Как ты, Джил?

– Вдребезги.

Тяжело вздохнув, я бросила недоеденный кусочек пиццы обратно в коробку. Желание есть пропало также внезапно, как и появилось. Схватив со стола бокал, я откинулась на спинку стула.

– Сергей не объявился?

Я невольно вздрогнула.

Имя всколыхнуло душу, и на поверхность стало подниматься нечто, спрятанное глубоко внутри, о чем не хотелось думать.

Я прижала край бокала к губам и сделала несколько больших глотков, чтобы заглушить мысли.

– Джил, – позвала Ракель.

Я метнула взгляд к ней, стараясь показать, что не нуждаюсь в утешении.

– В день твоего рождения Мария показывала нам фотографии, на которых вы с Джоанной сидите в каком-то клубе.

Я нахмурилась, не понимая, к чему она ведет.

– На этих фотографиях у тебя рыжие волосы, – продолжила она.

– Назови любой цвет из палитры, и я скажу, что мои волосы были окрашены в него.

– Голубой, – внезапно вставила Ребекка, положив телефон на стол.

Печально усмехнувшись, я кивнула.

– Было.

Ребекка приподняла густые светлые брови в удивлении.

– Рыжие волосы в сочетании с твоими карими глазами выглядели потрясающе! – восхищенно воскликнула Ракель.

– Мне тоже нравилось, – призналась я.

– Может, ты хочешь вернуться к этому цвету?

Я ненадолго замолчала, обдумывая ее предложение. Светлая краска пагубно влияла на мои темно-каштановые локоны. Волосы обильно выпадали и секлись на концах. Собственно, это и стало основной причиной, по которой я перекрасилась.

С другой стороны, прошел почти год, как я красила их в последний раз. И я действительно считала, что рыжий цвет подходил мне намного больше.

– Знаешь, – задумчиво произнесла я, глядя на остатки вина в бокале. – Это прекрасная идея! Только сначала стоит подстричься.

– Так и думала, что ты согласишься!

Ракель щелкнула пальцами, встала со стула и направилась в прихожую. Я непонимающе проследила за ней взглядом.

Вернувшись, она потрясла небольшой коробочкой, зажатой в руке.

– Вообще, я покупала ее для себя. Корни значительно отросли. Да и цвет уже потускнел, – произнесла она, протянув мне упаковку с краской для волос. – Но я с радостью отдам ее тебе. Даже могу помочь.

– Тогда за дело! – решительно произнесла я, сверкнув глазами.

Разлив вино по бокалам, мы вчетвером поднялись наверх. Моника и Ребекка топтались у входа в ванную комнату, пока Ракель работала с моими волосами. Сперва она состригла секущиеся концы и подтолкнула меня к зеркалу, чтобы я оценила ее работу.

Едва взглянув на свое отражение, я тут же поняла, что хочу кардинально сменить имидж.

– Пожалуйста, сделай их короче, – попросила я.

– На сколько?

– Под каре[5].

Ракель закусила нижнюю губу.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

На этот раз, выполнив мою просьбу, она не дала мне посмотреть. Возможно, испугавшись, что я захочу остричь еще пару сантиметров. Я не исключала такого желания, поэтому не стала сопротивляться.

Моника забежала в ванную, когда Ракель наносила первый слой краски.

– Ого! – протянула она.

Я слегка занервничала.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я.

– Ничего, – быстро произнесла она. – Я пришла налить вам вина. Тебе нужно, Ракель?

– Пожалуй, я сначала закончу. Иначе Джил превратится в тигра.

Моника наполнила мой бокал и поспешила удалиться.

– Только не выпей все без меня! – выкрикнула Ракель ей вдогонку.

Ответа не последовало.

Я сделала очередной глоток. Алкоголь слегка затуманил рассудок, не позволяя непрошенным мыслям пробраться в голову. Спокойствие накрыло теплой волной.

Спустя полчаса томительного ожидания, Ракель помогла смыть краску с волос, а затем высушила их феном.

– Готова? – уточнила она, подведя меня к зеркалу, закрыв мои глаза ладонью.

– Да, – отозвалась я.

Ракель убрала руку.

Я тихо ахнула. Мои ранее длинные волосы теперь были чуть ниже линии подбородка. От каштанового цвета не осталось и следа. Локоны равномерно окрашены в светло-рыжий оттенок.

Создалось ощущение, будто из зеркала на меня смотрел совершенно другой человек. Симпатичная девушка с короткой стрижкой, чьи губы растянулись в широкой улыбке.

Молниеносно развернувшись, я заключила Ракель в крепкие удушающие объятия. Ее идея оправдалась. Мне нравилось преображение, и я чувствовала себя намного лучше. Думаю, этого она и хотела добиться.

– Спасибо, – искренне прошептала я.

Ракель аккуратно выпуталась из моих рук.

– Идем, – позвала она, кивнув в сторону двери.

Слегка пошатываясь, я вышла из ванной. Моника и Ребекка сидели на лестнице, приглушенно разговаривая. Услышав шаги, они синхронно обернулись и замолчали.

Две пары глаз уставились на меня. Ненадолго повисла тишина.

– По-моему с короткой стрижкой тебе намного лучше, – заявила Моника, прервав молчание.

– Тебе очень идет этот цвет, – подхватила Ребекка.

Я благодарно улыбнулась. За этот вечер я улыбалась больше, чем за последние три месяца. И что наиболее важно, я не заставляла себя, как делала это во время работы или в разговорах с мамой. Губы сами растягивались в улыбке.

– У меня идея! – воскликнула Моника, подняв вверх указательный палец.

– Это плохо кончится, – услышала я насмехающийся шепот Ракель за спиной.

– Поехали к океану!

– Зачем? – недоумевающе спросила я.

Схватившись за перила, Моника поднялась на ноги и шагнула ко мне. В нос ударил специфический запах алкоголя. Она протянула бокал, и я рефлекторно взяла его.

– Танцевать, – пояснила она, ухмыльнувшись.

Окинув взглядом Ребекку, все еще сидящую на лестнице, я заметила, что в руке она сжимала ключи от машины, вопросительно глядя на меня. Я расценила это как согласие и повернулась к Ракель.

– Что думаешь?

Она пожала плечами.

– Если ты согласишься, то мое мнение будет уже не так важно.

Я сделала глоток вина. Потом еще один. И еще.

Алкоголь ударил в голову. Мысли разбегались. Мне нравилось.

Зачастую размышления душат спонтанность. Нет никакого смысла долго обдумывать что-то. Нужно просто это делать.

– Чего замерли? – возмутилась я. – Поехали!

Моника подмигнула мне и бросилась вниз. Ребекка пошла следом.

Я дождалась, когда Ракель поравняется со мной, и спросила:

– Почему это плохо кончится?

– Моя сестра любит влипать в истории, – пояснила она, спускаясь по лестнице. Я не отставала. – Как-то Моника поехала отдыхать с друзьями в другой город. Ночью они бездумно шатались по улицам, громко распевая песни. Какому-то местному настолько не понравился их вокал, что он начал бросаться в них яблоками!

Ракель приглушенно засмеялась.

– В конце концов, на шум приехала полиция. Монике и всем, кто находился с ней, выписали немалый штраф за нарушение общественного порядка.

– Надеюсь, никто не пострадал?

– Нет.

– Думаешь, сегодня будет что-то подобное?

Натянув куртку, я подхватила с пола рюкзак. Ракель обмоталась шарфом и выскочила на улицу.

– Все возможно, – ответила она.

Моника и Ребекка ждали в машине.

– Где вино? – спросила Ракель, как только мы сели в автомобиль.

Моника молча протянула ей открытую бутылку, копаясь в телефоне. Ракель взяла ее и сделала пару глотков.

Внезапно из динамиков заорала оглушительная музыка. Я едва сдержалась, чтобы не зажать уши руками.

Ребекка переключила передачу, и машина тронулась с места.

Выехав за черту города, мы двигались по извилистой дороге. За окнами стелилась тьма. Я не знала, куда мы направлялись, и с каждым глотком вина этот вопрос интересовал меня все меньше.

Вскоре алкоголь закончился, и мы принялись подпевать словам, льющимся из колонок автомобиля. Голоса путались. Каждый пытался перекричать вокалиста, и в результате мы вообще перестали понимать, что поем, заливаясь звонким смехом.

Изредка глядя на Ребекку, я заметила, что она молчала. Нетрудно было догадаться, что происходящее ей не нравилось.

Увидев, как Ребекка в очередной раз нахмурилась, когда в музыке прозвучал гулкий бас, я попросила Монику уменьшить громкость. Несмотря на то, что происходящее определенно доставляло мне удовольствие, я не хотела, чтобы это приносило кому-то дискомфорт.

После коротких возмущений Моника все-таки сделала музыку тише и уткнулась в окно. Я увидела, что Ребекка немного расслабилась.

Потеряв счет времени, я уже начала засыпать, когда машина замедлила ход, а затем и вовсе остановилась.

– Приехали! – бодро оповестила Ребекка, отстегнув ремень безопасности.

Выйдя на улицу, я тут же содрогнулась от холода. Под ногами хрустел снег. Завывал ветер. Фары автомобиля разрезали темноту вокруг, выхватывая небольшой ровный участок местности, на которой мы находились.

И тут я услышала шум. Ласкающий уши прибой. Волны разбивались о берег.

– Мы приехали на пляж? – удивленно вскрикнула я.

– Да! И я собираюсь танцевать! – ответила Моника.

Из открытой двери автомобиля вновь заорала музыка. Я усмехнулась, уставившись в темноту.

По телу разлилось спокойствие. Здесь, вдали от города, в компании Моники, Ракель и Ребекки, я не чувствовала той всепоглощающей тоски, которая до этого держала меня в плену.

Я понимала, что алкогольное опьянение скоро отпустит. Эйфория от времени, проведенном с подругами, испарится. Рана в груди снова начнет нарывать. Но все это – проблемы будущего. В настоящий момент я чувствую себя счастливой и буду наслаждаться каждой чертовой секундой этого мгновения. Жить здесь и сейчас.

С этими мыслями я повернулась к подругам и принялась танцевать.

[1] Мотивационное письмо – это вид эссе, в котором претендент описывает свой опыт и обосновывает выбор программы или компании. Оно должно отвечать на два основных вопроса: почему вы являетесь подходящим кандидатом и почему выбрали именно этот университет или компанию.

[2] Зигмунд Фрейд – австрийский психолог, психоаналитик, психиатр и невролог. Основатель психоанализа.

[3] Джон Уотсон – американский психолог, основал бихевиоризм, который стал одной из самых распространённых теорий в западной психологии XX века.

[4] Абрахам Маслоу – известный американский психолог, основатель гуманистической психологии.

[5] Каре – средней длины причёска. Волосы подстрижены по одной линии ниже уха и выше плеч. Характеризуется чётко очерченной линией волос.