Лицо

 Маска осыпалась ему под ноги.

 Его любимая, изношенная, истлевшая маска, ни одна из прочих с ней не сравнится.

 Она без проблем растягивала губы в улыбке, лучилась дружелюбием и очаровывала людей, но в той лишь степени, чтобы они были рады внезапно встреченному незнакомцу. А большего и не надо.

 В его закромах были разные маски, печальные и смешные, злые, серьёзные, льстивые и тщеславные, влюбленные и преисполненные гордого одиночества. К каждому случаю подходила своя. И лишь та, самая первая и любимая, была универсальной.

 Он смёл прах в старый совок и высыпал в короб с золой, горько вздохнув.

 Обмотал лицо лоскутом белой марли, чтоб даже мельком не поймать своё истинное отражение в зеркалах, и отправился в спальню, служившую ему хранилищем лиц.

 Мерцающий в темноте огонёк оплавленной свечки выхватывал края аккуратно развешанных масок, образцы мужские и женские, и даже несколько детских.

 Выбор был нелёгким. Ни одна так просто не подходила, хотя каждую он подгонял по себе.

 Ему стоило немедленно отправиться на поиски кандидата, достойного будущей маски, но для этого нужно было подобрать временную.

 Вот маска купца. Для неё требовалось под кафтан засунуть подушку, изображая отвисшее брюхо, а под щёки и подбородок подложить ватные шарики. Неудобная, но часто служила хорошую службу.

 Вот маска благопристойной девицы, к ней прилагались тёмные локоны парика, а грудь можно было и не имитировать, по настроению, ведь девица должна была казаться всем праведной.

 Вот маска студента, юноши робкого и наивного, которого никто не воспринимал обычно всерьёз, оттого она была особо удачной, но слегка хозяину опротивела.

 И таких были сотни, но идеальной - лишь только одна. И та рассыпалась в прах.

 - Что ж...

 Он примерил залежавшуюся маску доброго старика, морщинистую, с длинной седой бородой и бровями, сползающими на глаза. Достаточно безопасно и вполне располагает к себе, вроде не нищий в лохмотьях, за пазухой прячущий нож, а приличный старик, готовый поделиться и мудростью, и куском хлеба.

 Вышел в прохладу ночного города, подволакивая левую ногу, кутаясь в древний кафтан. Поиски можно было начать с кабаков, хотя навряд ли там найдутся достойные, но и такие, бывало, напивались до бессознательности, теряя достоинство - и лицо.

 Он потратил целую ночь, обойдя все знакомые рюмочные, и так никого и не отыскал. Уже занимался рассвет, и он выбрался из тёмных проулков к розовеющему каналу. Воздух был пропитан сыростью, тиной и рыбой, ароматом, присущим любому приморскому городу. Чайки ещё не проснулись, извозчики видели предпоследние сны, и прозрачная тишина ласкала его измученный слух.

 Там на мостике через канал он и встретил достойного.

 Юноша, даже скорее молодой мужчина с потухшим взглядом, бесстрастно смотрел перед собой, раздумывая над прыжком. В общем-то решение он давно уже принял, осталось только перегнуться за поручень и рухнуть вниз, вероятнее всего раскроив себе голову о неглубокое каменистое дно.

 - Молодой человек, вы будто бы чем-то расстроены?

 Благообразный старик подошёл к нему аккуратно и тихо, сгорбившись под грузом прожитых лет.

 Тот не отводил взгляда от спокойной воды.

 - Я не расстроен. Мне просто больше незачем жить.

 - А вы пробовали?

 - Пробовал что? - юноша сбился со своих трагических мыслей.

 - Жить. По-настоящему.

 Старик положил сморщенную узловатую руку поверх прохладной руки юноши, вцепившейся в поручень.

 - Будто можно жить как-то иначе, - тот дёрнул плечом. - Моя жизнь состоит из трагедий, лишений и драм. Я устал.

 Старик усмехнулся, однако борода это скрыла.

 - Так если твоя жизнь тебе не нужна, отдай её старику. Мне не помешает пара десятков тобой не прожитых лет.

 Юноша отшатнулся было, изумлённо глядя на старика, но не смог выдернуть со внезапной силой сжатую руку.

 - Ты что, сам дьявол?!

 - Какой же я дьявол, милый мой мальчик. Я просто старьёвщик, подбираю то, что другим не нужно.

 - Отпусти меня!  - юноша дёрнулся снова, и снова тщетно. 

 Старик потянул его на себя, словно собрался закружить его в танце, внезапно выпрямил спину, поставил подножку, и пока юноша падал, свет в его глазах безвозвратно померк.

 Молодая упругая кожа без труда отделялась от плоти. 

 Он курил, стряхивая пепел в пустую жестяную банку, безразлично орудовал скальпелем и насвистывал какую-то старую песенку. Маска должна была выйти отменная.

 Его бытие так и строилось - из лоскутов чужих оборванных жизней. Где-то подобранных, кому-то не надобных, коротких и длинных.

 Он менял свои маски чаще перчаток, в каких-то мог жить пару лет, какие-то снимал уже через час, всё зависело от желания, повода и обстоятельств.

 Его не интересовало бессмертие как таковое, хотя он и разменял уже три сотни лет. Ему лишь хотелось прожить столько жизней, сколько он сумеет украсть, прежде чем дни его подойдут к концу. Хотелось испробовать всё, на что не хватило бы ни одной, ни десятка человеческих жизней, хотелось побывать в разных шкурах, изведать и богатство, и бедность, страх и радость, вкус поражения и победы.

 И только любви ему не хотелось.

 Неминуемая горечь потери останавливала его каждый раз, когда он встречал приятного человека, будь то девушка или юноша. Он не был готов расстаться с бессмертием, чтобы состариться и умереть в один день даже с самой любимой душой. И также не был готов потерять постаревшую в одночасье любовь, а за ней уже белых как лунь детей, внуков и правнуков, оставаясь при них молодым.

 Даже плотских утех ему не хотелось, в них он будто не видел смысла.

 Надев свою роскошную новую маску, пригладив волосы и одёрнув сюртук, он вышел из дома. Срочно нужно было покрасоваться, показать, каков он может быть повеса и франт, расправить плечи и почувствовать свежий вкус жизни.

 Город цвёл пышными яблонями, наполненный солнечным светом, гудел разбуженным ульем, звенел подковами по мостовой.

 Там на главной городской площади за цветочным прилавком среди тюльпанов и роз он встретил её. Скромную темноволосую девушку в простом сером платье, подпоясанным розовым фартуком. Она любезно собирала букеты, продавая за гроши всем желающим, каждого одаряя улыбкой.

 - Пионы для вашей дамы, милорд? - она смотрела на него снизу вверх, сквозь самую душу.

 - У меня нет никакой дамы.

 - Как же это случилось, кто разбил ваше сердце?

 Он вскинул брови.

 - Никто.

 - Ну как же. Сердце ведь может быть или целым, или разбитым, а в целом сердце обязательно кого-то должно хранить, - она улыбнулась столь лучезарно, что он мог бы ослепнуть.

 - Нельзя разбить то, чего нет.

 - Полно вам, милорд, - девушка рассмеялась звонко, будто первый весенний ручей. А потом с хитрой улыбкой вложила в его большую ладонь красный тюльпан. - На самом деле я вас узнала. Мы виделись тысячу раз в разных мирах, временах и городах. Я вас искала так долго!

 Он отшатнулся от неё как от чумной.

 - Что за чушь ты несёшь? 

 И немедленно скрылся в толпе.

 Она подобрала тюльпан с земли, пока его не растоптали.

 - Я вас узнала, милорд, я вас узнала.

 Он прошёл за ней след в след до самого её дома. Заметил, в каком окне загорелся свет, когда, по его прикидкам, она должна была бы открыть дверь своей комнаты. Нашёл удобное окошко под крышей на чердаке дома напротив, и там расположился сам. Ему требовалось понять, что это за ведьма, и откуда ей знать, кто он такой.

 Девушка кружила по комнате, пританцовывая, размахивала лопаточкой, наскоро готовила ужин, будто играючи заваривала себе чай. Вроде бы не было ничего, что могло показаться особенным. 

 И вдруг она подошла к окну. Безошибочно посмотрела ему прямо в глаза, словно знала заранее, где он находится. И одними губами произнесла:

 - Я вас узнала.

 Он немедленно скрылся в чердачной тени, едва ли не впервые в жизни смутившись. Кем бы она ни была, это начинало казаться опасным.

  На следующий день он возник перед ней, только она вышла из дома.

 - Кто ты такая?

 - Я помню тебя! - восторженно ответила девушка. - Я тебя видела в каждой из своих жизней, нам суждено быть вместе.

 - Что ты несёшь? - он был мрачен и настроен серьёзно, её легкий и невесомый ответ совершенно его не устроил.

 - Я каждую ночь вижу новые города, будущее и прошлое, миры, в которых я никогда не бывала. И в каждом из этих снов я вижу тебя.

 Его передёрнуло. Бредни девушки раздражали, но тут его посетило внезапное озарение. Он был в маске того несчастного юноши. Она видела юношу, а не его. Уж не потому ли молодой человек хотел сброситься тем утром с моста?

 - Значит, ты убеждена, что именно я твой суженый?

 - А кто же ещё? - она сияла, не сводя с него глаз.

 - Тогда давай сделаем так. Я умею менять обличья. Десять раз в течение месяца я буду являться тебе в самом непредсказуемом виде, и если ты узнаешь меня хотя бы раз пять, так уж и быть, я поверю.

 Она узнала все десять.

 Сперва он явился ей в облике пожилой леди, сидящей за столиком в кафе неподалёку от её цветочной палатки. Девушка, ничуть не сомневаясь, подошла к ней и вложила красный тюльпан в её тонкую сухую ладонь.

 - Я узнала тебя.

 Во второй раз она его встретила в мясной лавке, под личиной огромного грубого мясника он продал ей баранью вырезку в бумажном конверте.

 - Я узнала тебя, - сказала она и подала ему красный тюльпан в обмен на покупку.

 Третий раз он обратился маленькой девочкой, в старом платье кружащейся в саду, где она обожала читать. 

 Она подошла к девчушке, погладила по голове и протянула ей красный тюльпан со словами "Я узнала тебя".

 Обозлённый, он решил усложнить ей задачу. Появлялся бездомным на паперти, но среди других нищих она безошибочно подошла только к нему. Конечно же с красным тюльпаном. Терялся в стайке безусых студентов, которых девушка с красным тюльпаном впечатлила безмерно. 

 Раз за разом она его узнавала. "Когда же кончатся её треклятые цветы, что это за кошмар?" - так он думал, тем не менее проникаясь к ней каким-то странным чувством на грани любопытства и очарования.

 Крайний раз он растворился в буйстве пышного весеннего праздника. Его невозможно было отыскать среди сотен ликующих горожан, взмывающих вверх конфетти, разноцветных флажков и алкогольного духа.

 Но она протиснулась сквозь густую толпу, возникнув перед ним столь неожиданно, что он поперхнулся.

 - Я узнала тебя! - она осыпала его тюльпановыми лепестками и расхохоталась.

 - Что ж... - он был озадачен. - Получается, ты победила. Приходи завтра в мой дом, двухэтажный каменный с замшелой черепичной крышей на краю большого канала. Я буду ждать.

 Она пришла ранним утром до первого крика чайки.

 - Какое странное ты себе выбрал жилище, - она улыбалась уже чуть слабее.

 Мрачный дом с потухшими окнами и паутиной над дверью ожидаемо её испугал. 

 - Но ведь ты же узнала меня, должна была узнать и мой скромный приют.

 - Да, действительно... - она осторожно, чтобы не запачкать красивое, подходящее случаю платье, прошла в его гостиную, освещённую лишь неверными огоньками свечей. Присела на самый краешек продавленного дивана, брезгливо отряхнув подол.

 Он расположился напротив.

 - Как ты уже поняла, я и вправду меняю обличья. У меня тысячи масок под каждый случай, под каждого встречного и под каждое моё настроение. Если ты действительно узнала меня и уверена в том, что в каждых мирах нам с тобой суждено быть вместе, ты должна увидеть истинное моё лицо.

 Он сидел перед ней в маске того самого несчастного юноши, в которой встретил её впервые. И откровение о том, что и это лицо не настоящее, повергло её в смятение.

 - Хорошо, конечно, я хочу увидеть тебя настоящим... - сказала она, вовсе не готовая к этому.

 - Если ты сумеешь удержаться от крика, я поверю, что мы должны быть вместе.

 Она сжала побелевшими пальцами подол своего красивого платья.

 Аккуратно, привычным движением он поднял руку к виску и подцепил тонкую леску. Потянул, и она без сопротивления выскользнула откуда-то из-под волос. Маска слетела.

 Девушка отчаянно обеими руками зажала свой рот, но крик всё же вырвался.

 Под маской зияла дыра, застывшее месиво кости и плоти. Он так часто пришивал к себе новые маски, что собственное его лицо истёрлось и сгнило, растеряв все черты, присущие ему от рождения. 

 Умирающим от чумы мальчишкой он впервые украл чужое лицо. Ту самую первую и любимую его маску. Кажется, это был лекарь, поставивший на нём крест. 

 - Ну что же, теперь ты знаешь меня настоящим, - его голос, хриплый, скрипучий доносился откуда-то из глубины его горла.

 - Но... но... - девушка не знала, что ей ответить, бежать ли ей прямо сейчас или стоять на своём до последнего. Её мечты осыпались, словно та маска.

 - Боишься?

 - Нет, что ты, совсем не боюсь, - её голос дрожал. - Ведь ты же сам говоришь, у тебя тысяча масок. Ты же можешь надевать любую их них, чтобы мне не было страшно.

 В тишине, навалившейся на них снежной лавиной, он глухо расхохотался, смех клокотал в его впалой груди.

 - Всё это ложь. Никакой я не суженный тебе, глупая девочка.

 Она сдавленно улыбнулась. 

 - Наверное, вы правы, милорд.

 - Так как же ты узнавала меня каждый раз?

 - Милорд, я торговка цветами. Я знаю всех людей в этом городе, а гостей у нас почти никогда не бывает. Приметив чужака, я подходила с цветком, и каждый раз чужаком оказывались именно вы.

 Он вновь рассмеялся, пораженный собственной глупостью.

 - Но видишь, в чём дело. Теперь ты знаешь меня настоящим. Тебе не удастся отсюда уйти.

 Она вскочила, но тут же он преградил ей дорогу, перехватив её руку. Пока она падала, запутавшись в платье, свет в её глазах безвозвратно померк.

 Тонкую девичью кожу стоило снимать осторожно, чтобы не повредить, не порвать, иначе весь труд насмарку.

 Аккуратно поддевая её медицинским крючком, он готовил себе новую маску. Бестолковую по большей части, облик получится слишком простым и серым. 

 Но, может, на пару выходов и сгодится.