я ᴄᴛᴀᴧ ᴛʙᴏиʍ ᴨᴇᴩʙыʍ ʍужчинᴏй.
— До недавнего времени я и сам не знал, что помню многое. Но когда увидел тебя, уже взрослой, на той дурацкой вечеринке, сразу припомнил очень много и забыть не получается. Как ни старайся...
Осушаю бокал и аккуратно ставлю его на тумбу возле кровати.
— Ты сказал, что это твоя квартира.
— Да, та самая, в которой делали ремонт, пока я в доме пака жил. Сейчас ремонт закончен.
— Ты здесь часто бываешь? — спрашиваю ненароком.
Не надеюсь на честный ответ. Но внезапно мин отвечает:
— Да, крошка, я частенько здесь ночую.
— Ну да, — выдавливаю смешок. — Это логово мачо, который меняет женщин, как перчатки. Сколько женщин кувыркались с тобой на этой кровати?
— Ни одной, — прищуривает глаза, глядя пристально мне в лицо. — Это моя берлога.
— Оу, ты привёл меня сюда. Это что-то должно значить.
— И ты лежишь на моей кровати, а сам я спал в зале. Да, это точно что-то должно значить.
— Например?
— Боюсь сорваться. Приклеиться к тебе на сутки или даже больше, на всю оставшуюся жизнь.
— Ещё чего, — фыркаю я. — В вашем распоряжении только семь ночей, мин юнги. О большем речи не шло!
— Вредина. С тобой никогда не было просто, а сейчас — так вообще, — вздыхает мин и собирается уходить.
Я не должна его удерживать, но внезапно нахожу ещё один предлог начать разговор:
— На мне мужская футболка. Ты меня раздел?!
— Да, не спать же тебе в джинсах и растянутой кофточке.
Я глубже зарываюсь под одеяло, только сейчас понимаю, что юнги раздел меня до нагиша, а потом надел футболку: на мне нет трусиков.
— Наверное, я попрошу тебя отвернуться. Мне нужно в душ.
— Вставай. Футболка на тебе как платье, — разрешает юнги.— Я буду в зале. Зови, если что...
Закатываю глаза от его зашкаливающей самоуверенности, но ведь он не рисуется передо мной.
Он был таким всегда — харизматичным, грубоватым, уверенным в себе и очень умелым мужчиной.
Ванную комнату я нахожу без труда и там полным-полно мужских бритвенных принадлежностей, гели для душа с резким, пряным брутальным ароматом.
Пользуясь случаем, я придирчиво изучаю полки, но не нахожу ни одного следа присутствия женщин: ни зубных щёток, ни расчёсок, ни случайно забытых мелочей вроде колец или серёжек.
Даже полотенца — тёмно-серые и немного колючие, пахнущие лишь порошком для стирки, без отдушек кондиционеров.
Приняв душ и освежившись, я возвращаюсь.
Нужно пройти через большой зал и не заметить юнги. Но он такой большой, что сложно не обратить на него внимание. К тому же я бы и с закрытыми глазами поняла, где он находится.
Я чувствую его, как магнитная стрелка компаса чувствует север.
Я твёрдо намерена его не замечать и не останавливаться. Но..
— Рози, — зовёт юнги. — Постой.
— Уже поздно, юнги. Наверное, ты очень рано встаёшь. Спокойной ночи..
Я закрываю дверь, с бешено бьющимся сердцем и прислоняюсь спиной к гладкой поверхности.
По ту сторону раздаются шаги. Я слышу, что юнги замер неподалёку.
— Я уже ложусь в кровать. Иди к себе, мин!
— Зря ты меня гонишь прочь, — вкрадчиво отвечает юнги. — Я стал твоим первым мужчиной. Понимаешь, что это значит? Я же теперь от тебя не отстану.
— Семь ночей...
— Да нахуй эти семь ночей. У нас может быть и двадцать семь ночей, и тысячу семь... Вся жизнь может быть нашей! — бьёт кулаком по двери.
Я зажимаю рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос. С трудом удерживаю слёзы.
— У тебя своя жизнь, мин. Она рядом с женой и сыном.
— Рози, ты нужна мне. Ты. Всегда была нужна, — говорит с мукой в голосе.
Считаю удары сердца.
Оно не грохочет, не бьётся, но подозрительно замолкает.
Словно застыло.
Собираюсь с силами, чтобы сказать:
— Я дам тебе лишь то, о чём договорились. Семь ночей. Это моя плата за твои услуги. На большее не рассчитывай. Говоришь, что я тебе нужна?! Но однажды ты мне уже сказал, что не оставишь сына без отца. То есть не бросишь семью. А я...я не согласна быть любовницей. Всё или ничего.
* * *
На следующее утро я просыпаюсь от звуков работающей кофемолки и долго лежу, приводя в порядок свои мысли и чувства.
Под одеялом очень тепло, в квартире юнги сугубо мужская атмосфера, но мне не привыкать: я много лет прожила лишь с папой, а о маме сохранилось много воспоминаний, но все они — детские, по большей части.
Мысль о маме снова возвращает меня на исходную, к словам отца о том, что юнги заглядывался на Лию, Отрезвляет и заставляет подняться.
Часть меня считает, что нужно поговорить с юнги на эту тему.
Но другая часть, состоящая из обид и уязвлённой гордости, требует остаться в стороне и вообще не показывать слабость перед этим мужчиной.
Как бы то ни было, сон уже испарился, и я направляюсь в душ, думая, что пропахну запахами мужских уходовых средств надолго.
Немного смущает факт, что на мне нет белья. В футболке юнги, пусть даже длинной, доходящей мне до колен, я буду чувствовать себя уязвимой и доступной.
Поэтому снимаю с крючка мужской банный халат и много времени трачу на то. чтобы подкатить рукава.
Однако разница в росте между мной и юнги очень велика, поэтому полы халата волочатся за мной по паркету.
Захожу на кухню. Юнги стоит у плиты, приветствует меня, не поворачиваясь.
— Доброе утро. Я буду варить кофе. А ты чем завтракаешь?
— Навряд ли у тебя есть что-нибудь для завтрака...В твоей холостяцкой берлоге.
Юнги молча открывает дверцу холодильника, демонстрируя мне набор продуктов, часть из которых может долго лежать и не портиться. Яйца, сыр, сгущённое молоко, тушёнка, сухарики...
Прячу улыбку в сторону, потому что когда уезжала в летний лагерь, ещё в школе, потом по возвращению в холодильнике нашего дома был похожий набор продуктов.
Может быть, все военные мужчины непритязательные?
— Ну так, что молчишь? Завтрак?
— Давай кофе, если есть сахар, конечно.
— Я пью крепкий, — предупреждает мин. — Может быть, тебе стоит поесть на завтрак что-нибудь другое? Типа омлета?
— Ничего страшного. Я не в ресторане, так что выбирать не буду.
Через несколько минут юнги сдвигает турку с плиты и нацеживает кофе в две крошечные чашки. Судя по цвету напитка, там реально ударная доза горького, чёрного кофе.
— Ну, попробуй, упрямица, — предлагает юнги и садится напротив.
В его больших пальцах миниатюрная кофейная чашка кажется совсем крошечной, как из домика куколки Барби.
Я осторожно отпиваю напиток и пытаюсь поскорее проглотить пряную, острую горечь напитка.
— Нравится?
— Очень, — отвечаю я.
Делаю ещё один большой глоток через силу. Во рту горит, как будто юнги пьёт кофе с перцем чили!
— Ну всё, показала, что тебе не слабо — и хватит! — злится юнги, забирая из моих рук чашку с напитком. Достаёт телефон. — Сейчас закажу тебе завтрак.
— Не стоит утруждать себя. У тебя есть молоко и яйца, я взобью омлет. Не хочу, чтобы ты тратился на меня сверх меры: средствами и временем.
Вынимаю из лотка два яйца и, за неимением венчика, взбиваю их вилкой, постепенно подливая молоко. Потом жду, пока нагреется сковорода.
Мин сверлит мою спину взглядом. Не могу разобраться в своих чувствах: хочется, чтобы он ушёл, и в то же время я жажду, чтобы он остался рядом.
— Разве тебе не нужно ехать к семье? Или на работу? — спрашиваю, стоя к нему спиной. Так проще задавать неуместные вопросы, не показывая своего лица.
— Нужно.
Раздаётся звонок в дверь. Юнги поднимается: наверное, к нему кто-то приехал. Я прислушиваюсь: разговора нет, юнги коротко благодарит кого-то и возвращается.
— Сумка с твоими вещами в спальне. Тебе нужно переодеться во что-то и решить вопрос с проживанием. Одной находиться пока не безопасно. В моём доме ты жить не хочешь...
— Я бы пожила в отеле. Как и раньше.
— Исключено. Небезопасно, — отрезает юнги. — С чонином я встречусь только сегодня. Ещё не знаю, в каком русле пойдёт наш разговор. Тебе нужно пока посидеть под охраной.
— Предлагаешь мне жить здесь, в твоей квартире? — удивляюсь и не удерживаюсь от язвительности. — Хорошо, наверное, иметь под рукой любовницу и...
Договорить не получается. Юнги резко сгребает меня в охапку и подсаживает на стол, впиваясь в губы поцелуем. Грубым и безжалостным, почти трахая языком.
Я обмякаю и позволяю ему это, потому что в голове резко возникает головокружение и томительная слабость струится по всему телу. Забываюсь под напором его языка и губ.
Одна рука юнги намертво впаяна в мои волосы, вторая держит жёсткий захват на талии — не увернуться.
Большего он себе не позволяет, но и одного тягучего, длинного поцелуя хватает, чтобы сойти с ума.
В воздухе внезапно тянет горелым и юнги реагирует первым. Бросается к плите, снимая сковороду с омлетом, сгоревшим дочерна.
— Блять... Оставил тебя без завтрака. Сковороду отгрызать придётся. Закажу тебе завтрак... — и звонит в службу доставки, глядя в окно.
Я неловко спрыгиваю со стола.
Ноги в коленях дрожат мелко и часто, пальцы тоже сводит нервной судорогой. Начни я сейчас делать что-нибудь, всё будет валиться из рук.
Юнги садится рядом и цедит свой чёрный кофе маленькими глоточками, словно и не налетал на меня вихрем, выбившим все, до одной разумные мысли из головы.
Полчаса проходит в полной тишине.
Потом снова раздаётся звонок в дверь и на этот раз уже привезли завтрак, приготовленный в одной из ближайших кофеен.
— Приятного аппетита.
— Спасибо.
— Ну, так что ты решила? Где будешь жить?
/ Розэ./
— Ну, так что ты решила? Где будешь жить?
Я понимаю, что он имеет в виду. Но нарочно бросаю в сторону юнги вопросительный взгляд. Он терпеливо уточняет:
— Имею в виду, где ты решила пожить, пока я решаю вопрос с чонином.
— Опять. Ты не даёшь времени подумать!
— Время ограничено.
— Выбор невелик. Твой дом или твоя квартира. Выбираю второе. Здесь хотя бы нет твоей жены и ребёнка. Надеюсь, что они здесь не появляются?
— Не появляются. И не язви, Рози. Это не твоё...
— Значит, ты меня плохо знаешь. Или считаешь, что мне приятно? Нет, неприятно. Это вынужденные меры.
— И всё-таки приятного тебе аппетита. Как решишь, скажи, — говорит юнги
Он отвлекается на телефонные звонки, решая текущие и рабочие вопросы.
— Я тебя задерживаю? — спрашиваю в паузе. — Если у тебя есть дела, можешь идти.
— Я никуда не пойду, пока не решу вопрос с тобой. Точка. Если обещаешь быть здесь и не делать глупостей...
— Сидеть в четырёх стенах под охраной.
— Это необходимость, — снова напирает Темирхан.
— Я понимаю. Просто мне это тяжело даётся. Возьми меня с собой?
— На работу? — удивляется юнги.
— Ну, а чем этот вариант хуже того, что ты будешь вдалеке и названивать мне по десять раз за день, проверяя, на месте ли я.
— Я могу приставить охрану.
— Кажется, ты сам говорил, что с тобой в тысячу раз безопаснее...
— Уговорила! — сдаётся юнги поднимая руки вверх. — Беру на работу. Как маленькую...
— Как-то одно время папа брал меня с собой на работу. Но тогда мне было лет десять, наверное. Мама только ушла из жизни, и папа не хотел оставлять меня одну.
— Знаю, — кивает мин. — Видел, как ты спала на диване в его кабинете.
— Видел?
— Ну, я тогда только с задания вернулся и узнал, что Лия в автокатастрофе погибла. Приехал к другу...
Тема разговора прихотливым образом сместилась на мою маму. Внезапно я спрашиваю:
— Ты сильно любил Лию? — переплетаю под столом пальцы, сжимая их до боли.
Смотрю прямо в глаза юнги, не видя перед собой ничего, кроме тёмных, расширенных зрачков.
Нужно отрывать пластырь с ран резким жестом — говорят, так будет меньше боли.
— Рози,я уже тебе говорил. Но ты, похоже, мне не веришь, — качает головой.
— Ничего ты мне не говорил. Разговор прервался. И я реально хочу знать, сильно ли ты любил мою маму, как говорил отец.
— пак тебя против меня настроил крепко и то, что лия мне нравилась, тоже не в мою пользу сыграло. Вот только знаешь что, рози...если бы я лию любил по-настоящему, то на всё бы пошёл, чтобы сделать своей и на дружбу с паком бы не посмотрел. Говорю, как есть — нравилась мне она сильно, да! Но Лия изначально на пака внимание обратила, выделила его и больше никого вокруг не замечала. Может быть, меня это зацепило и больше гордость взыграла, что предпочтение отдали не мне.
— А ты пытался к ней...
— Подкатить? Хочешь честный разговор?!