Quod me non necat
Наконец-то бумага.
Я давно уже не держал перо в руках, мой дорогой читатель. За всё это время после случившегося я едва ли мог прийти в себя. Меня унесло куда-то невероятно далеко, я даже не уверен в том, где бывал, но знаю, что вернулся другим. Знал бы ты, друг, как я рад творить! Как я начал ценить краткие моменты, когда во мне отключается рациональное восприятие этого гнусного мира, а взамен пробуждается что-то намного большее прямо внутри меня. Кому-то может показаться, что в такие моменты можно стать марионеткой, тряпичной куклой на поводу у великого искусства, но мой истинный читатель знает, что это не так. Наоборот, это придаёт мне какого-то смысла, позволяет думать, что я нечто большее. Как же я безумно соскучился по этому.
После того, что произошло, мне было сложно вернуться в обратное состояние. Одновременно я был и человеком, и каким-то слишком примитивным существом. Едва ли в силах встать с кровати, я извечно пытался заставить себя что-то делать, но увы, даже банальные дела по дому мне давались с трудом. Служанка, стало быть, чуть ли не вызвала лекаря, ведь наверняка думала, что я умираю. Может, был бы я уже похоронен и отпет, если б ей хватило смелости бить тревогу при каждом подозрительном случае. Так же как и мне что-то делать тогда.
В какой-то момент мне показалось, что каждая клетка моего тела наполнена тяжёлым металлом, который постоянно тянется к земле. Все планы и повседневные задачи ушли на второй план, даже самые важные. Встречи пришлось отменить и невероятно добрым ко мне господам, пригласившим меня на балы, разослать письма с отказом. Может быть худшее в этом, что чувство вины из вежливости, которое терзало меня ранее, сейчас же я не ощущаю почти никак. Из-за этого моё сознание вводит меня в обману, заставляет сомневаться, что где-то в груди ещё хоть что-то осталось. Или же в черепе, который, видимо, пуст как желудок бедного крестьянина.
Самое необычное то, что я абсолютно здоров. Когда ко мне всё-таки вызвали лекаря на днях, мне сказали, что всё в полном порядке. Прописали прогулки в саду, но я ведь понимаю, что это неспроста происходит, хоть и не могу опознать это явление. Стало быть какая-то душевная рана, саму которую мне познать не дано.
Резко стало всё безразлично. Злато, женщины или веселья – куда-то ушло даже самое греховное удовольствие, которое я испытывал ранее. Будто я превратился в бездушного призрака, блуждающего особняком. Призрака, которого поселили в это бренное тело, отчего тому тяжко. И самым сильным ударом стало равнодушие к делу писательскому. Я больше не мог испытывать чувства или эмоции, оттого и думать вовсе. Что же делать писателю без его единственного достоинства – мыслей в голове? Мне оставалось только смириться с безысходностью и плыть по течению обыденности.
А теперь же ощущение, что я потерял значимую часть самого себя. Что-то дорогое ранее, может даже бесценное. У меня ощущение того, что прошлый я умер, только нынешний жив. А всё, что было раньше для меня сон, видение. Будто и не я это был, а некто другой, поэтому многих своих решений в прошлом, переосмыслив сейчас, я вовсе не понимаю. Знаю только, что те, которые принял недавно – единственные верные. Только с тех пор я смотрю на мир более трезво чем когда-либо, без пелены перед глазами. Может, я нашёл себя, в каком-то безобразном смысле.
Как ни странно, оно того стоило, хоть и пришлось пройти этот кошмар. Не спрашивай меня, как я оказался тут, с пером в руке, опять стараясь написать что-то тебе, – я не отвечу, ведь сам не знаю. Но как только эта маленькая вспышка, – желание писать, – промелькнуло среди этой тьмы, я ухватился за него как за спасательный троп, внезапно появившийся в океане. Но меня не покидает чувство, что я вернулся не целым, как ранее. Даже более – мою душу и сердце подло ограбили, оставив умирать.
Не описать мне обиды и злости на ту, имя которой зарёкся упоминать. Кто после писем и признаний оставила меня ни с чем, оставила на истерзанье внутренних демонов-чертей. И наверняка ты, мой близкий друг, не знаешь даже о чём речь. Но в этом и заключался мой замысел.
Ты никогда не узнаешь этого, ни сейчас, ни когда-либо. Мне хватило ума сжечь всё, что я только успел написать в её имя и посвятить ей, может и во благо. Эти рукописи съедали меня изнутри, настолько было тошно даже смотреть на них. И во избежание всех последствий, если бы я только прочитал из когда-то в далёком будущем, пришлось идти на жертвы, признавшись самому себе в том, что эта жертва не во имя искусства, а во имя его творца. Новое теперь точно будет написано, а значит в старом нет никакого смысла, кроме душевных тревог. Я бы не смог жить, если б что-то из этого попалось в руки общественности.
Теперь же, радуйся, читатель! Ради тебя на свет пришел новый творец. И я уверен, что он принесёт тебе ещё много новых книг, рассказов, стихов и пищи для размышлений. Про этого писателя вряд ли кто-то вспомнит позже без его великих прошлых произведений. Но ведь это лишает меня оков и развязывает руки. Теперь в этом я свободен, а это важнее всего.
И раз мне пришлось пройти через это, то есть надежда продолжить успешно пробираться через лабиринт судьбы. Лабиринт, который меняет судьбы игроков. Который забирает прошлых их, но всегда дарит новые варианты. А ты, читатель, жди. Жди меня, пожалуйста, я обязательно вернусь завтра, и послезавтра, и на следующий день.