На год ближе к старости
«Медленно, но верно.
Одна ошибка за другой...
Я не кажусь себе другим,
И не кажусь себе собой.
Каждый Божий день я вижу,
Твои красивые глаза,
И ты мне улыбаешься, прекрасная как никогда.
Я помню наш последний диалог,
Тогда, когда я понял чувство боли.
Пойми, я без тебя - никто.
Молю, отпусти мою душу на волю.»*
Записав эти странные строки в блокнот, я задремал. Казалось, что я заключен в камеру смертников и дожидаюсь казни, инициатором которой является моя некогда лучшая подруга и предмет воздыхания, а палачом – её «хэй, смотрите все какие у меня мышцы» парень, Кевин Смит. Вот, я иду, скованный цепями своих глухых подростковых надежд, становлюсь на колени и смотрю в её глаза, белые, пустые и безжизненные. Где же та Ребекка, которую я знал все свою жизнь? Вот, Кевин поднимает топор, секунда до окончания моего жалкого существования...
Кто-то упорно трепал меня за плечо. Я инстинктивно отмахнулся, стараясь отдалиться от непонятного силуэта. Это был отец.
— Ты спал как убитый, что, слишком интересный был сон? — он ехидно улыбнулся.
Я потёр глаза и поджал под себя ноги.
— Мне чуть не снес бошку Кевин Смит, но ты спас меня, — я улыбнулся.
— И кто же такой этот Кевин Смит?
Я и забыл, что отец ничего не знает о нем, обо всем знала только мама.
— Это долгая история, я, если честно, не особо хочу её вспоминать.
Отец понимающе кивнул.
— Там к тебе тот паренёк со школы пришёл, я скажу, чтоб поднимался, — сказал отец и вышел из комнаты.
Я никак не хотел вспоминать ту историю, уж слишком много нервных клеток было утрачено. Все ли у меня в норме? Нет, черт, конечно, нет. Я чувствую себя разбитым, словно маленький парусник севший на мели, или же как ваза, которую я разбил в Фениксе десять лет назад, отец не смог склеить её, поэтому останки этой вазы хранились в другой вазе, собственно, что я сейчас из себя и представлял – разбитая душа в человекообразной оболочке.
Вскоре, Томас зашёл в мою комнату, пожал мне руку и принялся, как полагается гостю, совать нос не в своё дело. Сначала он расспросил меня о футбольной форме, что лежала возле письменного стола, затем о фотографиях, в конце концов, он заметил гитару и весь наш следующий диалог был именно о ней.
— Это твоя гитара? — Томас улыбнулся. Он всегда улыбался, думаю, он даже засыпал с улыбкой на лице.
Я никогда не любил этих вечно довольных жизнью людей, ну серьёзно, кем нужно быть, чтобы постоянно улыбаться? Душевнобольным?
— Да.
Томас достал из сумки пару учебников, я достал фломастеры и тетрадь. Задание было несложным, поэтому мы уложились в полтора часа работы. Я делал зарисовки, а Томас диктовал, что писать и что зарисовывать. В целом - мы справились. Через пару минут зашел отец с кружками горячего шоколада.
Томас с улыбкой смотрел ему вслед, пока тот не вышел. Затем взгляд Томаса упал на меня.
— У тебя отличный отец, тебе повезло с ним.
Действительно, он всего лишь изменил моей маме, они из-за этого разъехались и развелись, поэтому мама решила отвести меня к нему, а по дороге погибла. Да, он отличный отец.
— Ты многое не знаешь, Том, — ответил я.
— Да, ты прав, это просто мое мнение. — Томас сел на мою кровать. — Знаешь, моему отцу и дела до меня нет, — Томас опустил голову.
О, нет, мне нужно сделать заинтересованный вид? А что, если мне не интересно?
— Почему ты так решил? — спросил я из вежливости.
— Знаешь, я понимаю, что у людей есть проблемы и похуже моих, поэтому я стараюсь не ныть, но могу сказать тебе одно: я мечтаю стать барабанщиком, от этого и идут все мои проблемы.
На самом деле, ужасно странный факт — большинство родителей против того, чтоб ребёнок был связан с музыкой не классической, а альтернативой, к примеру. Конечно, кто я, чтоб судить, но, запрещать ребёнку идти к мечте — это не круто.
— Родители против твоей мечты, так?
— Типа того, я не хочу наговаривать на них, но мне порой кажется, что они мне совершенно чужие люди. У нас не сходятся интересы и на все разные взгляды, это ужасно. К примеру, я хочу играть на барабанах — они против, я хочу собрать группу — они ещё больше против.
— Так, погоди, ты собираешься создать группу? — спросил я.
Томас засмущался.
— Ну-у, это моя вторая мечта.
Знаете, его взгляд – это что-то магическое. Вот, сейчас он тебя раздражает и бесит, а когда скажет что-то грустное, то сразу хочется его обнять и пожалеть. Никогда бы не подумал, что карие глаза имеют так много оттенков. Томас был настолько добрым и простым парнем, что я решил прекратить сторониться его. Да, он странный, но, все же мы немного странные? Мне хотелось стать ему другом, которому он мог бы поплакаться в плечо, мне хотелось, чтобы кто-то поддерживал его интересы и, окей, я был готов к такому.
— А тебе не кажется, что два человека - не совсем полноценная группа? — спросил я наиболее загадочным голосом.
— Почему двое? Я пока что... — и вот тут до него дошло. Он расплылся в широченной улыбке, таких масштабов, ранее которых я не видел. — Ты что, хочешь быть со мной в группе?
— Ну я же должен сделать что-то хорошее.
Если честно, то эта задумка была неплохой, но недочеты в ней присутствовали. К сожалению, я совсем забыл, что играю непривлекательно. Серьезно, я не знал ничего, я просто все делал на слух, в добавок ко всему – двое для группы - это точно мало. Для меня это был бы способ отвлечься, потому что я хотел бы посвятить себя чему-то, что бы занимало мое свободное время, помимо никелодеона.
Утро нового дня напоминало целое ничего. Все было как прежде, за исключением одного – сегодня я стал на целый год старше. Сказать, что я безумно этому был рад - солгать. Я не был рад своему взрослению, ведь я теперь на целый год ближе к смерти. Не подумайте, нет, я не боюсь смерти, я боюсь старения, из-за которого с возрастом стану похожим на курагу. Я даже не могу поверить в то, что я буду чьим-то дедушкой. Буду таким веселым старикашкой, который будет развлекать своих внуков всеми известными и неизвестными способами, а мой сын будет стыдиться меня. Я думал об этом не так часто, потому что обычно это приводило меня в тоску. Если так подумать, то меня все приводит, а тоску, этакий тоскун. Но нет, я не всегда таким был.
Мой дед, Эндрю Джейсон Фарелл, был самым прекрасным человеком на этой земле. Он всегда говорил только правду и не питал меня такими историями, будто он супергерой, космонавт или инопланетянин с зоны 51 или же, будто я супергерой и тому подобное. Он говорил, что я - это всего лишь я. Никакой не супер герой и никакой не инопланетянин. Он учил меня тому, что никогда не нужно ставить себя выше других, потому что все люди равны, но не все это понимают. Его приводили в ужас такие люди, которые ничего из себя не представляли, но при этом выставлялись, как могли. Он не любил вранье, он его чуял за целую милю. Он не любил доказывать очевидное, он говорил : "Если этот человек идиот, то какой смысл ему это доказывать, если от этого он все равно останется идиотом?". И я во многом был согласен с ним. Дедушка был моим кумиром. Я понимал все его мысли и все его поступки. Мой отец почему-то стыдился его. Ведь, дедушка говорил только правду и то, что он думает. Иногда, это было лишним, особенно в случае с моим отцом. Отец стыдился, когда дедушка приходил за ним в школу. Не знаю почему, но это было так. Отец стыдился говорить ему о своих девушках, ведь дедушка просил познакомить их с ним, а потом при них же говорил об их минусах и минусах отца, в конечном итоге, если количество минусов девушки соответствовало количеству минусов моего отца (а их, прошу заметить, было около двадцати, не понимаю это же, как надо было покопаться в человеке) или же было меньше, то девушка идеально подходила, но почему-то девушка уже и не хотела продолжать отношения с семьей Фарелл, особенно с Эндрю Джейсоном. В общем, мой дед был странным человеком, но хорошим. Умер он, когда мне было двенадцать. Я не могу описать, что чувствовал в тот момент, ведь важного человека просто удалили из моей жизни. Тогда, я в первый раз почувствовал себя опустошённым. Ребекка всю неделю не отходила от меня, стараясь отвлечь, но у нее не выходило. Теперь и её не было в моей жизни.
Встав с постели, я не почувствовал никаких изменений в себе, новых морщин не прибавилось, седых прядей не появилось. Я умылся и поплёлся вниз, где меня ждал, на мое удивление, сюрприз. Отец, Моррисон и, боже, с ними рядом стоял Арми. На столе стоял немного покосившийся торт, видимо, они везли его с другого конца города, а сверху висела самодельная растяжка с надписью «С Днём Рождения, дуралей». Они дружно пели «С Днём Рождения», пока я спускался по лестнице, затем я задул свечи и обнял их всех, особенно крепкие объятия достались Арми, потому что я ужасно сильно по нему соскучился. Мы договорились, что он отвезёт меня в школу.
По пути, он успел рассказать мне о том, какой его сосед по комнате свинья, потому что везде разбрасывал грязные вещи и банки колы. К сожалению, двадцати минут нам не особо хватило на полноценный диалог, но впереди у нас был вечер. Арми пожелал мне удачи, и я направился в здание школы.
Все было так же, как и в первый день, за исключением того, что меня никто не снес с ног. Зайдя внутрь, я стал искать глазами Томми, но не смог его найти. Тогда я решил, что стоит пойти на урок без него, а когда открыл свой шкафчик – чуть не завизжал от страха. Из него вылетело штук пять разноцветных шариков, наполненных гелием. Безусловно, ребята повернулись в мою сторону и поздравляя, хлопали в ладоши. Никогда ещё в моей жизни так много человек меня не поздравляли, они все улыбались искренне, из-за чего и мне хотелось быть с ними искренним. Через секунду появился Томас со своей фирменной улыбкой на лице.
— Черт, Томми, как ты узнал? — я улыбался, думаю, он впервые видно меня таким.
— Твой отец сказал, что боится делать тебе сюрпризы, потому что не знает, как ты отреагируешь, поэтому я решил рискнуть, как вижу – не зря.
Томас раздвинул руки и мы с ним очень крепко обнялись, отчего я заулыбался ещё сильнее. Я совсем не заслужил такого прекрасного друга. Совсем не заслужил.
____________________________
* Недостихи принадлежат мне.
Мне было мало лет, я был ещё более глуп, чем сейчас.