Глава 15. Смертный приговор
Лос-Анджелес, 1645г.
Я лежала в колосьях пшеницы под раскалённым летним солнцем, свято веря в то, что здесь меня никто не побеспокоит. Бабушка как всегда была неимоверно увлечена ведьмовскими зельями и заклинаниями, тем временем, как мама приказала мне собирать урожай. С хлопком я разделалась ещё вчера, а вот с пшеницей дела обстояли плохо. Из-за несносной жары у меня совершенно не было сил что-либо делать, пот стекал по телу, как водопад по извилистым горам. Я знала, что за своё безделье и лень получу по заслугам, но я бы посмотрела, как мама по такой жаре собирала урожай, сама-то вот дома сидит, в тени, обед готовит.
На самом деле, лежала я в пшенице не просто, чтобы спрятаться от неугомонной сварливой матери, а чтобы поразмыслить о чем-нибудь или понаблюдать за соседями. Индейцы — одни из людских обитателей на этой земле были так напуганы, услышав о дьявольских колдунах, обитающих на нашей территории, что переместили свои поселения как можно дальше от нас.
— Зачем вы рассказали такие ужасные вещи про нас? — спросила я как-то раз маму.
— Теперь со мной никто не общается. Все переселились за десять километров от нашего поселения.
— Так будет лучше, — лишь отвечала она. — Людям ни к чему знать о нас.
— Но что в этом плохо?
— Хочу тебе напомнить, Хелен, что весь мир помешан на сжигание ведьм и людей, так или иначе увлечённых в колдовстве, — мама вновь наморщила нос, отчего стала казаться на несколько лет старше.
— Индейцы знать не знают, что мы ведьмы, — возразила я. — Они сбежали сюда, чтобы скрыться от людей, считающих, что индейцы тоже причастны к колдовству.
— Для нас так будет лучше, — уверенно повторила мама, не желая слушать меня.
— И что теперь? — крикнула я ей вслед. — Кто мы теперь для них?
— Проклятые.
Вот уже пять лет как я одиноко блуждаю по полям и лугам, хожу за ягодами или на охоту в лес, смотрю на проплывающие мимо облака и про себя говорю, на что каждое из них похоже.
Бабушка все это время внедряет мне в голову какую-то чушь о будущей жизни и о том, что каждая из них будет невероятной и интересной. По ее словам, ведьмы имеют удивительную способность — помнить все свои прожитые жизни. Ещё она не раз говорила мне о том, что я встречу ангела, но почему-то этого так и не происходило. Сначала я подумала, что у бабушки просто старческий маразм, но сегодня я изменила своё мнение на этот счёт.
Как обычно смотря на фигуры, выстроенные из облаков, я увидела то, что раньше никогда мне не доводилось лицезреть. В самой дали что-то белое с огромной скоростью падало вниз. Резко вскочив на ноги, я проследила за тем, куда именно оно падало, после чего пустилась в погоню. Бежать доводилось довольно долго, с полей, засеянных пшеницей, я перешла в поля кукурузы и подсолнуха, после чего остановилась у зелёного луга. Спрятавшись за огромным дубом, я как можно незаметнее выглянула из него, дабы увидеть ангела.
— Не нужно меня бояться, мисс Уилшуд, — проговорил незнакомец, вставая на ноги.
— Вы знаете, как меня зовут? — удивилась я, выходя из укрытия довольно неуверенно. — Откуда?
— Я знаю о вас все, — продолжил ангел, расправляя крылья.
Из-за ярко солнца мне не удалось увидеть лица юноши, но отчего-то мне казалось, что его волосы светлые, как колоски пшеницы, а глаза также прекрасны, как небо без единого облака, он с легкой дымкой, схожей на туман.
Именно так днями и ночами я представляла ангела, и никакой другой образ мне не был по душе.
«Значит, таков будет твой ангел», — говорила бабушка, и в ее словах явно скрывался непонятный для меня подтекст.
— Откуда вы меня знаете? — спросила я, немного озадачившись этим.
— Я же ангел, — лишь ответил он, оставаясь неподвижным.
Мне так хотелось увидеть его целиком, но солнце предательски не давало мне это сделать. Попытавшись перейти на другую сторону, дабы разглядеть незнакомца поближе, я неуверенно отступила в сторону, слыша только свое собственное сердцебиение.
— Как вас зовут? — спросила я.
— Джеймс, — лишь ответил он.
— Зачем вы сюда прибыли, Джеймс? — продолжила я спрашивать, удивляясь тому, что фамилию он свою не назвал.
Неужели у него ее нет?
— Ради одной очень важной цели, — спокойно ответил он, и его сладкий голос дурманил мой слух.
Обычно я встречала юношей с грубым голосом, но у него он был как добрая сказка на ночь — убаюкивающий и нежный.
— Какой, извольте спросить?
— Чтобы увидеть вас, мисс Уилшуд.
Я от неожиданности открыла рот, но тут же закрыла его обратно, не найдя ни единого слова в ответ.
Смущённо опустив голову на свои ноги, я нервно закусила нижнюю губу.
— Я вас обидел своей честностью? — неуверенно спросил ангел.
— Что вы, нет, — тут же пролепетала я, неуверенно бросая взгляд на крылатого юношу. Наконец-то я смогла разглядеть его полностью и как же удивилась, увидев, что он точь-в-точь как ангел из моего воображения, даже еще краше. Эти четкие скулы, пронзительный, бросающий в дрожь взгляд серо-голубых глаз и белокурые волосы подобно пшенице, растущей возле дома, заставляли мое сердце неугомонно колотиться об грудь.
— Мы никогда не встречались раньше? — спросила я, неуверенно прищурив глаза.
У меня возникло некое чувство дежавю, казалось, этого юношу я видела раньше, возможно, как говорила моя бабушка, я могла запомнить его с прошлой жизни, особенно если любила больше всего на свете.
— Я бы ни за что не забыл эту встречу, — уверял он.
Ангел задумчиво посмотрел на небо, будто там кто-то за ним следит и шепчет на неизвестном для меня языке какие-то послания или указания.
— Мне пора возвращаться, — сказал он.
Я сразу поняла — он не хотел уходить, и его грустный сочувственный взгляд подтверждал это.
— Мы еще с вами встретимся? — спросила я быстро, покраснев от смущения, думая, что становлюсь слишком навязчивой.
Но ангел лишь сладко улыбнулся мне, проговорив таинственно:
— Безусловно, мисс.
Он легонько, словно дуновение ветра, взял меня за руку и, поцеловав тыльную сторону ладони, обжег своим жаркими, но нежными губами мою кожу, которая порядком огрубела от вечной работы.
— До свидания, — прошептал он, все еще держа меня за руку, и, казалось, он наслаждался каждым моментом, проведенным здесь, со мной.
***
В следующие дни, сколько бы раз я не возвращалась на место нашей встречи, дабы увидеть ангела, я его так и не встретила.
«Неужели он меня обманул?» — подобные мысли терзали меня постоянно.
Бабушка не расспрашивала меня о том, почему я так отдалилась от семьи, почему мои мысли блуждают где-то вдалеке, она лишь, смотря на меня как-то до боли подозрительно, говорила, будто зная о чем речь:
— Не жди его, и он вернется.
Поначалу я не понимала, почему она именно так выразилась, но позже стала осознавать, что чем больше я думаю об ангеле, тем меньше шансов его появления.
— Вернется лишь, когда забудешь, — иногда говорила она, смотря на свой хрустальный шар, который, по ее словам, может показать будущее или прошлое.
— Откуда вы можете знать? — спросила я ее.
— Это у нас в крови, Хелен, — отвечала она, кладя руку на мое плечо. — Ведьмы могут знать все, но только если захотят этого.
По правде говоря, как бы я не пыталась разузнать о своей прошлой жизни, в которой, возможно, скрываются ответы на мои вопросы, у меня не получалось этого сделать. Моя бабушка — Гленда Меро Жонсьер — самая сильная ведьма в нашем поселении знала все, включая то, что в тысяча семьсот шестьдесят девятом году сюда приедут испанские миссионеры, а через двенадцать лет эту местность назовут Лос-Анджелесом.
— Почему у меня такое чувство, что с ангелом я уже виделась раньше? — спросила я как-то раз. — Возможно, в прошлой жизни.
— Ты знала ангела, безумно похожего на Джеймса, — отвечал она. — Придет время, и ты все вспомнишь. Включая свою жизнь до рождения на Земле.
— Значит, на Земле моя первая жизнь? — уточняла я. — Поэтому я не могу вспомнить, кем я была раньше?
— Именно, — подтверждала бабушка, кивая головой с темной копной волос.
— А в следующей жизни кем я буду? — интересовалась я.
— Все той же Хелен Грейс Уилшуд, — отвечала миссис Жонсьер.
Больше бабушка ничего не желала мне отвечать, говорила, что я должна научиться управлять своей магией, ведь я одна из первородных ведьм как-никак.
Я усердно начала тренироваться, к сожалению, первое время безуспешно. Мама велела мне начать с огня: говорила, что мой характер чем-то схож с этой стихией. Что именно она хотела этим сказать, я так и не поняла. Возможно, она имела в виду, что я вспыльчивая, а мой энтузиазм и рвение к чему-то так же быстро угасает, как и сам огонь. Разумеется, я не была с ней согласна, особенно на счет того, что огонь легко погасить.
— Огонь — сила Дьявола, — говорила я словами бабушки, — его могут контролировать лишь единицы.
Мама не особо верила в мои способности, говорила, что вряд ли с меня получится стоящая ведьма, отчего мне еще больше захотелось доказать ей, что она неправа.
Первая моя попытка была провальной: я сожгла все поле, засеянное пшеницей, к счастью, мама умело управляла природой, отчего возобновить урожай она смогла, хоть и потеряла на это немало сил.
— Если ты будешь тренироваться, — говорила она сердито, — то уходи как можно дальше от дома и от поля.
С того момента я пряталась в лесу, где с опасением спалить все деревья все же продолжала усердную тренировку.
Разжечь огонь для меня представлялось самой легкой задачей, а вот контролировать его — гораздо сложнее. Я то и дело увлекалась яркими искрами, отлетающими от костра или хрустом горящего дерева, тем самым забывая, зачем, собственно говоря, устроила костер.
Каким-то таинственным чудом деревья не воспламенялись. То ли на них наложена магия, то ли мама постаралась в этом деле или, возможно, кто-то из потусторонних сил участвовал в моих нелепых уроках. В любом случае, костер обходил их стороной.
Иногда мне казалось, что за мной кто-то следит, какая-то темная, скрытая под черным плащом фигура, но еще ни одного раза мне не доводилось встретиться с неизвестностью лицом к лицу. Лишь непонятное, трепетное и в то же время волнительное чувство тревожило мое сердце.
Бабушка на мои рассказы ничего не отвечала, но что-то подсказывало мне, что она все знает, неизвестно только, почему не желает отвечать.
— Я не могу сказать, — лишь говорила она, смотря как-то сочувственно на меня, будто я лишилась руки или ноги. — Мне нельзя.
В конечном итоге я перестала добиваться от нее хоть какой-то правды, и только после этого ответы сами собой приходили ко мне, как ни странно, именно во снах.
Однажды мне приснились небеса или что-то похожее на них. Я гуляла в теплом летнем саду, который отчего-то был белым-белым словно снег. Не было ни зеленой травы, ни яркого желтого солнца, лишь одно белое полотно, да и только. В каждом сне со мной был юноша, тот самый ангел, но почему-то не называющий своего имени. Где-то в глубине души я знала, что это не Джеймс, но его лицо доказывало обратное.
— Что тебя тревожит? — спросила я его как-то раз. — Чего ты хочешь?
— Равноправия, — ответил он будто в пустоту, он был вроде со мной, но в то же время где-то в дали, и это чувство пустоты и одиночества впервые сильно напугало меня.
— С тобой что-то не так, — говорила я вслух. — Ты какой-то другой.
— Я все тот же, Хелен, — возражал он спокойно, заглядывая в мои глаза, будто ища в них какую-то тайну.
— Нет, — уверенно произнесла я. — Ты изменился.
Ангел не соглашался со мной, но в глубине души на сто процентов знал, что я права.
— Твое сердце, — продолжила я, — оно изменилось: стало холодным и черствым.
— Откуда тебе знать? — спросил он с ноткой раздражения.
— Я просто знаю и все, — ответила я, не зная, как объяснить, что когда любишь, ощущаешь всю боль того человека, кому ты отдал свое сердце.
— Знаний недостаточно, чтобы понять каждого, — произнес он, вставая на ноги и уходя прочь. — Знаний недостаточно, чтобы жить.
Я хотела крикнуть его имя вслед, но слова так и остались непроизнесеными, будто кто-то наложил на их произношения запрет.
Тренировки дали нужный результат: я забыла о Джеймсе, по крайней мере, не надеялась на его возвращение.
Совсем скоро наступила зима. В холодное время матушка любила праздновать один замечательный день — Рождество. Именно в эту ночь мы устраивали праздничный бал, где, к сожалению, встречалось совсем немного мужчин, в основном, возрастом от тридцати лет и больше. Разумеется, гости были ведьмами или колдунами, хотя последние больше предпочитают, чтобы их звали магами. Людей мы никогда не приглашали, и, конечно, своих соседей-индейцев тоже. Бабушка говорила, что они не понимают значимость этого дня, утверждала, что для индейцев это просто холодный день зимы, не более того. Спорить было бесполезно.
Единственное, что огорчало маму, так это то, что мой отец не сможет насладиться торжеством. Истинной причины его смерти я не знала, единственное, что я помню, как он умер на маминых руках, непрерывно глядя на меня своими карими добрыми глазами.
Я не сожалела о его утрате так сильно, как мама, возможно, по той причине, что мне было пять лет, когда он умер, и, по правде говоря, я мало что помнила о нем и с каждым годом забывала, как он выглядит все чаще и чаще. Я не знала его привычки и любимую книгу, не знала, как он любил проводить время, не знала, какой он стихией обладал, признаюсь, я совершенно о нем ничего не знала, и это чувство терзало меня все больше и больше.
К счастью, мысли о наступающем празднике давали возможность забыть о проблемах, терзающих мою душу.
— Хелен, поторапливайся, — звала меня мама с прихожей, уже давным-давно приготовившись к празднику. — Гости уже собрались.
— Уже иду, — крикнула я ей в ответ, в последний раз взглянув на свое отражение в зеркале.
Опережая моду, я принарядилась в красное пышное платье в пол с оголенными плечами и узкой талией, которую с легкостью можно было охватить ладонью. Дышать мне было довольно трудно, и даже резкие взмахи веера не помогали, но оно того стоило. Огненная ткань прямо-таки символизировала мою магию огня. Именно этот наряд снился мне каждую ночь, а черная узорчатая маска придавала образу таинственность и загадочность.
Мама же принарядилась в синее шелковое платье, облегающее ее стройную фигуру. Какой век она выбрала, я не знала, но он определенно был далек от нынешнего периода.
Свою темную копну волос она подняла вверх, заколов неизвестной для меня заколкой, в то время как я смело демонстрировала свои длинные темно-каштановые волосы, кудрями спадающие на голые плечи.
Мама одобренно кивнула на мой наряд, но в следующую секунду состроила гримасу недовольства по поводу моей задержки и неумения собираться вовремя.
Я, молча, зашагала следом за ней, то и дело нервно набирая воздух в легкие.
На улице была очень холодно, мороз различными узорами приукрасил стеклянные окна, а иней покрыл ветки деревьев и засохшую траву дивной снежной накидкой. Такую красоту портить не хотелось, отчего я, потирая ладони, пыталась согреться, не разжигая пламя. Подо мной всюду был лед, если бы я наколдовала тепло, то все бы растаяло в один миг, и я бы пришла во дворец мокрая как морж.
— Поторапливайся, — проговорила мама, быстрым шагом идя по тропинке, несмотря на жуткую гололедицу.
«Как она только не упала?» — удивлялась я, смотря ей в спину.
Сама же мама была предусмотрительной: надела песцовую шубу. Где только она ее взяла? Я же замерла как суслик и в придачу ко всему постоянно падала, больно ударяясь о толстую льдину.
Наконец-то мы подошли к огромному дому, который обычно используется как концертный зал или место для проведения важных мероприятий. С виду дом не представлял ничего особенного: кучка деревянный дощечек, да и только, но внутри все обстояло совершенно по-другому.
Я облечено выдохнула, отчего изо рта появился пар, как у закипевшего чайника.
— Держи себя достойно, — напоследок произнесла мама, прежде чем войти внутрь.
Я раздраженно закатила глаза, стоило маме отвернуться, но в следующую секунду с улыбкой проследовала за ней.
В этом году зал украсили особым образом. Где-то, возможно, с других стран, были привезены огромные люстры, висевшие над головой присутствующих гостей. Всего их насчитывалось две, а посреди зала красовалась зеленая, будто только что вырубленная Рождественская ёлка.
— Ёлка как «рождественское дерево» появится в девятнадцатом веке в домах петербургских немцев, — рассказывал кому-то поблизости маг, одевшись в костюм, состоявший из дублета, штанов с буфами и короткого плаща на меху.
Его же собеседник предпочел вамс, штаны, подбитые фатой, и плащ-боэмио. Такие наряды вызывали у меня несмолкаемый смех, но, соблюдая приличия, я поспешно скрылась в толпе гостей, время от времени здороваясь со знакомыми ведьмами или приятелями мамы.
— Хелен, — позвала меня женщина с другого конца зала. — Дорогуша, подойди ко мне.
Маску я надела не просто так, а для того, чтобы меня никто не узнал. Что ж, с этой дамой это дело безуспешное. Я с натянутой улыбкой зашагала к ней, моля Бога о том, чтобы разговор не затянулся на всю ночь.
— Ты прекрасно выглядишь, — восхищенно проговорила она, указывая рукой на свободный табурет возле себя.
Я присела на него с неохотой, мимолетно бросив взгляд на платье-контуш со складками «ватто» и дивной гулькой на голове собеседницы, украшенной розовым пером.
— Мода эпохи Рококо? — спросила я, и так зная ответ. — Прекрасный выбор.
— Благодарю, Хелен, — мои слова ей явно льстили. — Как поживает ваша бабушка? Хорошо себя чувствует?
— Просто превосходно, — услышали я знакомый голос бабушки.
Она все-таки пришла на праздник, хотя обычно не любила выходить в свет, чтобы не встречать желающих узнать свое будущее. Я радостно встала с табурета, уступая ей место.
В этом году она надела придворное платье Испании с райфраком, которое будут носить люди в эпоху Возрождения пятнадцатого-шестнадцатого века. Мода испанского народа ей всегда нравилась, в то время как я предпочитала экспериментировать со всеми эпохами и народами.
— Прошу меня извинить, — начала я, — но я вынуждена отлучиться ненадолго.
«Или, точнее, сбежать отсюда как можно дальше», — мысленно исправила я, улыбкой поблагодарив бабушку за вмешательство.
Она прекрасно знала, что я на дух не переношу мадам Лефевр, а особенно то, как она меня любит называть.
«Дорогуша», — фу, мерзость какая.
Бабушка с пониманием кивнула головой.
— Конечно, Хелен, — произнесла она.
— Присоединяйся в любой момент, — добавила мадам Лефевр, но я уже ее не слышала.
Наблюдая за толпой танцующих пар, я то и дело поглядывала на оркестр, не встречающийся мне раньше. Если быть точнее, то меня привлек неизвестный юноша, играющий на скрипке.
Я слегка наклонила голову на правое плечо, с интересом разглядывая темноволосого скрипача с зелеными, как трава летом, глазами.
Он с протяжной нотой закончил играть последний аккорд и, опуская смычок, бегло оглядел присутствующих, как бы спрашивая: «Какую музыку сыграть дальше?». Я мигом подбежала к нему, дабы мужчина в бальном фрачном костюме не заказал следующую композицию быстрее меня.
— Прошу, сыграйте что-нибудь веселое, — начал я, легонько махая веером, — сегодня Рождественская ночь как-никак.
— Для вас все, что угодно, — ответил он с улыбкой на одну сторону, оживленно подставляя смычок к натянутым струнам.
Я исполнила еле заметный реверанс, после чего поймала ближайшего мага за руку, дабы только потанцевать.
Пары выстроили в ряд по всему залу и под первую звонкую мелодию скрипки приступили танцевать, то и дело подпрыгивая и хлопая в ладоши.
Моим партнером оказался на вид сорокапятилетний маг в зеленом двубортном сюртуке и черно-серых полосатых брюках. Отложной воротник в тон к белому жилету скрывал всю шею, отчего казалось, что ее и вовсе нет.
К счастью, маг выдался весьма веселым и общительным и, несмотря на свой возраст, прекрасно танцевал, не подавая виду на усталость и быстрый темп музыки.
Я время от времени глядела на скрипача, который украдкой смотрела в мою сторону, а когда наши глаза пересекались, таинственно улыбался мне в ответ, после чего опускал глаза в пол.
Положение в танце поменялось, отчего я оказалась на другом конце зала, причем так далеко, что оркестра и подавно не было видно, лишь слышно.
— Здравствуй, Хелен, — услышала я знакомый голос, отчего сердце будто остановилось, но в следующую секунду забарабанило в груди в бешеном, неуловимом ритме.
— Джеймс, — произнесла я, остановившись.
Я не верила собственным глазам. Ангел, спрятавший свои крылья под красной мантией, стоял прямо передо мной и протягивал с улыбкой мне руку для следующего медленного танца. Я с поклоном согласилась и, положа свою руку на горячую ладонь, вздрогнула, увидев то, что лучше бы я никогда не знала.
— Вы сын Люцифера, — прошептала я так тихо, чтобы только он услышал.
Глаза белокурого юноши лишились всяких красок, он стал мрачный, как туман в лесу после дождя.
— Я не такой как он, — так же тихо ответил он.
— Я знаю.
Джеймс положил руку на мою талию и, притянув ближе обычного, закружил в танце под музыку, чья быстрота то увеличивалась, то уменьшалась вновь и вновь.
Я слышала протяжные душевные аккорды скрипки, но не осмелилась взглянуть на исполнителя: я смотрела только на ангела, на его прекрасные серо-голубые глаза.
— Я думала, что ангелам запрещено спускаться с небес.
— Так и есть, — подтвердил юноша, неотрывно глядя мне в глаза.
— Но вы здесь, — не понимала я.
— Мисс, вы хотите, чтобы я ушел?
— Нет, что вы, — поспешно пролепетала я. — Я ждала вас.
— Я ждал нашей встречи не меньше, — прошептал он мне на ухо, отчего я будто начала таять.
Ноги не хотели держать меня, но Джеймс крепко и в то же время мягко обхватил меня своими крепкими мужественными руками, чье тепло просачивалось сквозь одежду.
Голос мамы вернул меня на землю.
— Совсем скоро наступит замечательный праздник, — начала она, глазами обводя всех присутствующих, — в новом году нас ждут удивительные открытия и свершения. Я свято верю, что наша магия с каждым днем будет увеличиваться и совершенствоваться. Наш долг — охранять природу, так давайте же делать это достойно. С Рождеством, волшебный народ, с Рождеством, маги и ведьмы!
— С Рождеством! — кричали все вокруг, поднимая бокалы с пуншем вверх, но из всех голосов я слышала лишь один голос Джемса.
— Счастливого Рождества, — прошептал он мне на ухо, и хоть лица я его не видела, но я чувствовала, как он улыбается.
Поворачиваясь, я увидела сидевшую вдали бабушку, которая как-то радостно и в то же время печально смотрела на меня.
Джеймса нигде не было, он исчез. Но куда?
Я осмотрела весь зал в поиске красного плаща, в поиске ангела, которого полюбила при первой же встрече.
— Джеймс, — прошептала я, почувствовав себя одинокой и несчастной, будто я оказалась единственным человеком на Земле.
Я вновь посмотрела в сторону, где сидела бабушка вместе с мадам Лефевр, но ни той, ни другой не оказалось на месте.
— Вы грустите, — услышала я знакомый голос скрипача. — Кто посмел вас обидеть?
— Что вы, меня никто не обижал, — возразила я, пытаясь натянуть улыбку на свое лицо.
Несколько секунд темноволосый юноша продолжал смотреть мне в глаза, тем временем как я старательно их отводила в сторону, все же надеясь, что Джеймс где-то поблизости, возможно, просто ушел за пуншем.
— Не откажите ли вы мне в танце, мисс? — спросил незнакомец, протягивая руку вперед.
Я мимолетно взглянула на огромную деревянную дверь дворца.
«Не пойти ли на улицу поискать ангела?» — подумала я, но в следующую секунду осознала, что матушка это не одобрит.
— Мисс Уилшуд, — поправила я, исполнив легкий реверанс.
— Марк Демаре, — представился он.
— Вы француз? — поинтересовалась я, замечая дивный акцент.
— Да, мадемуазель, — пролепетал он на французском языке.
Музыка заиграла, пары приступили быстро выстраиваться в ряд, и мы также к ним присоединились.
— Вы прекрасно играете на скрипке, — похвалила я, медленно обходя партнера по часовой стрелке.
— Благодарю, мисс, — улыбнулся мистер Демаре.
— Прошу, зовите меня Хелен, — попросила я, встав напротив другого ближайшего мага.
Выполнив привычные элементы, я вновь вернулась к скрипачу.
— Хелен, — повторил он сладко, — ваше имя столь прекрасно, как и вы сами. Ваша красота подобно розе, так же элегантна и изысканна.
— Вы мне льстите.
— Ничуть, — возразил юноша, легкими прыжками, поменявшись со мной местами. — Вы затмили всех дам.
Я смущенно опустила глаза в пол, но вместо своего отражения увидела лицо Джеймса. Нервно вздрогнув, я подняла глаза к полотку, но там никого не было.
— С вами все хорошо? — спросил мистер Демаре.
— Разумеется, — солгала я, пытаясь успокоить, бешено колотящееся сердце.
При следующем движении наши руки соединились, и я почувствовала человеческую энергетику.
— Вы не маг, — осенило меня. — Но как вы тогда тут оказались?
— Мой дедушка Адам Демаре — маг, — начал объяснять он, — пригласил меня сюда на праздник в качестве скрипача, чтобы остальные гости не уделяли мне много внимания. Он хотел, чтобы я жил в этом городе вместе с ним. Мой отец погиб в бою, а свою мать я никогда не видел.
— Кто-то из ваших родителей был колдуном?
— Нет, — как-то неуверенно ответил он. — По правде говоря, я не могу сказать вам наверняка.
Музыканты закончили свою игру, танцующие пары похлопали друг другу в ладоши, тем временем, как я неотрывно глядела на юношу, прекрасно помня, что у его дедушки никогда не было детей. Он всю жизнь прожил здесь в полном одиночестве. Возможно, Марк вовсе не его внук, ведь иначе у него были бы хоть какие-то магические способности.
— Прошу меня извинить, — начал Марк, — но я должен исполнять свои обязанности.
Поцеловав на прощание тыльную сторону моей руки, юноша ушел в другой конец зала к скрипке, на которой совсем скоро начал играть протяжно и трогательно, выводя каждую ноту с особым чувством.
— Кто это был? — из ниоткуда появилась мама, со злобным и презрительным взглядом смотря на меня.
— Матушка, вы и так знаете, кто он, — как можно спокойнее проговорила я. — Зачем спрашивать?
— Не смей общаться с ним, — злобно продолжала она, и казалось, ее глаза становились все темнее и темнее.
— Но что в этом плохого? — не понимала я. — Вы что, будете запрещать мне со всеми людьми общаться?
— Он обычный человек, — напомнила она, процедив сквозь зубы. — Ты же ведьма. Знаешь, что может произойти? Он нас всех выдаст, а потом сожжет на костре...
— Вам нездоровится, матушка, — возразила я, уходя прочь, но она больно схватила меня за запястье правой руки и притянула к себе так близко, чтобы я могла увидеть ее гневные карие глаза и бледную кожу лица, которую она безуспешно попыталась украсить румянами.
— Если я увижу тебя с ним, — начала она, но ее перебила какая-то ведьма.
— Агния Климент, — позвала маму женщина в платье чем-то напоминающее праздничный торт.
— Натали, ну сколько раз мне повторять, что моя фамилия уже давным-давно поменялась на Уилшуд? — мама вновь стала доброй.
«Прямо ангел во плоти», — подумала я, наблюдая за тем, как мама скучно переключилась на свою подругу, тем самым ослабив хватку.
— Иди домой! Живо! — бросила она мне вслед, прежде чем слиться с толпой танцующих пар.
***
Первая неделя после Рождества прошла также грустно, как и часы в ночь самого праздника, когда Джеймс оставил меня возле рождественской елки в полном одиночестве и печали. Бабушка, как и следовало ожидать, бросала в мою сторону печальные, сочувственные взгляды. Я была более чем уверена, что она все знает, но, разумеется, не желает в этом сознаваться. В любом случае, от этого мне никак не становилось лучше.
Иногда я встречалась в лесу с остальными магами, которые были порядком в недоумении, обнаружив меня в такой глуши. Казалось, все маги и ведьмы знали, где Джеймс и почему он не возвращается, но все, как подлые истуканы, хранили молчание.
Однажды утром я проснулась с мыслью вновь позабыть Джеймса, как делала это прежде, отвлекаясь то на тренировку магических заклинаний, то на помощь по дому или же, как в данном случае, на самую простую прогулку по поселению ведьм.
По правде говоря, наши дома располагались довольно-таки далеко друг от друга. Все свято верили, что вокруг ведьмовской избы есть особая никому не видимая энергия, исходящая как от мертвых, так и от живых колдунов. Главное правило — не хоронить бедняг, а сжигать тело на костре, прах развевая по ветру, укрепляя силу природы так называемой священной пылью мертвеца. Для меня это казалось очень жестоким и порядком сумасшедшим делом, но никто не воспринимал мое мнение всерьез.
«Закон для того и создан, чтобы его соблюдать», — каждый раз отвечала мама.
Иногда мне казалось, что это фраза станет девизом нашей семьи, но, к счастью, бабушка твердила, что мой отец всегда говорил совершенное другое.
«В каждом из нас есть индивидуальность, личность, которую ни один закон не сможет нарушить», — гласил девиз нашей семьи на портрете моего отца.
Порядком именно это небольшая картина, висевшая в прихожей дома, служила единственным напоминанием о том, что у меня все-таки был отец и что он, как верят все ведьмы, по сей день помогает своей семье, своему роду.
Для меня и это было чуждо, но тем не менее, время от времени, я обращалась к отцу за помощью, и он на самом деле помогал мне. Бывало даже, я видела его призрак, мимолетно, ненадолго, но видела.
Я вспоминала из своего далекого детства смуглую кожу отца, его озорные карие глаза и улыбку тонких как нить губ.
Мама непринужденно напевала что-то себе под нос, не заметив даже то, как я ловко проскочила через кухню в прихожую, где бабушка, выходя из своей комнаты, успокаивающе положила свою тяжелую руку на мое плечо, как бы говоря: «Крепись, Хелен. Тебе придется еще многое испытать».
Такое поведение старушки меня порядком пугало, особенно то, что я прекрасно осознавала, что на старческий маразм ее слова и поступки спихнуть нельзя.
Гленда Меро Жонсьер — самая сильная ведьма в нашем поселении, она как никто на свете знает, что ждет каждого человека завтра или в следующей жизни.
Иногда меня удивляло то, что она утверждала, что свои первые две жизни человек проживает с тем же именем и только потом происходит путаница в дорогах, и имя человека, его семья, страна, национальность, меняется на совершенно противоположное прежней жизни. Разумеется, бывают и исключения, когда человек все свои семь жизней проживает под одним именем, но, в любом случае, в разных семьях.
Я тихо переступила порог дома и, бесшумно закрывая за собой дверь, вышла на тропинку, протоптанную годами ведьмами и магами, в чьи интересы входила самая простая прогулка, а не только скучные однообразные домашние обязанности. В такие моменты, когда меня никто не беспокоил, меня постоянно интересовали мысли о том, как же изменится этот город через несколько дней.
Я знала, что скоро его назовут Лос-Анджелесом, но это были пророчества бабушки, а не мои собственные ведьмовские исследования будущего.
Порядком мне хотелось владеть тем же даром, что и у нее, но в следующую секунду я осознавала, как же все-таки это тяжело — быть в ответе за будущее. Казалось, это сумасшедший дар, которому и врагу не пожелаешь, ведь обладатель его знает, когда и по какой причине умрет дорогой для него человек или же он сам. А как же тяжело знать дату смерти, но не иметь права поменять судьбу человека. Так или иначе, сегодня или завтра, все мы умрем, а знание даты смерти только усугубляет жизнь.
— Хелен? — услышала я до боли знакомый голос.
Скрипач неуверенно прыгал по льдинам, пытаясь как можно быстрее добраться до меня.
— Марк, это же вы, — натянула я улыбку, не зная, радоваться компании или разочаровываться в нарушенной тишине и уединенности.
— Как я рад вас видеть, — проговорил он вновь, мило улыбнувшись мне, приподнимая один кончик губ чуть больше другого.
— Взаимно, — лишь ответила я, легонько наклонив голову вперед.
В каком-то плане я говорила правду, но чувство радости, которое я получала при встрече с Джеймсом все равно не испытывала в общении с этим юношей, лишь спокойствие и умиротворенность. Возможно, именно это мне сейчас и нужно было.
— Значит, вы все-таки решили остаться в нашем городе, — с радостью проговорила я, улыбаясь тому, что за столько лет у меня наконец-то появился друг и верный товарищ.
— Мне не хочется отсюда уезжать, — признался он, уже спокойным шагом прогуливаясь со мной по поляне, усыпанной снегом. — Здесь красиво и спокойно. Нет шума, как в Лондоне, нет скандалов и пьяных вечеров, как в больших городах.
— Вы много путешествуете, мистер Демаре? — спросила я, поежившись от холода.
— Последние несколько лет я только этим и занимался, — продолжил он, смотря прямо перед собой.
— Вам же нравится это, ведь так?
— Верно, — подтвердил он кивком. — Мне нравится наблюдать за людьми, особенно противоположной тебе национальности. Нравится узнавать другие обычаи народов, пробовать разную кухню и выпивку. Я люблю смеяться над джентльменами. Не поймите меня неправильно, просто они считают себя выше других, хотя, по сути, ничем не отличаются. Пожалуй, только своим достатком и небольшим этикетом за столом, но в другие дни они ведут себя похуже любого пьяного человека.
— У меня нет никаких доказательств, чтобы оспорить этот факт.
— Почему бы вам не уехать в какой-нибудь другой город, Хелен? Тогда бы вы могли убедиться в правоте моих слов. Хотя и то вряд ли: дамам джентльмены любит льстить. Женщина, как и для любого другого мужчины — слабость, роскошь и наслаждение.
— Звучит как обвинение, вы не находите?
— Простите, я не хотел вас обидеть, — виновато промолвил темноволосый юноша, спустя некоторое время вновь заговорив. — Вы так и не ответили на мой вопрос.
— Меня многое здесь держит, — начала объяснять я. — К тому же, сейчас люди сжигают всех ведьм, даже не причастных к колдовству, что небезопасно, как ни крути.
— Тогда почему бы вам не поехать в Россию? — предложил он. — Там не ищут и не сжигают ведьм и прочих людей, замешанных в магии.
— Думаю, когда-нибудь я обязательно туда поеду, — пообещала я.
Мы приближались к дому, в котором живет мистер Демаре со своим дедушкой, и я, бросая взгляд на деревянное высокое поместье, разочарованно прикусила нижнюю губу. С Марком мне всегда становилось спокойно. Убегала всякая тревога и дурные мысли.
— Возможно, я и не путешествовала, но я более чем уверена, что вы плохо знаете наш городок, — заговорила голос я вновь как можно веселее.
— Если вы окажете мне честь показать город, — начал юноша с улыбкой.
— Как насчет сегодня ночью?
— Я буду вам очень признателен.
— Тогда встретимся на опушке в полночь, — закончила я. — Там есть высокий дуб, не волнуйтесь, местностью не ошибетесь.
— Еще увидимся, мисс, — проговорил он, сладко целуя тыльную сторону моей ладони.
И вновь ничего кроме дружбы я не почувствовала, поцелуй Джеймса же я ощущала даже сквозь слои одежды.
Я провела юношу взглядом, после чего зашагала дальше медленным спокойным шагом.
«Джеймс», — это имя без остановки крутилось в моей голове. — «Где же вы, Джеймс?»
***
— Наконец-то вы соизволили посетить наш скромный дом, — встретила меня на пороге мама, вновь пребывая в плохом распоряжении духа.
Утром же, не видя меня, она была весьма веселой, что же произошло за эти три часа?
— Где ты была? — не успокаивалась она.
— Я просто захотела прогуляться, — начала объяснять я как можно спокойнее.
— Прогуляться, значит, — возмущалась та. — А мне ты помочь не хотела?
— Что происходит, матушка? — недоумевала я. — Что я вам такого плохого сделала, что вы так на меня сердитесь?
— Живо за стол! — крикнула она, резким движением указав в сторону кухни, где уже на хлипком стуле сидела бабушка, обессилено прижав руку ко лбу.
Я, молча, подошла к ней, время от времени смотря на маму, чье поведение я никак не могла понять.
— Что происходит? — прошептала я бабушке так тихо, что только она смогла меня услышать.
— У твоей мамы была видение, — так же тихо начала объяснять она хриплым усталым голосом. — И я тоже его видела.
— Что еще за видение? По поводу чего?
— По поводу тебя, Хелен, — бабушка обеспокоенно забегала глазами по всей комнате, будто кто-то притаился в темном углу, и если она мне хоть еще что-нибудь скажет, то случится что-то ужасное.
— По поводу меня? — не верила я. — Расскажите мне, бабушка, прошу. Что вы видели?
— Мы видели нечто страшное, — начала объяснять мама, неожиданно появившись возле нас. — Мы видели твое прошлое и будущее.
— Что же там такого ужасного? — аккуратно спросила я, медленно прожевывая кусок приготовленной свинины.
— Лучше спроси своего ангела, — презрительно ответила она, особым образом выделив последние слова.
— Джеймса? — уточнила я. — Но причем здесь он?
— Мы не про него говорим, Хелен, — объяснила бабушка.
— Тогда я ничего не понимаю, — я непонимающе уставилась на них, ожидая объяснений. — Джеймс — единственный ангел, которого я знаю.
— Ты знаешь еще кое-кого, просто не помнишь, — возразила Гленда Меро Жонсьер. — Он тебе часто снится, но не в своем прежнем облике.
«Но мне снится Джеймс», — возражала я, мысленно пытаясь разобраться, что к чему.
По правде говоря, каждую ночь я все чаще и чаще замечаю, что он будто изменился, стал других, холодным и злым. Но после Рождества я убеждаю себя в обратном. В жизни Джеймс вовсе не такой, как в моем сне. Но если это не он, то кто мне снится каждую ночь?
— Люцифер, — воскликнула я. — Во сне я вижу Люцифера, когда он еще был ангелом до изгнания с небес.
— Не смей произносить его имя в моем доме! — крикнула мама. — Не смей думать и ждать встречи с Джеймсом.
— Агния, — начала бабушка, но мама ее не слышала.
— Не смей видеться с Марком!
— Но почему? — выкрикнула я. — Джеймс не такой, как его отец, а Марк тут вообще не причем. Почему вы запрещаете с ними общаться? Они не сожгут и не убьют меня.
— Потому, что оба тебя любят! — выкрикнула мама, и от ее слов я пошатнулась.
— Тогда что в этом плохо?
— Ты не знаешь своего будущего, Хелен, — продолжала мама, и казалось, она вот-вот заплачет. — Ты не знаешь, на что пойдет Властелин воздуха, чтобы завоевать твое сердце и вернуть тебя к себе. Когда-то на небесах ты поклялась ему в вечной любви и преданности, но, нарушив клятву, подписала себе смертный приговор.
— Значит, он убьет меня?
— Он будет убивать тех, кого ты любишь, — пояснила бабашка, — пока ты не поймешь, как больно обошлась с ним в день его изгнания с небес.
— Он будет убивать и тех, кто полюбил тебя, — добавила мама, вытирая слезу со своего лица.
— Так вот из-за чего умер папа, верно? — уточнила я, уже сама не сдерживая слезы. — Он убил его?
По маминым глазам можно было понять, что я права.
«Ты можешь убить меня, Люцифер, — мысленно обращалась я к нему, — но только не мою семью. Ты слышишь? Я не позволю тебе их убить!»
Я не смогу выдержать их смерть так же, как и гибель Джеймса и Марка. Что я могла сделать? Как я могу их защитить, если моя же любовь их уничтожает?
«Почему бы вам не уехать в какой-нибудь другой город, Хелен?» — вспоминала я разговор с Марком.
«Уехать, — повторила я про себя несколько раз. — Я должна уехать отсюда как можно дальше, в город, где меня никто не знает, в город, где меня никто не будет искать».
***
Я все-таки решила сдержать обещание и показать Марку в городе все самые красивые и незабываемые места. Но не только это я планировала сделать сегодня.
Тихо собрав чемоданы, я напоследок осмотрела дом, в котором жила с самого рождения. Я еще раз осмотрела местность, в которой не один раз пряталась от мамы из-за того, что сожгла или разбила какую-то ценную реликвию. Я еще раз взглянула на портрет отца и на девиз нашей семьи.
«Я больше никому не позволю умереть из-за меня», — мысленно поклялась я, вдыхая напоследок уютный аромат родного дома, после чего взглянула на письмо, написанное для бабушки и мамы.
Держа в руке шершавую бумагу, я стала наблюдать, как искорки огня, исходящие из моих рук, уничтожали причину, по которой родные могли захотеть меня искать.
«Они должны жить дальше и забыть меня», — твердила я, с грустью представляя лицо мамы, когда она обнаружит, что меня нет.
Я была уверена в том, что бабушка меня поймет, скорее всего, она знала, что я так поступлю, но мама первое время будет вне себя от ярости и в конечном итоге начнет меня искать. Она не успокоится, во что бы то ни стало.
Единственное решение этой проблемы — стереть память у всех, кто меня знал.
Марк оказался на опушке ровно в полночь, как мы и договаривались, он был в недоумении, почему я выбрала столь позднее время, и я безо всякого труда объяснила ему, что именно ночью этот городок становится таинственным и чарующим. Именно в это загадочное время интересно бродить по старым заросшим улицам.
— Вы, наверно, удивитесь, но мне есть, что вам показать, — начала я, пытаясь скрыть тревогу в голосе. — Правда, только это место находится далековато отсюда, придется идти примерно час, но оно того стоит.
— Признаюсь, вы меня заинтересовали, — ответил юноша на мои слова. — С вами я готов идти, куда угодно, даже если дорога займет несколько недель или месяцев.
На его слова я лишь мило улыбнулась, продолжая путь.
— Расскажите что-нибудь о себе, мистер Демаре, — попросила я, дабы прервать затянувшееся молчание. — Какой из посещаемых городов вам понравился больше всего?
— Трудно судить, учитывая то, что по всему миру творится хаос, — недолго думая, ответил он. — Но, пожалуй, в городах России спокойнее всего: там ты не встретишь людей, помешанных на сжигании ведьм.
— Что-то произошло? — спросила я как можно осторожнее, заметив резкую перемену в его лице.
— В Германии я знал одну девочку, — юноша явно не хотел об этом говорить, было заметно, что воспоминания задевают его старые раны на сердце, которые он так усердно пытался залечить. — Мы с ней познакомились в приюте в маленьком графстве Геннеберг, у нее никого не было из родных. Все погибли на войне. Как-то раз мне рассказывали про ее старшего брата Джимми Сореля, в девятнадцать лет он добровольно ушел воевать, но так и не вернулся. Никто не знал, где он, поэтому его внесли в список, как без вести пропавший воин. Ее подкинули в приют в рваной простыне, на которой в углу была вышита надпись «Л. Сорель». Все пытались догадаться, как же ее зовут, и в конечном итоге няня решила назвать ее Лулу, наверное, потому что Лу — было первое, что она сказала в детдоме. Я оказался в приюте в возрасте двенадцати лет, Лулу же исполнилось десять. Она была очень веселой и любопытной девчонкой, верила во все сверхъестественное. Часто придумывала всякие легенды и рассказы о вампирах и ведьмах, но ей никто не верил пока офицеры не пришли в наш город. В 1619 году в наш приют наведалось пятнадцать офицеров с целью обнаружении ведьм. Тогда мы с Лулу гуляли в саду и нашли черного котенка, он был голодным и тощим. Казалось, если до него дотронуться, то все кости сломаются. Лулу всегда жалела бездомных, и этот котенок не был исключением. Она хотела его накормить, хоть самую малость, несмотря на то, что сама едва ли могла ходить. Мы принесли его в кладовку, где повара хранили молоко и хлеб. Стоило нам покормить беднягу, как Лу заявила, что хочет его оставить в приюте. Я сказал, что это плохая идея, говорил, что нас сильно накажут из-за него, но она так умоляла меня, утверждала, что его никто не заметит, и мне пришлось согласиться. Мы отнесли котенка в детскую комнату, а потом буквально через пару секунд к нам зашли офицеры с сопровождением няни. Животное они увидели не сразу, но когда это случилось, Лулу заступилась за котенка, офицеры же отпрянули от них, как от пулемета. Всех это удивило, ведь это был просто котенок, а не враг народа. «Они заключили сделку с Дьяволом! — кричал главнокомандующий, указывая рукой на Лулу. — Схватите их!» Никто не понимал, что происходит, всех дам выносили на двор и привязывали к столбу. Под их ногами положили дрова, хворост, книги и вещи из приюта, которые они носили. Лулу привязали в самый центр, а рядом с ней лежал мертвый маленький котенок. Его убили, проткнув ножом. В тот день заживо сгорело пять женщин, семь девушек и десять девочек. Двадцать два невинных человека кричали во все горло, моля о пощаде. Я все это видел своими глазами и ничего не смог поделать. А знаете, Хелен, что самое ужасное? Среди офицеров, подпаливших невинных людей, был Джимми Сорель, который даже не знал, что убил свою собственную сестру.
— Вы уверены, что это был он? — спросила я, не зная, что еще сказать по поводу того ужаса, который мне довелось услышать.
— Да, — нервно сглотнул он, — я слышал, как его звал главнокомандующий.
— Неужели он не узнал свою сестру? — не понимала я, и казалось, что я нахожусь в этом костре и ощущаю всю боль сгоревших в огне людей.
— На совершеннолетие меня выпустили из приюта, — продолжал рассказывать Марк Демаре, — первым делом я хотел найти Джимми Сореля, поэтому, прежде всего, навел справки о его месте проживания и семье, в которой он вырос. Как оказалось, он не знал, что Лулу родилась, он думал, что она умерла в утробе матери, когда взорвался их дом, но, оказывается, Эмма Сорель родила девочку за день до смерти и оставила ее у своей соседки, которая выжила после взрыва. Нетрудно догадаться, что это она подкинула девочку в детдом. Незадолго до смерти Джимми успел посетить кладбище, где похоронили его родителей, но сестру свою среди родителей он не нашел. Соседка, Марта Этекс, тоже была на кладбище в тот день и рассказала, что отнесла девочку в приют. Она рассказала ему все, что только знала, и только тогда он понял, что единственная десятилетняя девочка в приюте была его сестра. Он не смог перенести это и сжег себя заживо, привязав к стулу посреди комнаты своего нового дома, дабы наказать себя за смерть сестры.
— Какой ужас, — еле слышно прошептала я, все еще находясь в шоке.
Сейчас я понимала, почему Адам Демаре не боится своего внука и разрешает ему здесь жить, ведь Марк когда-то потерял своего друга — невинную маленькую девчонку по имени Лулу.
— Мне очень жаль Лулу и всю ее семью, — добавил он тихо.
— Жалейте не мертвых, а живых, — проговорила я словами бабушки, положив сочувственно свою ладонь на плечо Марка. — Лулу сейчас куда лучше, чем нам, согласитесь.
— Пожалуй, вы правы, мисс, — согласился юноша, зашагав дальше.
Мы обошли дремучие леса, а это значило, что совсем скоро должны были прийти к нужному месту, где я время от времени провожу время, раздумывая о том, что меня тревожит и вводит в заблуждение.
— Вы верите в Рай и Ад, Хелен? — спросил Марк Демаре неожиданно.
— Я верю лишь в то, что вижу своими собственными глазами, — ответила я, после чего тут же вспомнила Джеймса и то, что мне пора поскорее попрощаться с Марком и уехать в другой город подальше от тех, кто мне так дорог и любим.
— Мне всегда почему-то казалось, что ведьмы верят во всех магическое и сверхъестественное, — продолжал он, — ведь вы — часть волшебного мира. Вы принадлежите к нему, разве нет?
— Вы как всегда правы, но тем не менее у каждой ведьмы есть грань в вере и волшебстве. Мы знаем о Боге и Дьяволе, но, как и все остальные, никогда их не видели. Мы верим в то, что они существуют, или нам внушили эту веру, я не знаю. В любом случае мы одни. Но чтобы было легче жить, людям надо во что-то верить.
Мы, молча, прошли по сугробам к поляне, где весной природа благоухала и радовала глаз, где ручей исполнял свою звонкую журчащую мелодию, сливаясь с пением птиц, сидящих на ветках деревьев. Сейчас же реку покрыл толстый слой льда, вместо воробьев и соек громко и неугомонно каркают вороны, внимательно следя за каждым твоим шагом.
Мы смело ступили на мост, который, кажется, опережает свое время. Облокотились на железные перила моста и взглянули вниз на свое собственное отражение, я тихо, едва слышно заговорила.
— Весной здесь очень красиво, — несмотря на холодное время года, я будто ощущала теплое прикосновение майского солнца к моей обнаженной коже. — Вы обязательно должны сюда прийти, как только снег растает. Здесь птицы поют невероятно красивые песни, ни один человек такого не исполнит.
— Я обязательно сюда приду, только если вы составите мне компанию.
Я взглянула на зеленые прекрасные глаза юноши, и в этот момент мне так захотелось ему все рассказать, но я не могла. Мне нельзя было этого делать ради его же безопасности.
— Когда-нибудь мы придем сюда еще раз, — заговорила я, отворачиваясь, в мыслях добавив «возможно в другой жизни».
На мое лицо падал яркий лунный свет, отчего нельзя было даже сказать, что сейчас ночь. Искорки, исходящие изо льда игриво переливались, заставляя меня улыбнуться.
— Здесь красиво, — услышала я голос Марка, улыбающегося в ночи.
— Летом в сто раз лучше.
— Вы грустите, но почему? — спросил юноша, внимательно всматриваясь в мое лицо.
— Просто немного устала, — солгала я и, прежде чем произнести что-то еще, услышала детский испуганный голос в дали реки.
— Помогите! — кричал кто-то. — Тону!
Голос принадлежал маленькой девочке, мы, живо переглянувшись, ринулись на помощь к месту, где был слышен голос.
Все это казалось мне нереальным и сумасшедшим. Разве может ребенок гулять в такое позднее время, к тому же еще и в лесу?
Мы нашли ее наполовину в воде, наполовину на суше. Под рыжеволосой девчонкой треснул лед, и она едва могла удержаться, дабы не упасть в ледяную воду целиком. Марк тут же побежал к ней, время от времени замедляя шаг, чтобы проверить лед на крепость.
Куски льда были настолько толстыми, что девочка просто не могла туда провалиться, если только здесь не задействована магия. Только сильный колдун или ведьма, управляющая огнем, могла растопить лед. Или же это мог сделать Люцифер.
— Марк, уходите отсюда! — кричала я что есть мочи. — Это ловушка! Там никого нет, это ловушка!
Стоило только мне это произнести, как девичий образ исчез, а юноша с шумом упал в воду.
— Марк! — крикнула я, как можно быстрее пытаясь добрать до него.
Возле места, куда провалился юноша, стояла черная фигура. Это был мужчина в черном плаще с капюшоном, полностью закрывающим лицо. Я резко остановилась, пытаясь удержаться на ногах.
— Люцифер, — прошептала я.
Хоть я и не видела его лица, но чувствовала, как уголки его губ слегка приподнялись, и этот жест казался мне таким знакомым и родным.
— Ты меня узнала, — казалось, это его поистине радовало, но он усердно пытался скрыть все свои эмоции.
— Зачем ты это делаешь? — спросила я, подбегая к проломленному льду. Он стал на свое место, ни одной трещины. Марк остался внутри, в ледяной воде на дне реки, и его тело я никак не могла разглядеть. — Не убивай его, прошу. Верни его, слышишь, верни!
Я изливалась слезами, карая себя за то, что повела Марка сюда и не уехала сразу из города.
— Я же тебя предупреждал, Хелен, — проговорил он холодно.
— Зачем ты это делаешь? — я обессилено упала на лед, все еще веря, что Марк жив. — Он же ничего не сделал. Зачем ты его убил? Его же будут искать, верни его тело к Адаму Демаре. Сделай хотя бы это.
— Оно уже там, — ухо ответил он. — Бедный дедушка, что с ним будет, когда он обнаружит, что его внук мертв. Как нехорошо получается: Марк ушел с тобой ночью посмотреть красивые места в городе, а вернулся холодным, замерзшим и мертвым.
— Я тебя ненавижу! — выплюнула я ему слова в лицо, резко встав и вцепившись ему в горло обеими руками. — Я буду тебя ненавидеть до самой смерти! Ты убил моего отца, убил моего друга...
— И бабушку, — добавил Люцифер безо всяких эмоций.
— Что? — пошатнулась я.
«Нет, прошу, только не она», — повторяла я про себя. — «Этого не может быть».
— Она слишком многое тебе выболтала, — добавил он, легонько пожав плечами.
— Ненавижу! — процедила я, пытаясь побороть поток слез, рвущихся наружу.
Я как можно сильнее толкнула его, и он шумно упал на лед. Темный капюшон легко открыл его лицо, обнажая ужасную кожу, покрытую порезами и шрамами, синяками и ссадинами. Его темные, как смерть, глаза с ненавистью и в то же время с любовь смотрели на меня, он не пытался вырваться и встать на ноги.
Я крепко сжала его шею, перекрывая поток воздуха. Где-то в глубине души я помнила те прекраснее моменты, проведенные с ним в Раю. Тогда он был ангелом, чей сын так сильно похож на него.
— Не нравится? — спросил он, неотрывно гладя мне в глаза. — Неужели ты не узнаешь меня? Ну же, вспомни, Хелен, как ты любила смотреть в мои серо-голубые глаза, как любила зарывать руки в шелковистые белокурые волосы. Джеймс так похож на меня, что ты просто не можешь не влюбиться в него, ведь так?
— Джеймс не такой, как ты, — возразила я, не ослабляя хватки. — Он лучше тебя, он ангел, а ты — демон.
— Но я тоже был ангелом, Хелен, — напомнил он. — Ты всегда в меня верила. Говорила, что я благородный ангел... Неужели ты думаешь, что Джеймс не повторит мою судьбу? Он мой сын, Хелен. В его жилах течет моя кровь. Как же будет глупо с твоей стороны надеяться, что он будет любить тебя.
— А чего ты беспокоишься, Люцио? — спросила я, наклоняясь вперед.
— Не смей меня так называть! — крикнул он.
— Что, Лилит уже не удовлетворяет тебя как женщина? — продолжила я, не обращая внимания на его слова.
— Ты все еще ревнуешь?
— Я все еще тебя ненавижу, — процедила я сквозь зубы, — и буду ненавидеть всегда.
От этих слов Люцифер разозлился и пытался вырваться, но я со всей злостью обожгла его кожу.
— Надо же ты все-таки приловчилась к огню, — проговорил он, подавляя крик. — Отчего же ты выбрала силу Дьявола? Почему не взяла силу природы?
— Чтобы ты сгорел в Аду, но не сразу, а по частям, пожалуй, начнем с крыльев, — на этих словах я обожгла его черные перья и, услышав душераздирающий крик, продолжила. — Неужели тебе больно, Люцифер? А как ты думаешь, чувствовала себя я, когда ты меня бросил, когда пошел против Бога с Лилит, когда ты убил моего отца, мою бабушку и ни в чем не повинного друга? Ты убил тех, кого я люблю, так почему бы мне не убить тебя?
— В тебе злости больше, чем во мне, Хелен, — заметил он. — Вот только ты забыла одну маленькую вещь. ТЫ меня бросила, ТЫ не захотела идти со мной, ТЫ сожгла всю мою армию, когда я хотел превратить своего единственного сына в демона. Ты все еще веришь, что Джеймс будет благородным ангелом, забывая, что в крови он всегда демон.
— Он сам решит, на чью сторону встать, не тебе указывать, что он должен делать!
— Он моя кровь, я его хозяин.
— Ангелы свободные и ни от кого не зависят, — напомнила я. — Ты выбрал сторону Дьявола, так гори в Аду.
Окружив его тело огнем, я наблюдала за тем, как перья на его крыльях сгорают один за другим, доставляя мучительную боль. Он кричал и пытался вырваться, его уже побитое тело изуродовалось еще сильнее, но моей ярости не было придела. Я не могла простить то, что он сделал.
— Ты всегда забываешь одну вещь, Хелен, — еле-еле произнес Люцифер, борясь с болью. — Я сильнее тебя.
Сбросив меня с себя, Люцифер сильно ударил меня об лед, отчего в глазах потемнело, а из раны на затылке потекла кровь. Я судорожно хваталась за его одежду, но не успела я и слова вымолвить, как он, растопив лед, опустил мою голову в ледяную воду. Я нервно заколотила руками и ногами, пытаясь вырваться. Воздуха в легких становилось все меньше и меньше, я видела, как Люцифер злобно смотрит на меня, и в какой-то момент мне показалось, что по его лицу текут слезы. Над его головой порхал ангел, держа в руке сияющий меч. Его белоснежные крылья я могла узнать из тысячи.
— Джеймс, — прошептала я, захлебнувшись водой.
