Знаешь, эгоизм не лечится.
Кристальные капли дождя мелодично ударялись о грязную поверхность окна, которое надёжно закрывала ржавая решётка. Туман буквально разъедал воздух своей белой дымкой, оставляя на запотевшем стекле бесформенные капли росы. Все краски листопадов растворились в отражении неба цвета асфальта глубоких луж.
И я вместе с ними.
Я стояла на кровати и увлечённо рисовала цветными пастельными мелками, что были разбросаны на гладко отполированной тумбочке около соседней кровати, замысловатые знаки и узоры на стене.
Это заставляет забыть меня о внутренней боли и жжении в океанических глазах, наполненных тоской.
Интересно, сколько я уже нахожусь в этой странной комнате?
Дорисовав последнюю спираль, я отложила голубой мелок в сторону и спустилась на пол. Тело пронзили миллионы неприятных иголок, заставляя кожу покрыться мурашками.
Здесь слишком холодно и одиноко.
Обняв себя за плечи, я подошла к окну и залезла на пыльный подоконник, мечтая о горячем жасминовом чае с ванилью. Стекло покрылось сверкающими капельками, как только я выдохнула тёплый воздух, приоткрыв рот. Указательным пальцем я нарисовала еще один странный узор и, грустно улыбнувшись пустоте, закрыла глаза. Мелодичный звук дождевой росы ворвался в голову, заедая, словно поцарапанная пластинка со старомодной музыкой.
Когда уже за мной придут?
Сложно представить в каком промежутке времени я мысленно плаваю. Здесь нет ни одних часов. А в коридор идти не имеет смысла – дверь надёжно заперта на замок.
Почему я не помню, как попала сюда? Почему не слышала никаких звуков или посторонних голосов? Неужели у меня краткая амнезия? Но я помню, как потеряла сознание на улице. Это было последнее, что мне вообще удалось запомнить...
От мыслей меня отвлёк протяжный дверной скрип. Я вздрогнула и испуганно повернула голову в сторону единственного обветшалого шкафа в этой комнате, но никаких звуков больше не было слышно.
Помещение снова погрузилось в тишину.
— К-кто здесь? —еле слышно прошептала я и сомкнула дрожащие руки в замок.
Внушая себе, что всё это просто страшный сон, я приобняла босые ноги руками.
В пространство вновь врезался противный скрип старой мебели. В попытках расслабить своё тело, лёгкие наполнились пропаренным воздухом. Я аккуратно спрыгнула с облезлого подоконника и медленно направилась к таинственному гостю.
С каждым шагом меня всё больше охватывал озноб, руки покрывались холодным потом, а ноги невольно сгибались в коленях.
Шаг.
Вдох.
Шаг.
Выдох.
— Эй..?
В голове раздаётся громкий хлопок и эхом отражается в ушах, словно я попала в мир забвения и стала наблюдателем. Сильнее хмурюсь и кусаю губы, чувствуя тошнотворный привкус крови.
Так не должно быть.
Когда я становлюсь напротив пыльной и облезлой конструкции, с моих губ слетает еле слышимый вздох.
Это слишком близко даже для меня.
Глаза цвета лазури с необычайной скоростью осматривают обшарпанную и прогнившую в некоторых местах дверь, которая вот-вот сорвётся с петель.
Полукрик. Эхо. Вновь тишина.
Я резко отпрянула.
В замочной скважине виднеется глаз цвета Земли* в обрамлении длинных и пушистых ресниц.
Я здесь не одна?
Вдох.
— Выйди, п-пожалуйста, я... Я не обижу тебя, правда, —спустя минуту молчания, уверенней добавила я.
Слышится тихий шорох и невнятный шёпот, словно неизвестный говорит сам с собой. Спустя несколько секунд одна из дверей громко распахивается, и я с заворожённым видом начинаю рассматривать необычный силуэт.
Внутри, в самом тёмном углу, прижато и дрожит болезненно худощавое тело бледнокожего парня. Лицо, покрытое морем, состоящим из веснушек, широко распахнутые глаза сверкающего цвета Нептуна и изумрудных волн, чёрная, как ночное небо, густая шевелюра, не менее густые брови и дрожащие пухлые губы.
Красота незнакомца была просто неземной. Чем-то он напоминал мне человека-амфибию. Быть может, из-за округлённой формы глаз? Или из-за необычной формы губ? Не знаю. Но меня уже притягивала его загадочность, состоящая из омута странностей.
— Кто... Кто ты? —заикаясь, неуверенно прохрипел парень и ещё сильнее прижался спиной к стене. По его вискам стекали капли пота, собираясь на заострённом подбородке.
— Энди... Я Энди. А как...
— Зачем тебе знать?
— А зачем тебе? — звонко рассмеявшись, спросила я.
Между нами вновь повисло неловкое молчание. Темноволосый с интересом в глазах рассматривал моё лицо, наполненное палитрой эмоций: страхом, испугом, заинтересованностью, неуверенностью, сомнением. Я растерянно хлопала длинными ресницами в попытках выдавить из себя хотя бы одно жалкое слово или спросить что-нибудь, пусть даже бессмысленное... Но нет. Он может не так среагировать и замкнуться в себе окончательно.
— Зефир, — его голос дрогнул, а, и без того большие глаза, округлились, зрачки расширились.
Мои шершавые губы растянулись в улыбке.
С каждой минутой я всё больше умилялась, видя перед собой это чудесное существо. Прекрасное лицо, очаровательный взгляд, привычки, имя... Словно его сущность состоит из одних тайн.
— Где мы? — шмыгнув носом, я снова начал осматривать комнату с когда-то белыми стенами и двумя кроватями, покрытыми двумя шерстяными пледами в широкую клеточку.
— В психушке... Ты не знала? —Зефир нервно кусал губу и перебирал дрожащие пальцы руки.
В голову ударила отрезвляющая волна реализма.
В психушке.
В психушке.
В психушке.
Краски исчезли, всё помутнело, а мир разделился на чёрное и белое. Свет и тьму. Солнце и Луну. Пух облаков и искры звёзд. Идеальный лист бумаги, который перепачкан в мрачные и уродливые кляксы, напоминающий о том, что нет ничего идеального.
— Г-где..?
— Ты... Ты была без сознания. Они сказали, что у тебя уже давно прогрессирует какой-то необычный букет дефектов...
— Шизофрения, —устало произнёс я и, снова закусив пульсирующую губу, зажмурился.
Глаза жгло от едких слёз. Тело накрыла волна озноба и судороги, словно от приложенной сигареты к коже. Меня парализовало, как парализует после удара током. В голове путался клубок из тысячи капель непрошенных мыслей и голосов.
— Ты в психушке...
— Слышишь?
— Тебя считают сумасшедшей...
— Они тебя не понимают...
— Рафаэль... Беги.
— Дверь заперта! — взвизгнул я и с громкими всхлипываниями упал на пол, накрыв уши потными ладонями.
Яд. Везде один яд.
Прекратите это!
— Эй, Энди? — туманный голос эхом пронёсся в голове. Изображение растекалось на глазах, словно кто-то разбавил акварельную реальность водой. Кровь пульсировала в висках и заставляла скрутиться калачиком на полу и визжать до хрипоты в голосе.
Хватит, пожалуйста!
Зефир небрежно упал на колени и начал трясти меня за дрожащие плечи, словно в замедленной съёмке.
Почему это не роль актрисы?
— Успокойся! Слышишь?! Прекрати! Хватит!
— Тебя хотят убить.
— Энди!
— Наивный...
— Прошу!
— Глупый мальчик...
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — уши заложило от своих же громких воплей, что слетали с моих губ каждую секунду. Визг перешел на вой и невнятный бред, который не мог понять даже я сам.
Ещё несколько мгновений, — и я начну задыхаться от жадных глотков накалённого воздуха.
Момент.
Пронзительный визг. Боль. Тишина.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
— П-прости, — в замешательстве испуганно лепечет Зефир и отползает к стене, прикрыв рот трясущейся ладонью.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
— Я не хотел, правда! Я... Я просто не...
Вдох.
— Всё в порядке, — я через силу поднимаю голову на переполненную ужасом гримасу и заглядываю в хрустальные глаза.
Выдох.
Ещё чуть-чуть — и они станут осколками.
Он сломлен и подавлен собственными жестами. Актер, разрушенный своей же ролью в сюжете, полном жестокости и равнодушия.
Как же это забавно и одновременно отстойно, осознавать свою никчёмность среди океана грязи и презрения.
Медленно дышу, будто следующий вздох — мой последний. Хочу отпустить боль, победить страх. Но не могу. Я слишком слабая для этого.
Правая щека, по которой стекают струйки пота, всё так же горит от мощного соприкосновения. Прилив крови переходит в ритмичную пульсацию и жжение.
Он меня ударил.
Взгляд мечется из угла в угол. В голове возникает ряд вопросов, на которые сквозь пальцы ускользают ответы. Так же, как и время.
Что произошло?
Туманным взглядом я вновь осматриваю дрожащее тело в углу палаты. На его щеках сохнут блестящие слёзы отчаяния.
Он правда не хотел этого. У него просто не было выбора. Он боялся.
Он попытался мне помочь, в то время, как сам сидит в оковах.
— П-прости... Прости меня, Зефир, — шептал я, осознав весь страх и глупость этого приступа.
Ему нельзя видеть такие ужасные вещи.
— Но ведь ты не сделала ничего плохого, — неуверенно промямлил парень, хлопая изящными ресницами.
— Зефир...
— Что?
В воздухе проносился весьма сладкий аромат парфюма, напоминающий искренность и неосознанную наивность ребенка.
Ещё немного, и я растворюсь в его мыслях.
— Ты не сможешь понять моих слов... Это так мерзко, — от безысходности мои руки трагично накрыли припухшее лицо. Я старательно пытался не зарыдать, сквозь силу и терзающую боль, сжимая зубы.
Меня тошнит от своего вида, страдальческой гримасы и слёз. Это так смешно. Смешно для меня.
На минуту я даже мысленно переместил себя на место наблюдателя, представляя свою реакцию на происходящее.
И засмеялся.
Беспринципный эгоист.
— Может расскажешь? — не понимая моей быстрой перемены настроения, решил продолжить он и подполз ближе.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему?
Потому что мы вместе завянем в блядстве.
— Потому что мы с тобой совершенно разные...
— Мы с тобой сильно схожи. Ты прекрасно знаешь, что именно нас объединяет, Энди, — монотонно говорил он, ломая дрожащие пальцы в различные стороны. Искусанные до ярко алой крови губы сжались в тонкую линию, глаза сверкали солёными слезами.
Энди?
Я судорожно махал головой в попытках не слушать эти чертовски правильные и убивающие слова, но его тон с каждой секундой становился лишь выше, доходя до сиплой ломки.
Заткнись, Зефир!
Прошу.
— Тише, успокойся. Просто смирись с неизбежным. Нас никогда не смогут понять и... И прочувствовать ту невидимую, тонкую нить, соединяющую боль с безумием. У нас есть только мы сами, пусть я и не доверяю себе, но... Больше никто не сможет помочь или дать порыдать в плечо, потому что каждый будет в страхе сторониться тебя. Мысленно вырисовывать разнообразие припадочных исходов. Они прогнили, понимаешь? Думают, что можно решать каждый наш шаг, день, жизнь. Считают... Что можно презирать каждого, кто не похож на толпу этих недоумков! Видят в нас слабых душевнобольных тупиц, у которых просто двинулась крыша! Но ты не должна ломаться! Мы не должны ломаться! Слышишь? Не должны!
Парень в истеричном крике трёс меня за плечи, глотая остатки воздуха, словно сумасшедший. Хотя, он и есть сумасшедший. Обидчивый и ранимый мальчик, мечтающий о счастье.
Точно такой же, как и я.
Голову опьяняет рассудок и непонимание происходящего. Пустым взглядом я всматривалась в искажённые черты лица Зефира в попытках отыскать что-то, что даже неизвестно мне самой.
Он зацепил меня. Зацепил своей особенностью и искренностью. Зацепил реализмом и превосходством, словно беспомощную рыбку на крючок. Открыл глаза на что-то высшее и невозможное.
Новая точка.
Новая горящая звезда в космосе.
Новые ощущения свободы и раскрепощённости.
Новая волна внутреннего мира.
— Ты тоже чувствуешь это? — с безумием в глазах прошептал он, замирая на долю секунды, словно идеально выбитая статуя.
— Я чувствую лёгкость и... Свободу?
— Её временная иллюзия.
— Но почему временная?
— Люди разрушают построенные надежды одним лишь словом, — Зефир поднялся и сел на край кровати в позе лотоса.
Сейчас он был другим. Открытым и общительным парнем, нежели несколько минут назад. Или часов?
— Ты любишь карамель, верно? — уверенно спросил он, рассматривая моё лицо.
— Да, но... Откуда ты знаешь?
В ответ парень лишь звонко рассмеялся, откинув голову назад.
Его не волновал мир и маловажные проблемы в данную секунду.
— Держи, — он протянул конфету в белоснежной обёртке в обрамлении золотистых кружевных узоров.
Фольга отражала ослепительные блики, которые, словно солнечные зайчики, прыгали по моему бледному лицу и раскрашенным стенам комнаты. Звонкий шелест бумаги, обёртки на полу и такие же золотистые ленточки плавно парили в воздухе и приземлялись на деревянную поверхность пола.
— Не спеши, — внезапно сказал парень, останавливая мою руку около пересохших губ, — Загадай желание и оно исполнится.
Я беззвучно рассмеялась.
— Говоришь, как волшебный Джин в сказках.
И он рассмеялся со мной.
— Просто загадай его.
Я удивлённо посмотрела в глаза, наполненные серьёзностью и одержимостью. Недоверчиво покрутив тающую конфету в ладони, я задумалась. Это всё показалось таким глупым и неестественным. Словно Зефир — это большой ребёнок, который живет мечтами и иллюзиями.
С пустым взглядом я села в позу лотоса и осмотрела комнату.
Можно я исчезну отсюда?
На языке почувствовался приторный вкус карамели. Словно жвачка она медленно тянулась и таяла. На секунду я зажмурила глаза.
Очередная постановка. Наигранная роль.
Опять.
— Знаешь, эгоизм не лечится, — задумчиво сказал Зефир и откинул голову на комфортабельную подушку. На его лице нарисовалась самодовольная улыбка.
Ты так быстро меняешься.
— Что ты имеешь ввиду?
— Сейчас это маловажно, всё равно ничего не изменится.
— А кто сказал, что я хочу менять?
Между нами повисло угнетающее молчание. Зефир скрестил руки под головой, наслаждаясь видом за решёткой, а я с тупым взглядом пялилась в стенку, в надежде разгадать его таинственное высказывание.
— Перестань заниматься самоанализом, — внезапно прохрипел парень и перевёл взгляд на моё заинтересованное лицо, — Это отрицательно отражается на твоём поведении. В тебе зарождается чернота.
Он тщедушно пялился в потолок, а я стеклянными глазами прожигала пыльный пол, в попытках разгадать необыкновенную сущность Зефира.
Прим. от автора:
Земля была взята, как планета, на которой мы живем.