Полый человек
Сколько помню свои школьные годы, наш класс всегда отличался от других. Нас было двадцать четыре плюс один. Плюс один одинокий, погруженный в молчание, беспристрастный к общению полый человек. Он никогда не заговаривал с нами, я ни разу не слышала его приветствий, и лишь отвечая у доски, от него доносился слабый, еле живой голос.
Но знаете, при всей этой отрешенности, это был тот человек, который собирал все наши проблемы в одну кучу, выслушивал и хранил внутри себя. Нет, не просто слушатель.
Мы писали на клочьях бумаги свои проблемы, и складывали в его полую, совершенно пустую голову, а он смиренно и немного мрачно закрывая глаза, всегда после этого засыпал.
Чтобы ваши записи с вашими чувствами оказались прямиком в его черепе, нужно было лишь дотянуться чуть выше макушки, сделать легкий щелчок пальцами вверх и вам бы открылась целая вселенная мыслей в пустой черепушке – наш общий склад. Иногда, некоторые отчаявшиеся мальчишки посягали на эту кладезь, пытаясь ее вскрыть с другой стороны, и, не понимая законов по которым этот человек еще существует, стучали по пустой голове, смеясь, над разносившимся по всему классу протяжным глухим звуком. Он никогда на это не отвечал, не жаловался, прощая всем их грубые и бестолковые действия.
Но это не значит, что он не чувствовал. Вероятно наоборот – даже больше других. Мы сидели рядом, и раз за разом в его глазах я видела все больше и больше различных оттенков эмоций, зависая среди них. Но когда его взгляд падал на меня, а это происходило часто, меня пробивала невообразимая дрожь и страх, обволакивающая со всех сторон, осознавая, что через эти глаза смотрит пустота.
Думаю, в какой-то момент мой первоначальный страх стал переходить в раздражение, после в отвращение, а затем...
Не знаю как, но однажды на меня нашло осознание того, что я презираю этого человека. Дикое отвращение и непонимание смысла его существования раздражали меня и комкали. Для чего нам нужна пустота? Лишь для мыслей. Но можно ли назвать шкатулку чужих размышлений человеком? Вот именно, что нельзя...
Под предлогом подобных размышлений однажды я сильно обидела его. Дело было в цветнике. Пожалуй, я даже не догадывалась, что он услышит, да и разговор был не с ним. С подругой. Изначально даже не о нем - мы говорили о бабочках. Время стремительно шло к осени, и им приходилось засыпать.
Никогда не любила это время года именно за то, что не могу видеть этих прекрасных насекомых, с неописуемыми рисунками на крыльях. О том и размышляла. «Бабочки ведь не просто существа, понимаешь? – парировала я - Их оригинальность, не схожесть между собой, их красота неповторимы, как неповторим человек. Изящество наших мыслей, словно их крылья! И если на секунду закрыть глаза и забыть о реалиях, то мне думается, что в каждом из нас есть та самая бабочка, сидящая в голове, творящая из нас великих фантазеров. Конечно возможно, что в полом таковой нет, ведь как нельзя населить людьми планету без воды, так нельзя и появиться в пустоте...»
С данного троеточия начинался мой утомительный монолог. Все накипевшее от самых простых вещей, лишь от одного взгляда, лишь от этой грубой, как мне казалось, пустоты в его голове, лишь от вечного молчания и безмолвного выслушивания, от мрачности всего его существа, вдруг ударило мне в голову, словно бокал шампанского и вылилось в мерзкий двуличный текст, направленный на подавление чужого я, которого, исходя из сказанного мной, у него даже и не было.
Ну а когда он вышел из-за угла, когда с меня в три ручья сошел пот от ярости, вложенной во все сказанное, я вдруг сама почувствовала себя ни кем. Этот взгляд предательства, презрения, ущемленности – все, что я смогла уловить. И вновь тишину – он ни сказал не слова, одарил меня чувством вины, развернулся и ушел так, как уходят погибшие люди. Вялой походкой, ссутулившись, без желания уходить, но с каким-то неведомым нам намерением убегающие от нас.
Я постаралась как можно скорее об этом забыть, закрываясь от его взгляда на уроках. Он продолжать жечь мою спину – я прятаться. Никогда бы не могла подумать о том, что свои же слова могут заставить меня почувствовать стыд.
Тем временем его голова более и более заполнялась записками с чужими мыслями. Я наблюдала за тем как больше и больше одноклассников вкладывают в него свои обиды и гнетущие события, и желала присоединиться к ним.
Сильно разругавшись с матерью насчет поступления в колледж, боясь потерять свою мечту из-за родителей и утопая в слезах от конфликта, что говориться, «отцов и детей», быстрым движением пера я прокричала свои мысли на листок, вложив его в портфель. Тяжесть от этого листочка в сумке тревожила меня весь последующий день, но я боялась подходить к полому, а потому выжидала нужного времени, успев за день вернуться, домой из школы, просидеть на наших классных внеурочных курсах и, уже дождавшись того, пока все уйдут пошла на риск.
В тот миг он сидел и смотрел на закат, наклоняя свою полою голову немного вниз, прищуривая глаза. Я тихо обошла парту, и, найдя нужную прорезь на голове, вскрыла. Он даже не шевельнулся.
Моя рука потянулась вниз, в пустую полость, и нечто неприятно, склизкое и мокрое вдруг стало взбираться по моей руке выше и выше. Что-то вроде паутины врезалось в пальцы и затягивало их. Мои ощущения усиливались и медленно я стала вынимать свою руку, опуская взгляд в его бездну.
Во рту встал комок и меня начало тошнить. Множество маленьких, противных червей ползало по стенкам его черепа, десятки коконов рассеивались по всем сторонам, соединяясь друг с другом паутинками. Все ползло наверх, ко мне, к свету, а я отползала от этих мрачных, отвратительных черных гусениц, одна из которых скользила и по моей руке.
Непонятный ужас охватил меня, то ли от увиденного, то ли от сумасшедшего спокойствия хозяина этой богадельни, не сдвинувшего голову ни на сантиметр. Маленькими шажками я стала отступать от него назад, вглубь класса и наконец, он поднялся, развернулся в мою сторону.
По его обычно безразличному плоскому лицу, с выпирающим носом и крупными губами легло солнце, скрывающее все недостатки, скользнула ухмылка. Освещенный потоком золотых лучей он стоял, разглядывая меня. Чувство отвращения и тошноты ни проходило, сердце начинало биться быстрее, чаще и звонче – вероятно от страха. На пальцах вновь стали чувствоваться склизкие твари и их мраморная сеть.
Я сглотнула. Я успокоилась и ринулась в его сторону. Я сильным взмахом руки вскрыла его голову.
Время стремилось к шести. Солнце заканчивало свой зимний оборот и наступал самый пик захода, когда все вокруг окрашивалось в чувственный коралловый свет. На двух партах класса все еще лежали учебники, на учебной доске белым мелом было написано число, маленькая птица у окна напевала что-то невежественное своим скрипучим голосом, а деревья, прислушиваясь к этому щебету, и порывам ветра двигались в унисон песни. Где-то там, словно по ту сторону реальности, были слышны гулы машин, разговоры других людей, почти бесшумный бег собак на снегу. Где-то за горизонтом была другая, иная жизнь непохожая ни на его, ни на мою, а я...
Я утопала в бабочках вылетающих одна за другой из его головы. Темно-синие, красные, оранжевые, черные, белые... Ни одна не похожая на другую вылетали из головы этого полового человека, парили в комнате или застывали на приглянувшихся местах. И казалось, что им нет предела, нет конца, как и нет предела гению этого человека, и нет ничего, что бы остановило этих живых существ.
Я купалась в них. Они подлетали ко мне, садились и непроизвольно, не понимая сама почему, я начинала смеяться, словно повинуясь какому-то неведомому зову. Будто находясь в чане воды тысячи дней без воздуха, я сделала свой первый вздох.
Тяжесть пропала. Был смех мой и его, была красота, была яркость живых существ в свете гаснувших лучей солнца. Мы стояли вдвоем среди тысяч других, иных, парящих над головами, тех самых кто секундами назад казался мне невероятно омерзительным, но приобретшим красоту. И эта музыка взмахов их крыльев, танец цветов, заполняли глаза нашего полого, пустоголового ни на что не способного человека...
Вдруг с легкость появлялось сомнение, а что если предо мной зеркало и я этот самый пустой человек? Почему нет?
Я спросить не решилась. Я уверовала в нечто иное.
Если неповторимость каждого, это бабочка в его голове, то в нем...