Глава 2. А мне нравится.
Мужчина, сидя в офисе на неудобном стуле и утыкаясь в монитор компьютера, наконец-то закончил расчёты в таблице. Он сохраняет эту чёртову таблицу в Excel и полноценно закрывает все вкладки на рабочем столе, выключает компьютерный блок и с умиротворённым громким вздохом откидывается на спинку стула. С наслаждением он прикрывает глаза и чуть не засыпает на месте. Даже несмотря на ощупь деревянный стул, делая задницу мужчины буквально квадратной, он мгновенно засыпал на нём под конец рабочего дня и мог бы проспать до самого утра.
Набравшись сил, он, опираясь руками в стол, шумно поднимает свой квадратный зад со стула. С каждым днём ему всё сложнее давалось вставать с этого стула, может это уже старость? Хотя какая старость, если ему ещё только двадцать три года. Нет, дело в стуле. Нужно срочно поменять стул. Ему казалось, что он скоро станет единым целым с этим стулом, что будет невозможно рассоединить эту сладкую парочку. Он испытывал такое чувство, что он был сутенёром.
Поймав равновесие, он забирает со стола ключи от офиса и снимает с вешалки пальто. Накидывая на себя верхнюю одежду, молодой человек выходит из своего офиса и закрывает стеклянную дверь на ключ. Подходит к лифту и вызывает его. Только подняв голову на индикатор нахождения лифта, на котором показывалось, что лифт только сейчас тронулся с первого этажа и начал своё движение до двадцать шестого этажа. Он шумно стонет от того, сколько ему придётся ждать, и прислоняется к стене боком, отчаянно рассматривая от скуки выложенной плиткой пол.
Вдруг слышатся шаги, идущие в его сторону. Он понимает, что это тот самый человек, которого бы не хотел видеть именно в это время, когда его всё раздражает. Он просто хочет уже приехать домой, лечь в свою кровать и отрубиться без задних ног.
— Выдался сложный день?
Парень, всё также стоя у стены, поворачивает голову в сторону голоса, где запечатает идущего в его сторону мужчины с широкой улыбкой.
— Мёрвин, ну не начинай, — умоляет Томас и вновь смотрит на индикатор. Шестой этаж, ещё двадцать этажей.
— Мистер Боул попросил меня передать тебе, что ты должен...
— ...принести ему чашечку кофе, бла-бла, — договаривает за него Томас, опрокинув голову назад. — Новых шуток больше не придумал?
— Для тебя, любимый, придумаю, — флиртует Мёрвин и тоже смотрит на индикатор, засунув руки в карманы брюк. Уже десятый этаж.
Наступает долгожданная тишина для Томаса, которой он глубоко в душе начал радоваться. Несмотря на маленькую ненависть к коллеге под конец каждого рабочего, с Мёрвином они ладили очень хорошо и спустя время у них стали появляться шутки-для-своих. В первые года своей работы Томас был очень благодарен своему коллеге за советы и поддержку.
Мёрвин почти того же возраста, что и Томас, такой же молодой и в самом расцвете сил. Когда Томас только устроился на работу, в первое время ему было тяжело адаптироваться на новом месте после университета, где он чувствовал себя как котёнок. Для Томаса Мёрвин стал первым человеком, кто решился к нему подойти к и познакомиться с ним, дал ему несколько советов насчёт работы и помогал привыкнуть к новому месту. Мёрвин пускай был и старше Томаса, примерно, на два года, но за столь такой короткий период времени он успел нахвататься полезных вещей от коллеги и наткнуться на злое начальство, от которого ему часто прилетало по голове. И, когда он видит в коридоре перед собой такого же тихого новичка в первый день работы, который боится сделать лишнее движение, то всегда вспоминает себя в те времена, когда точно также боялся к чему-то притронуться или сделать что-то не так.
В голову Томаса приходит смешная шутка, и он, тихо посмеиваясь, опускает голову вниз, чтобы скрыть свою улыбку.
— Чего ржёшь? — спрашивает Мёрвин.
— Мёрвин.
— Ну да, я.
— Чем твоя мамаша похожа на торнадо? — спрашивает Томас, хитро улыбаясь одним краем губ.
Мёрвин понимает, к чему идёт дело и улыбается, опустив голову вниз:
— Ну расскажи, сука.
— Засасывает насмерть.
Мёрвин начинает разрываться громким смехом, но поздно осознаёт, что был сильно шумным, когда мимо них проходит коллега, которая работает на одном этаже с Томасом, и стал смеяться непрерывно тише, зажав рот кулаком. Томас смеялся вместе с Мёрвином, но из-за не своей шутки, а из-за реакции мужчины. Постояв так пару минут с коликами в животах, мужчины успокаиваются.
— Неплохо, — хвалит его Мёрвин.
Лифт прибывает на двадцать шестой этаж и открывает свои двери. Мужчины вместе входят, и лифт начинает своё движение вниз на первый этаж. Его друг продолжал смеяться с шутки, смахивая скопившиеся слёзы с уголков глаз. Спустя несколько секунд его лицо становится очень серьёзным и взгляд смотрел точно прямо, не моргая глазами. Томасу стало казаться, что он обидел его своей шуткой, ведь несколько лет назад у него умерла мать от рака третьей степени.
Из семья не успела набрать сумму на проведение операции по удалению опухоли, и мать скончалась. После этого Мёрвин не выходил на работу около двух недель, а когда ему всё же пришлось вернуться, то больше месяца ходил грустным и смотрел на документы пустыми глазами, совершенно потеряв концентрацию внимания. Томас, как близкий коллега, старался периодически изо всех сил поддерживать его, отвлечь его от потери близкого человека. Позже, когда Мёрвин немного отошёл от ситуации, он стал первым шутить анекдоты на тему «мамаш». По началу Томасу не нравились эти шутки, но после многочисленных рассказов про «мамаш», в его голове стали заседать эти шутки и стал смеяться с них. Он тоже стал придумывал подобные шутки и рассказывал ему их, но с опаской, что он может обидеть коллегу, но тот упрашивал рассказать анекдот.
Томас, когда вспоминает это время, всегда тепло улыбается. Знакомство с Мёрвином — самое лучшее, что происходило в его жизни.
— Эй, Томас!
— А?
Мёрвин стал смеяться со своей же шутки и старался успокоиться, пока в это время Томас негодовал и умолял уже рассказать эту чертовщину.
— Смотри, у твоей мамы такая дыра...
И он специально останавливается, чтобы заинтриговать Томаса, а тот начинает мяться на месте от любопытства.
— Продолжай, сука, — шепчет Томас в предвкушении продолжения.
Мёрвин помолчал ещё пару секунд и наконец-то договаривает:
— ...что в ней как-то потерялась команда спелеологов.
Они одновременно взрываются смехом и начинают друг друга толкать в шутку. Моментами их смех переменялся в свистящий чайник. К слову, их любимой темой шуток была про «мамаш», они даже могли перегибать палку, но даже и не затаивали друг на другу обиду, зная, что это всё не на серьёзе.
— Ну бля! Давно это сочинил? — смахивая слёзы с глаз от смеха, процедил Томас.
— Хорош прикол? У меня таких красавцев целый батальон, — хватаясь за живот, ответил Мёрвин.
Томас тоже хватается за живот и еле процеживает:
— Да, твоя мамка так и сказала!
Вновь они разрываются громким смехом и смеются до тех пор, пока лифт не останавливается на первом этаже. Шутки будто разом отогнали сонное состояние, и Томас теперь был как огурчик. Коллеги выходят из лифта и сдают ключи вахтёрше, на что та отвечает своим мерзким звонким голоском:
— До завтра, Томас и Мёрвин!
Томас терпеливо кивает ей с миловидной улыбкой, а Мёрвин вовсе проигнорировал, будто её здесь нет. Томас думал о том, как бы он ей заклеил рот липким скотчем, чтобы она заткнулась нахрен, а потом долго наблюдать за зрелищем, как она отодрать ленту от своего кривого рта.
Сонный парень случайно хлопает дверьми на выходе из здания и морщится, надеясь с большой надеждой, что вахтёрша не отлупит его за такие проделки и не настучит об этом его начальнику, который может его уволить. Хотя он был бы и рад такому повороту событий, но всё же хочется иметь полный бумажник денег. Ведь он работает здесь только ради этого.
Мужчины выходят из здания, прощаются крепким рукопожатием и расходятся по своим машинам. Томас доковылял до своего транспорта и с грохотом садится на водительское место. Его задница испытывает мгновенное наслаждение — сидеть на мягком и удобном кресле своей машины после долго сидения на квадратном стуле — то ещё блаженство. Он втыкает ключ зажигания, и мотор моментально приходит в действие, заставляя машину взреветь. Через минуту машина трогается с места и едет в нужную сторону.
***
Сегодня Карен приехала пораньше своего сына из-за небольшого загружённого рабочего графика. Она втыкает ключи в замок двери и поворачивает против часовой стрелки, дверь отворяется, и она входит в квартиру. В квартире стояла полнейшая тишина, даже ни шороху было не слышно.
— Мяу!
Серый пушистик прервал тишину и стал тереться довольной мордашкой об ноги хозяйки, радуясь её долгожданному приходу. Карен устало улыбается питомцу и наклоняется, чтобы погладить кота по голове.
— Привет, дружок, — шепчет женщина.
Тишина в доме продолжала на неё давить, и ей это начало дико не нравиться. Обычно, когда она приходила домой, то всегда на заднем фоне работал телевизор или играла громкая музыка любимых исполнителей её дочери.
— Я дома! — громко откликается она, чтобы её грозный голос прошёлся по всем комнатам.
Ответа она послышалось.
— Элис, ты дома? — вновь спросила Карен, на что она опять получила гробовую тишину.
Карен смотрит на запястье руки, где красовались часы из розового золота, и начинает высчитывать время. Шёл десятый час вечера. Если бы дочь ушла гулять в такое позднее время, то она бы обязательно предупредила её. Нет, она бы никуда пошла гулять в девять часов вечера, потому что Элис боится ночных прогулок. А если она всё-таки ушла гулять, не предупредив свою маму, то она получит от Карен.
— Элис!
Вновь тишина. Карен стало накатывать волнение. Она скидывает с себя ботинки на платформе и спеша заглядывает сначала в комнату дочери. Никого. Стремительным шагом она метнулась в свою комнату. Тоже никого. В комнате Томаса тоже никого не оказалось.
— Элис...
Карен, повинуясь ужасным и надуманным мыслям, бегом направляется в гостиную. Перед тем, как зайти в комнату, она останавливается в углу, чтобы набраться смелости, вдруг она заметит дочь в неестественной позе без признаков жизни. О чём она думает... Её мысль стала ассоциироваться с обезглавленным телом Джона, когда её попросили прийти в морг и опознать тело, а потом видеть, как её мужа медленно опускали в глубокую яму в тёмном и тесном гробу.
Все дни после смерти Джона она в мыслях обещала своему мужу, что вырастит воспитанных и счастливых детей. Такими же, какими бы хотел видеть и Джон.
Карен отрицательно качает головой и отгоняет все эти мысли прочь, так же стараясь отмести подальше моменты из похорон Джона. Женщина шумно набирает воздух в лёгкие и выходит из угла.
На диване тихо посапывала дочь с пыльной тряпкой в руке, которая свисала с края мебели. Весь набравшиеся воздух в лёгкие Карен выдыхает с невероятно большим облегчением. Она подходит поближе к дочери и усаживается на мягкий ковёр, который находился около дивана. Женщина по-доброму усмехается и аккуратно гладит макушку дочери, заправляя выпавшие пряди волос за маленькое ушко.
— Умаялась, моя маленькая.
В кое-какие моменты Карен завидовала своей дочери, ведь у неё так много свободного времени, чтобы заняться своими любимыми делами, помимо школьных занятий и домашних занятий, которые буквально через два месяца скоро кончатся. Отучилась и отдыхаешь, а вечером уроки.
Её дети были неотъемлемой частью жизни, они для неё яркие лучики солнца, проходящий сквозь густые ночные сумерки её проблем и неудач в жизни. Дети дают ей незначимую силу жить и двигаться дальше, несмотря на что. Если бы не они, она бы уже давно убилась горем.
Женщина улыбается своим возникшим мыслям, продолжая зачёсывать волосы дочери за ухо. В моменте она случайно проводит рукой по ковру, который, на удивление, на ощупь ковёр был чист. Она даже вымыла ковёр? Какая же она умничка...
Карен поднимает глаза с ковра и стала осматривать кухню, которая находилась в одной комнате с гостиной. Столешницы были вымыты начисто без единого жира и разводов. Буквально вся кухня блестела чистотой.
А что же насчёт комнаты Элис? Для Карен в последние месяцы учёбы Элис было уже привычно заходить в чужой сарайчик с кучей шмоток и килограмма пыли за место уютной и вместительной комнаты. С большим любопытством она тяжело встаёт с пола, уперевшись рукой об диван, и проходит в комнату Элис, где сияло чистотой и уютом. Женщина улыбается выполненной задаче дочери, уперев руки в бока, как гордящаяся мать, и возвращается к спящей Элис, вновь целуя её в макушку.
— Умничка моя.
— Почему дверь была открыта? — неожиданно прошёлся по квартире басистый голос.
Карен вздрагивает и рефлекторно смотрит в сторону голоса, где обнаруживает входящего в квартиру Томаса, который указывал большим пальцем на уже закрытую им дверь.
— Твою мать, Томас! — шёпотом ругает его Карен, на что Томас поджимает губы. Он смотрит на спящую сестру и прикрывает рот рукой с удивлённым лицом, надеясь, что он не разбудил Элис.
— Ушла в жесткий отруб? — на этот раз Томас спросил у Карен шёпотом.
— Да, — неожиданно выдаёт спящим голос Элис.
Карен вновь дёргается.
— Господи! Вы меня так скоро до инфаркта доведёте! — прикрывает женщина, прикладывая руку к сердцу. Она стала характерно глубоко дышать.
— Ты не спишь что ли? — удивляется Томас.
Элис закатывает глаза и усмехается, когда медленно усаживается на диване, томно зевая, широко раскрыв рот.
— Отличный вопрос, Томас, — саркастично бросает девушка, на что тот издаёт тихий смешок, скрестив руки на широкой груди.
— Ладно, я спать, — отмахивается Карен и громко зевает, направляясь в свою комнату.
Дети несколько секунд молчали, но когда до них доходит смысл слов матери, то одновременно спрашивают Карен с возмущённым взглядом:
— А кушать? — Элис.
— А кушать? — Томас.
— В холодильнике что-нибудь да найдёте, — отмахивается Карен и вешает в шкаф своё пальто серого цвета.
— Ты после работы не голодная? — с распахнутыми глазами спрашивает Элис, уже окончательно отойдя от сонного состояния.
— На работе наелась бутербродом с ветчиной, — пожимает плечами женщина. — Спокойной ночи и приятного аппетита, — и дверь за ней закрывается.
— Не хочешь — как хочешь, — пожимает плечами Элис и переводит свои слипшиеся глаза на брата, который всё это время смотрел на неё с улыбкой. — Чего тебе?
— Я смотрю ты неплохо прибралась, — переводит тему Томас, попутно разглядывая чистую до бликов кухню.
Затем он с тем же интересом подходит к холодильнику и открывает его, в котором было всё тоже чисто и убрано. Но эту радость Томас откинул на второе место, потому что его взволновал тот факт. что продуктов в холодильнике не было. Остался маленький кусочек сыра и сковородка с небольшой порцией еды с прошлой недели, которая по виду выглядела не очень. Живот предательски заурчал. Томас рефлекторно кладёт руку на живот и прочищает горло.
— У нас нет продуктов, — твёрдо говорит он.
— Так сходи, — зевает Элис и медленно встаёт с дивана.
— А почему ты не написала, что нужны продукты домой?
— Я забыла или уснула.
— Как такое вообще можно забыть... — качает головой Томас со вздохом.
— Так там же есть чем-нибудь перекусить, — отвечает Элис и уверенно шагает к холодильнику. Заглянув в него, она обнаруживает ту же картину, что видел Томас. — Хотя да, ты прав...
— Тогда пошли в магазин.
— Я? С тобой? Не-а, с чёрта два, — выдаёт Элис.
— Что?
— Что слышал.
Томас шумно вздыхает, потирая переносицу. Элис остановилась перед тем, как уйти к себе в комнату, чтобы полноценно лечь спать. Она знала эту позу брата, когда он прикидывал в своей голове все варианты и подобрать из всех самый хороший, в данном случае, чтобы выманить сестру сходить вместе с ним в магазин. После долгих раздумий Томас поднимает взгляд на сестру, прокашливается и говорит:
— С меня банка мороженого «Ben&Jerry's».
На секунду Элис округлила глаза. Это что, шантаж? Ну если это не шантаж, а награждение за проделанную уборку по всей квартире, то пойдёт. С небольшой ухмылкой девушка встаёт в центр коридора и, уперев руки в бока, твёрдо, словно начальник Томаса, произносит:
— Две банки.
Томас неловко усмехается, но успевает выкрутиться:
— Это твоя цена за уборку?
Мужчина вздыхает, прожигав сестру своим взглядом. В этот момент он думал, что он предстал перед сестрой как страшный дяденька с хмурым выражением лица, но на самом деле это выглядело так, будто Элис представала перед ним страшным дяденькой, потому что сонное лицо мужчины делал этот момент немного по-другому. Элис тем временем довольно и, как лисица, хитро улыбалась одним краем губ исподлобья, скрестив руки на груди для усиления своей позы. Этот момент выглядел как финальный раунд с главным боссом в типичных видеоиграх, вот только этот бой был между сестрой и братом.
Моргнув глазами первым, Томас шевелится первым и сдаётся, взъерошив волосы на затылке.
— Чёрт, ладно! — прикрывает глаза Томас. — Только одну банку выбираю я, какую я захочу, — он специально выделяет последние слова другим тоном, чтобы Элис чётко поняла его мотив.
— Добро, — равнодушно отвечает та и уходит к себе в комнату переодеваться.
Томас накидывает пальто чёрного цвета, которое скинул с себя несколько минут, и уже был готов выходить. Только он дотрагивается до ручки входной двери, как вдруг слышит шорохи за спиной. Томас поворачивается на шаги и обнаруживает перед собой стоящую Элис в чёрной мешковатой одежде, скрывающую всю элегантность её стройного тела и идеальной фигуры.
— Ничего, если пойду как мешок картошки? — мямлит под нос Элис и смотрит на него со слегка смущённым взглядом, миловидно улыбаясь.
Томасу было плевать в какой одежде ходит сестра — в обтягивающий одежде, чтобы были видны все очертания её тела, или в кофтах и штанах больших размеров, чтобы скрыть свою красоту, подаренную природой и родителями. Он прекрасно знал, что Элис никогда не нарядится в первый вариант.
Он наоборот поддерживал её, что девушки не обязаны всегда быть в обтягивающих платьях, на длинных шпильках и с вечерним ярким макияжем, чтобы выглядеть идеально как Барби. Сделаешь один шаг на этих миллиметровых шпильках, как тут же твоё лицо окажется в собачьем дерьме. Оно того стоит?
Томас никогда не уважал мужское мнение насчёт внешнего вида противоположного пола, что женщины обязаны носить эти сексуальные платья, в которых им некомфортно, и каблуки, от которых у них вечно мозоли, ведь мужчинам нравится именно такой образ «идеальных женщин». Пускай девушки носят то, в чём им хочется и чтобы им было, самое главное, комфортно. Девушка же всё равно остаётся девушкой даже в мешке из-под картошки, просто она не одета в платье, как хотят и требуют мужчины с высоким мнением об противоположном поле.
В современном мире некоторые мужчины до сих пор не умею сдерживать свою похоть и ловят первую встретившуюся девушку. Томас недавно читал отдельную статью, что большинство насильников выбирают себе жертву не по привлекательности в её внешности или по её страстному наряду, а по физической силе жертвы. Если посмотреть статистику людей, попавших в руки таких животных, то можно сделать вывод, что практически жертвы всегда одеты в менее сексуальную одежду, то есть не так притягивающиеся к себе внимания наряды: кофты на пару размеров больше самих жертв, зимние куртки и пуховики, неряшливая порванная одежда, детская одежда... Насильнику плевать, как выглядит жертва, ему просто нужно поймать ту самую жертву, которая не сможет выбраться из его хватки, и осуществить свои сексуальные желания как можно быстрее. В такие случаи попадали даже дети...
К слову, мужчины даже не могут отличить девушку лицо без макияжа и с естественным макияжем, выдавая это как за настоящую красоту. Наверное, только женщины и поймут, о чём именно идёт речь. Так какая тогда речь об одежде?
— Иди, конечно, — кивает он без раздумий.
— Угу, — Элис улыбается и начинает умело завязывать шнурки на кроссовках. Закончив, она поднимается: — Всё, идём.
***
— «Молоко с печеньками» и «тирамису»! — амбициозно отвечает Элис.
— А мне нравится «мята»! — с тем же тоном отвечает Томас. Он вытаскивает банку с только что названным вкусом из холодильника и показывает ей кивком, что они берут именно это.
— Нет! «Молоко с печеньками» и «тирамису»!— погромче ответила та.
— Нет, мы же договаривались, что одну банку выбираешь ты, а другую — я, — на последней фразе он довольно тянет слова и хитро ей улыбается.
— Хорошо-хорошо! «Тирамису» и «мята», сойдёт? — Элис поджимает губы и дожидается удовлетворительного кивка от брата, что и следовало ожидать.
К ней в голову приходит одна плохая мысль, что если бы она продолжила свою дискуссию насчёт мороженого, то они бы вышли без единой банки, а Элис не хотела этого допустить, ведь «Ben&Jerry's» для неё являлась неотъемлемой частью жизни. Лучше пускай будут две банки мороженого, хоть и с одним вкусом «мяты», которую так обожает Томас, чем остаться без мороженого.
— Кла-а-асс, — протягивает Томас и ставит банку со вкусом «мяты» в тележку, а Элис — «тирамису».
Как только Томас и Элис вошли в ближайший круглосуточный магазин, поняли, что в нём почти не присутствовало людей, кроме них и сонных, как мухи, сотрудников. Но их это не волновало, они сразу рванули к холодильнику с мороженым. Это наивкуснейшее мороженое «Ben&Jerry's» является фаворитом из сладостей также и для Томаса, а его любимым вкусом был только один. Мята.
— Так, чтобы это мороженое хранилось подольше, а не как в прошлый раз, — строгим голосом, как отец, начал Томас.
— А что было в прошлый раз? — хмурится Элис, пытаясь перенестись в тот самый «прошлый раз», который она всё равно не вспомнит.
Томас вскидывает брови вверх, глядя на свою сестру, начинает волочить за собой тележку в нужную ему сторону.
— Ты съела три банки мороженого за два дня, — про ворчал он.
— А-а-а, — зевнула Элис, в то же время вспомнив. что имел виду Томас, — ты про это чтоли? Так это было давно, — она догоняет брата и широко ему улыбается.
— Ты потом мучилась с больным горлом.
— Но теперь же оно не болит.
— Но оно же болело.
— Но оно же сейчас не болит.
— Кхм, — прокашливается он, и его губы вздрагивают, чтобы что-то сказать.
— Всё-всё, я поняла, — сдаётся Элис, выставляя руки вперёд в качестве поражения и отходит на несколько метров от него.
— Так, дорогая моя, нам надо купить нормальную еду. У нас диета на мороженом что ли? — Томас заглядывает в тележку и замечает, что кроме двух банок десерта они ничего не взяли.
— Перед сном я заглянула в холодильник, — произносит она медленно, всё ещё не отходя ото сна.
— И что дальше? — Томас облокачивается на ручку тележки, устремив уставшие глаза на сестру, и ждал продолжения её ответа. Он, заглядывая внутрь тележки, задумался, смог бы ли в неё залезть и завернуться калачиком, потому что он очень сильно хотел спать и был готов уснуть хоть в магазине.
— И там не было... Не было... — долгий зёв. — А я уже забыла, чего там не было...
— Ясно, — сухо кидает Томас, — что можно и было ожидать от Алисы в стране чудес, — он тепло улыбается во все зубы и до рагивается пальцем до носа девушки.
Элис не нравится такое действие брата и легонько его толкает в сторону, а тот начинает смеяться с её злости. Сейчас она походила на миленького хомячка с маленьким ножиком, который пытался казаться очень страшным.
— Эй! Я же просила не называть меня так!
— Боюсь-боюсь! — Томас выставляет руки вперёд в качестве защиты, а Элис начинает бить в его ладони кулаками.
— Вот и бойся меня.
— Так, Алиса, берём продукты и двигаем домой. Спать пора, — он стремительно двигается вперёд, быстро катя перед собой тележку.
— Я не Алиса! — Элис злобно выкидывает фразы и быстрым шагом удаляется в другой отдел.
— А мне нравится, — хихикает Томас, когда уединяется в другом отделе.