[три]
- Путешествие, - сказал Колин.
Они с Гассаном сидели на черном кожаном диване. У ног Колина лежали переполненная матерчатая сумка и туго набитый рюкзак, в котором не было ничего, кроме книг. На точно таком же диване напротив сидели родители Колина.
Мама Колина ритмично качала головой, как метроном.
- Куда? - спросила она. - И зачем?
- Не обижайтесь, миссис Одинец, - сказал Гассан, положив ноги на кофейный столик (чего нельзя было делать), - но вы не поняли. Куда и зачем - совершенно не важно.
- Подумай о том, сколько всего ты мог бы успеть за лето, Колин, - сказал папа. - Ты хотел выучить санскрит[6]. Я же знаю, как давно ты хотел его выучить. Разве бесцельная поездка принесет тебе счастье? Это совсем не похоже на тебя - вот так все бросить.
- Бросить что, пап?
Отец молчал. Он всегда молчал после того, как ему задавали вопрос, а потом отвечал длинными предложениями без запинки, без э-э-э, ну-у-у и м-м-м, как будто заранее отрепетировал свой ответ.
- Мне больно это говорить, Колин, но если ты хочешь и дальше расти интеллектуально, то тебе придется работать над этим еще усерднее, чем раньше. Иначе ты рискуешь зря растратить свой потенциал.
- Мне кажется, - ответил Колин, - что я его уже растратил.
Может быть, это случилось благодаря тому, что Колин ни разу в жизни не разочаровывал своих родителей: не пил, не курил, не принимал наркотики, не подводил глаза тушью, не приходил домой поздно, не получал плохих оценок, не протыкал язык, не делал на спине татуировку «НЕ ЗАБУДУ КАТЕРИН». Была и еще одна причина: его родители, возможно, чувствовали себя виноватыми в том, что произошло. Или... Или им просто хотелось провести несколько недель наедине, чтобы оживить остывшие чувства. Но уже через пять минут после признания в том, что он растратил свой потенциал, Колин Одинец сидел за рулем своего длинного серого «олдсмобиля», известного в узких кругах как Сатанинский катафалк.
В машине Гассан сказал:
- Ну, теперь осталось только заехать ко мне домой, взять одежду и волшебным образом убедить моих родаков отпустить меня в путешествие.
- Можешь сказать им, что нашел работу на лето, - предложил Колин. - В лагере или типа того.
- Ну да, только маме я врать не буду. Это нехорошо.
- Гм-м.
- Пусть ей кто-нибудь другой соврет, если уж надо, - прозрачно намекнул Гассан.
- Хорошо, - кивнул Колин.
Еще через пять минут они припарковались на улице в чикагском районе Рейвенсвуд.
Гассан ворвался в дом как ураган. Колин плелся вслед за ним. Мама Гассана спала в кресле в богато обставленной гостиной.
- Эй, мама! - крикнул Гассан. - Проснись.
Женщина вздрогнула, улыбнулась и поприветствовала ребят по-арабски.
Проводив глазами друга, направившегося в свою комнату, Колин, тоже по-арабски, сказал:
- Меня бросила девочка, и теперь я в глубокой депрессии, поэтому мы с Гассаном собираемся устроить себе... э... э... каникулы на колесах. Не знаю, как это по-арабски.
Миссис Харбиш укоризненно покачала головой.
- Разве я тебе не говорила не водиться с девчонками? - произнесла она по-английски с сильным акцентом. - Гассан - хороший мальчик, он не ходит на эти ваши свидания. Посмотри, как он счастлив. Бери с него пример.
- Именно это я и собираюсь делать во время нашей по ездки, - кивнул Колин, хотя это было бесконечно далеко от правды.
Гассан вернулся с доверху набитой одеждой полузастегнутой матерчатой сумкой.
- Охибоке[7], мама, - сказал он, наклонившись, чтобы поцеловать ее в щеку.
Но тут в гостиную вошел мистер Харбиш, облаченный в пижаму.
- Ты никуда не поедешь, - сказал он по-английски.
- Па-ап! Да мы обязаны поехать! Ты посмотри на него. Он же похож на развалину. - Колин ссутулился, стараясь изо всех сил походить на развалину. - Он и без меня поедет, а я за ним хоть присмотрю.
- Колин хороший мальчик, - примирительно сказала миссис Харбиш своему мужу.
- Я вам буду звонить каждый день, - поспешил добавить Гассан. - Мы ненадолго. Вернемся, как только ему станет лучше.
Колину пришлось импровизировать.
- Я найду Гассану работу, - сказал он, обращаясь к мистеру Харбишу. - Думаю, нам обоим пора осознать