Глава 1. Все только начинается.
Будучи ребенком, я абсолютно не понимала этот мир. Впрочем, и сейчас, за минуту до, пожалуй, самого главного теста в моей жизни, я мало понимаю, кому понадобилось создавать такую реальность. В детстве мне казалось, что с возрастом я все же найду ответ на этот вопрос, однако он так и не пришел мне в голову, даже спустя 17 лет проживания в дыре под названием Центральный Сектор или просто Центр (так прозвали его мы с Дюком). Дюк – так при первой встрече я назвала своего, в дальнейшем, лучшего друга. Нам было около пяти. Увидев его, я почему-то сразу подумала об этом имени. Наверное, в то промозглое дождливое утро оно показалось мне чрезвычайно смешным, а темноволосый мальчик не выражал особого недовольства данной кличкой, все равно свои имена мы не помнили. Всем детям, привезенным в тот и последующие дни, присваивался свой идентификационный код. Я, например, значилась под номером 3485. Номер Дюка я уже давно забыла, да и своим пользовалась только на перекличке, для соседок по бараку я была просто Девяткой (всего в одном бараке проживало деcять человек, поэтому и звали друг друга коротко, исходя из того, какой ты по счету в вашем жилье).
Весь Центральный Сектор был разделен пополам – одна половина мужская, другая соответственно женская. Как же мы с Дюком подружились, спросите вы. Здесь не принято говорить о воле случая, но в нашей ситуации это действительно была счастливая случайность. В Центр детей свозили вперемежку. Неважно какого ты пола, возраста или роста – все в одной куче. Еще в военном авто мы с Дюком оказались соседями. Конечно, из-за постоянной давки, чьих-то рыданий и заносов на каждом повороте рассмотреть друг друга было сложно, но почему-то мы сразу же прониклись друг к другу сильным доверием. Когда же нас выводили из машины, мы опять встали рядом, а затем у взрослых случилась какая-то заминка – лица солдат стали еще более суровыми, а вышедший из главного здания человек в белом халате будто олицетворял само слово «тревога». В общем всем этим людям было совсем не до грязных, напуганных и голодных детей, поэтому никто из них не заметил, как маленький худой мальчишка шепнул что-то такой же маленькой девочке. Из наших перешептываний я узнала, что он на год старше меня. Именно в этом коротком разговоре мне удалось ему сообщить, что теперь я буду звать его Дюком. Все вокруг было пугающе незнакомым, холодным и непонятным, и единственное, что в этот момент не давало мне разреветься было наше тихое общение. Ведомые некой детской наивностью, мы с Дюком решили, что с этого момента будем лучшими друзьями. Иронично, что как только это странное решение было принято, взрослые исправили свои неполадки и началась наша сортировка. В общем, как вы уже могли догадаться, нас с Дюком разделили и вот уже как 12 лет я о нем ничего не знаю. Свой тест персонализации он должен был проходить в прошлом году, поэтому сейчас у меня нет ни малейшей возможности с ним связаться. И хотя я понимаю, что это крайне глупо, я все равно лелею мысль о том, что он мой драгоценный лучший друг.
На самом деле жизнь в ЦС не такая уж и плохая. Охране запрещалось с нами разговаривать, а физическое насилие применяли только в крайних случаях – когда кто-то буйствовал во время медицинского обследования или пытался сбежать. Впрочем, попытки побега здесь были крайне редкими. Мы все ждем 17, ждем, когда появится шанс круто изменить свою жизнь. А именно – тест персонализации. Что это такое и почему это так важно мы все знаем из общего курса уроков, которые нам преподавались раз в неделю. Благодаря этим регулярным общеобразовательным занятиям жители Центрального Сектора знают и общую историю своего государства.
Я помню, как впервые оказалась на таком уроке. Все десять девочек из нашего барака были отправлены в главное здание. Там располагалась наша классная комната. Сначала мы всей толпой толкались у дверного проема, но затем вошла женщина лет 35и и, оценив сложившуюся ситуацию, рассадила нас по одной за узкие парты, будто наскоро сделанные из дешевой фанеры. Затем нам включили фильм. Басистый мужской голос медленно и важно проговорил: «Краткий курс истории Единого государства Паноптикума». Так я узнала, что мы живем в 232 году от Великой Смерти. В дальнейшем из того же краткого курса истории стало ясно, что Великой Смертью называют Третью Мировую войну, которая уничтожила материки, раздробив всю сушу и оставив единый континент для всех выживших. Ради преодоления ужасающих последствий произошедшего, человечество объединилось и создало новое, единое, мировое государство – Паноптикум. К сожалению, полностью стереть следы этой ужасной трагедии оказалось просто невозможно. Поскольку в Третьей войне применялось ядерное оружие, высвободившаяся радиация навсегда оставила свой след в геноме человека. Стали рождаться дети с мутациями. Иногда эти отклонения от нормы были достаточно безобидными, как что-то вроде шестого пальца на руке, но в большинстве случаев они были губительны для своих носителей. Чтобы хоть как-то восстановить геном человечества правительство приняло закон, вынуждающий таких людей проходить добровольно-принудительную кастрацию/стерилизацию. Те же, кто отказывался от данной операции, были обязаны проживать на изолированных территориях. В дальнейшем весь Паноптикум был разделен на 23 сектора – по степени радиационного загрязнения. Центральный – самый чистый, далее с 1 по 10 – сектора, в которых проживала элита, то есть люди с наименьшим уровнем зараженности. С 10 по 15 – те, у кого как раз есть небольшие и нестрашные мутации, либо люди с уровнем заражения немного выше нормы. С 15 по 20 – люди, у которых мутация генома превышает 50 %, и с 20 по 23 – самый высокий уровень заражения, но нам, как детям, такое не стали показывать, поэтому я сама не совсем в курсе кто же там живет. Но, думаю, это не сложно представить. В Центральном Секторе есть специальная зона, где живем мы. Правительство строго контролирует рождаемость и, стараясь избежать дальнейшего распространения мутировавших генов, забирает всех детей, достигших двух лет, у родителей и увозит их к нам. Здесь мы живем до 17, нам сказали, что именно столько времени требуется, чтобы точно можно было выявить какие-либо отклонения от нормы, вызванные радиацией. Далее ты проходишь тест персонализации – специальное медицинское обследование, показывающее уровень зараженности твоего организма. И, если повезет, тебе откроется дорога в лучший мир – остальные сектора, где тебя ждет уровень жизни, соответствующий твоим показателям. Ну не прекрасно ли? В общем, как вы уже могли понять, тест персонализации – это самый важный тест в нашей жизни. И я, номер 3485, нахожусь всего в нескольких шагах от процедурного кабинета, где я узнаю свои результаты.
Дверь в приемную открылась, и оттуда высунулась голова мужчины лет 40. Он оглядел меня, сухо проговорил:
– Войдите, – в этот момент он уставился мне прямо в глаза и, буркнув что-то недовольное, странно нахмурился. За время проживания в ЦС, где разговоры практически запрещены, невольно учишься понимать мимику и замечать малейшие жесты людей. И почему-то, увидев это мимолетное сокращение лицевых мышц, я почувствовала, как в горле застрял липкий комок нехорошего предчувствия. Было ощущение - вот-вот что-то произойдет.
Через силу собравшись с мыслями и взяв себя в руки, я шагнула в белоснежную процедурную комнату. Мужчина, который до этого пригласил меня в кабинет, теперь сидел напротив за экранами мониторов, отображающих различные непонятные мне медицинские показатели. Не отрывая глаз от компьютера, он рукой указал мне на процедурную кушетку. Я решила не переспрашивать, что конкретно от меня требуется и сразу легла на нее. В этот момент доктор наконец оторвался от изучения какого-то графика и подошел ко мне. Ничего не говоря, он стал подключать к моей голове, рукам и ногам целый моток проводов, датчиков. Затем, все же заметив, мое побелевшее, испуганное лицо решил пояснить:
– Не беспокойтесь, это стандартная процедура, все ее проходят. – помолчав несколько секунд он продолжил, – сейчас все отобразится на экранах. Вы, главное, не шевелитесь.
На этом краткий и совсем не успокаивающий инструктаж был окончен, мягко загудели приборы, а на экране компьютера, насколько я могла видеть, отобразилось окно загрузки. Через несколько секунд там высветилась странная табличка с непонятными мне показателями. В отличие от меня врач явно понимал, что изображено на экране. Его движения стали рваными и резкими, суетливыми. Я чувствовала, что происходит что-то ненормальное.
От автора:
Если хоть кто-нибудь дочитал до этого места, пожалуйста, напишите это в комментариях. Не знаю насколько я вообще буду писать дальше эту работу и вы мне очень поможете в принятии решения, заранее огромное спасибо всем понимающим) гы