Максим

Дома я раздражителен, резок и груб.
Домочадцы б мои поразились,
Увидав, как я плакал, взобравшись на круп...
Контролёры и те прослезились.

Владимир Семенович Высоцкий.

Погода в тот вечер стояла пасмурная, отталкивавшая и угнетавшая, от которой на душе становилось так мерзко, тяжело, и неприятное чувство тоски окружало Максима со всех сторон. Свет от рассеянного огня, что тихонько горело в камине, отражался в светло-карих глазах юноши, наполненных печалью. Он непрерывно глядел на него, всматриваясь в необычайно красивые, красные, желтые и оранжевые языки пламени.

В слабо освещенном помещении раздались неторопливые, легкие шаги, явно принадлежавшие женщине, в силу их тихого звучания. Таисия Михайловна аккуратно присела на диван, совсем неподалеку от внука, и легонько обняла его.

- Ты в порядке, Максюш? - послышался тихий, нежный голос старушки, а трепетность ее ощущалась столь явственно и сильно, что согрела бы любое сердце. - Почему грустишь? Из-за результатов что ли, а, дорогой?

- Я в норме, - отозвался устало и бесстрастно Максим. - И это не из-за результатов, нет, - он скрестил руки на груди и отвернулся, словно был обижен.

- Все обязательно наладится, милый, все будет хорошо, не переживай. Твой отец сделает все, что понадобится...

- Ничего уже не исправить, - резко отрезал юноша грубым тоном, не желая и не собираясь церемониться.

Таисия Михайловна вдруг поникла головой, окончательно потеряв надежду на лучший исход событий, но вера никак не покидала ранимую душу старушки.

- Ну что же ты? Не говори так, мой хороший...

- Ба, я же сказал! Зачем ты вечно со мной споришь? - раздраженно и недовольно воскликнул парень, внезапно поднявшись со своего места, отчего дряблое тело пожилой женщины дрогнуло, а сердце забилось сильнее.

- Максюша, прости меня, я... - она вдруг запнулась, мельком заметив его трясшиеся руки. - Ну, куда же ты собрался? - ее голос звучал заботливо и обеспокоенно, но ничуть не требовательно.

- Ложись спать и не жди меня, - коротко бросил шатен, захватив с собой ключи, и решительно покинул гостиную, оставив за собой лишь громкое эхо гулких шагов.

Таисия Михайловна медленно села обратно, глядя в пустой коридор, будто взглядом провожая любимого внука, который, похоже, преждевременно покидал ее.

Тем временем Максим, сев в машину, завел мотор, ни секунды не медля, яростно надавил на педаль газа, и та сорвалась с парковочного места. Мыслей в голове было так много, что дорога казалась бесконечной, поэтому он выжимал из спорткара все лошадиные силы. Он переносил столько чувств, что лицо его приняло абсолютно безэмоциональное выражение, только нахмуренные брови и плотно сжатые губы выдавали крошечную долю его ощущений: досадно ему было, обидно, больно, из-за чего он до побелевших костяшек рук сжимал руль, невольно грозя поломать его. По всему его телу пробегала невыносимая дрожь, словно вонзавшая в него множество кинжалов, и боль он чувствовал не от остроты лезвий, а от безнадежности.

Ведь что есть безнадежность? Возможно, она настигает людей, когда не остается абсолютно никакой надежды; когда крест на них уже поставлен; нет пути ни назад, ни вперед, ни в стороны. Вся человеческая жизнь построена и основана на составных частях, одной из которых, согласитесь, является не что иное, как надежда. В детстве, вспомните, мы надеялись угодить родителям ради сладостей, а будучи взрослыми людьми, мы, надеясь прокормить семью и дать ей все возможное, работаем. Как же следует поступить, исходя из этого, если надежды нет? Что остается делать, если кто-то собственной рукой поставил громадный, несокрушимый крест на нашей жизни? Бороться ли? Сдаться ли? Ожидать ли? Это выбор каждого, и каждый сам, собственноручно способен изменить свою жизнь, но наш герой, Максим, когда-то не имея цели, не сумел найти и надежду. Он ошибочно посчитал ситуацию, в которой оказался, тупиковой, а выход, что существует всегда, показался ему недосягаемым и непостижимым.

Автомобиль неожиданно визгливо затормозил на обочине пустого шоссе. Максим покинул салон, судорожно дергаясь, дрожа всем телом, тяжело дыша, и медленно опустил руки на капот машины, наклонив голову и закрыв глаза. Пока его ноги подкашивались, и все тело тряслось, он пытался найти решение, ухватиться за спасательный круг, чтобы выбраться из океана, тянувшего его на дно, и чтобы закончилась смертоносная буря, уносившая его от света.

Парень вдруг замер, задержав дыхание, и, казалось, тяжелые капли дождя зависли вокруг. Подняв голову к небу, он громко закричал, надрывая горло, и горько заплакал, осознав безысходность собственного состояния, необратимость роста своего внутреннего чудовища. Он опустился на колени, промокший до последней нитки, изнеможенный тяжестью своей ноши. Разум его был словно отравлен; сердце его окаменело, превратившись в гранитную статуэтку, отчего ему хотелось вырвать его из груди и швырнуть в море; душа словно давным-давно покинула его, поэтому казалось - бесконечная пустота и мгла никогда не развеются. Его глаза налились кровью, что сильно затрудняло ориентацию в пространстве, и, в конце концов, он попросту упал на голый, холодный, мокрый асфальт, будучи усталым, разбитым и потерявшим надежду.

Он пролежал в таком положении до самого утра, не прекращая плакать и не находя в себе достаточно сил, чтобы подняться.

С того случая прошел месяц, Максим к тому времени завязал со спортом. Наступила долгожданная морозная зима, которая внедрила в сердца жителей Петербурга праздничное настроение. Десятые классы лицея готовились к выступлению на общем школьном торжестве в честь Нового года, но Саше, как ни странно, было далеко не до представления. Его невообразимо тревожило состояние Максима, поскольку тот сильно изменился: стал значительно тише, спокойнее, из-за чего складывалось впечатление, будто нет никого уравновешеннее его. Дурные манеры сменились вежливостью, искренностью, дружелюбностью, внимательностью и сочувствием. Александра столь кардинальные трансформации друга ничуть не радовали - уж слишком хорошо он знал Максима, поэтому бдительно наблюдал за его поведением. То Сергеев читал книгу, чего не видывалось ни разу за все время его учебы в лицее, то что-то неторопливо писал в крошечном блокноте, с которым не расставался ни на миг. Он частенько пропадал где-то, а Саша волновался еще сильнее, но не интересовался у самого Максима, так как сторонился его.

Однажды, в отсутствие Максима, Саша, не стерпев больше неведения, решился на отчаянный шаг - порыскать в рюкзаке Сергеева, в надежде найти что-либо, что сумело бы пролить свет на загадочные изменения в нем. В итоге, единственной стоящей находкой оказалась визитная карточка ветеринарной клиники, находившейся на окраине города. Саша ничуть не растерялся и сфотографировал указанный адрес на мобильный телефон и, как ни в чем не бывало, сунул обратно в крошечный карман рюкзака. К счастью, Максим ничего не заподозрил, чему Саша был, несомненно, очень рад. Как-то раз ему даже представилась прекрасная возможность хоть как-то унять свою пытливость и, наконец-таки, попытаться найти ответы на волновавшие его вопросы, разъяснить необычную находку, так как животных у Максима не было, да и заводить он их не собирался.

Шел снег, метель громко выла за окнами. Четко следуя за маршрутом, составленным навигатором, что был встроен в автомобиль, Саша приближался к месту назначения - ветеринарной клинике. В его поле зрения появилось двухэтажное, кирпичное, неприметное здание с аккуратным, красивым фасадом, выходившим на восхитительно чистый сад, зелень и цветы которого, увы, на тот момент не представлялось возможности наблюдать. Саша припарковался на обочине дороги, неподалеку от железных ворот, выполненных в готическом стиле. Он вышел из машины и двинулся к зданию, но не успел шагнуть на территорию клиники, как застопорился от увиденного: Максим, в одной лишь белой футболке, выбежал во двор и погнался за хромавшим щенком, правая лапка которого, по-видимому, была ранена. Несмотря на метель и мороз, он был решительно настроен поймать собаку и отнести в клинику.

Расстояние между воротами, около которых стоял Саша, и Максимом уменьшилось, а Рудин вдруг как будто бы очнулся и, попятившись назад, скрылся за кустами, посчитав свое присутствие неприемлемым. Честно признаться, он не горел желанием быть обнаруженным, потому что действительно подумал, что своим появлением нарушит всю гармонию самостоятельной скрытой деятельности, которой Сергеев занимался. Ведь, поистине, Максим тайно ухаживал за животными, которых в прошлом недолюбливал, и, по сути, раз Саша об этом не знал, видимо, ему не хотелось кого-то в это посвящать. И Александр просто-напросто побоялся стереть границы личного пространства своего друга, странного и необычного в последнее время.

- Хачи, остановись! Вернись, прошу тебя! - выкрикнул громко шатен, остановившись подле клумбы с декоративными кустарниками, схватившись за сердце рукой и тяжело дыша, отчего Саша вздрогнул, испугавшись за приятеля и приготовившись помочь ему в крайнем случае. - Хачи!

Щенок сбавил темп и медленно развернулся к Максиму, что стоял от него в нескольких метрах и смиренно ждал, глядя ласково, с мимолетной надеждой в глазах. Такое Александр видел впервые и, следовательно, это должно было повергнуть его в шок, удивить, но, как ни странно, он ничуть не изумился, словно наблюдал столь трепетное и заботливое отношение Максима к животным каждый день. Даже голос его, ставший нежным, теплым и полным любви, не шокировал его. Саша, наоборот, был рад тому, что предстало перед его глазами, так как с первого их знакомства точно знал, что настоящий Максим прячется глубоко внутри, под фальшивой оболочкой.

Щенок неохотно, но все же приблизился к высокому шатену и присел, и Максим, встав на корточки, взял крошечную мордашку в руки, и губы его зашевелились, на лице его появилась счастливая, удовлетворенная, искренняя улыбка. Его волосы промокли, крупные хлопья снега приземлялись на густую копну каштановых кудрей, спадавших ему на лоб редкой челкой. Его руки тряслись, но он словно и не придавал этому значения, ведь весь его мир тогда был заключен в тусклых глазенках Хачи - немецкой овчарки, найденной на соседней улице, мокрой и брошенной. Он крепко поцеловал ее в лоб, взял на руки и понес внутрь здания. Александр же только улыбнулся ярко, по-детски, так, словно его душа распустилась, подобно цветку. Он вдруг поверил в то, что волноваться о Максиме не стоит, что все изменения только лишь к лучшему, и что все будет хорошо.