Часть 1
«Уитби»
Увидев знак с надписью названия городка, на сердце стало ещё тяжелее. Напрягаюсь, ерзая на месте. За окном тёмные деревья и сосны быстро сменяются друг другом, сквозь них видны просветы солнца, что вот-вот уже уйдёт за горизонт, оставив кроваво-оранжевое небо после себя.
Из-за долгов отца, мы должны были продать наш дом в Лидсе и переехать туда, что более-менее оказалось по карману. Моя тётя по линии матери с радостью предложила один из своих участков, которые остались ей после смерти мужа. По рассказам родных, это милый и уютный домик, да и что сам городок, в принципе, такой же, вполне спокойный. Может быть и так, но я уже ужасно скучаю по прежней жизни: друзья, школа, тот комфорт, который так был дорог для меня. Я никогда не была любителем менять что-то в своей жизни на сто восемьдесят градусов.
Родители довольно громко обсуждают, что делать с таким количеством вещей, которое мы «потащили» вслед за собой. Отец, держась за руль, утверждает, что большую часть нужно было оставить там или же продать. Мать отрицательно мотает головой, донося до него, что это память, семейная ценность и всё когда-нибудь пригодится.
Мне кажется, или их не особо волнует, что всё пришлось резко бросить?
Когда все узналось насчёт отца, я думала, это станет последней каплей для мамы. До этого момента он так же приносил кучу неприятностей для семьи, они редко, но все же ругались по этому поводу. Пару раз даже доходило до кидания посуды в стену.
К сожалению, наилучшего исхода для всех не произошло, хоть и был жуткий скандал, она проглотила это и взяла на свои плечи все проблемы, касающиеся переезда. Иногда кажется, что именно она является «мужиком» в нашей семье. Помимо кредитных долгов, были ситуации и похуже: три года назад отец не выходил из запоя, водил к нам домой своих собутыльников, нигде не работал, при этом постоянно что-то требовал, включая деньги. Только всё наладилось, и вот сейчас опять выходит наперекосяк.
Если честно, то я её не понимаю. Как можно прощать, закрывать глаза на то, сколько всего он делает? Похоже на какой-то стокгольмский синдром. Или это в понятии взрослых людей так выглядит любовь?
— Кэсси, тебе разве нужен этот детский голубой ночник? — отец вырывает меня из мыслей, глядя на меня через зеркало. Не успеваю переварить вопрос и ответить, как тут же следуют другие. — О чём задумалась? Так сильно переживаешь из-за переезда?
— Нет, пап, всё в порядке. Я уже смирилась с новыми событиями, — лгу, улыбаясь. — А ночник можно оставить, он довольно милый. — вижу, как мать улыбается, поглядывая на отца, будто ликуя. И на душе становится тепло. Рада, что такими мелочами хотя бы чуть-чуть могу её сделать немного счастливой.
Машина резко тормозит, отчего тут же просыпаюсь. Видимо, приехали. Тру руками глаза, окончательно пробуждая себя ото сна, и дергаю ручку двери автомобиля, можно сказать, выползая из него.
Деревянный двухэтажный дом выкрашен бледно-фиолетовой краской, белый фасад, газон с гладко подстриженной травой, под окнами в клумбах растут цветы. Кажется, позади дома даже сад есть.
Что ж, тётя была права, здесь не так уж и плохо.
Чувствую, что начинаю замерзать, всё-таки уже вечер и начало осени, поэтому быстрее шагаю к дому, желая согреться. Поднимаюсь по ступенькам, подхожу и касаюсь ручки двери, потянув её на себя.
— Кэсси!
Оборачиваюсь, слыша голос матери и вижу её, идущую на меня с двумя большими коробками. Слегка улыбаюсь, открывая двери полностью и пропуская её вперёд.
— Вам нужна помощь? — чешу щеку, интересуясь.
— Нет, солнышко, мы сами, — женщина ставит тяжёлые коробки на пол и выдыхает. — Тут находятся твои вещи, так что можешь их отнести в свою комнату. Чемоданы тебе папа занесёт. — улыбается мне, гладя по голове, а затем уходит с места, направляясь к входной двери.
— А... — тяну, не успевая договорить.
— Если ты насчёт комнаты, то второй этаж, слева от окна, — мать перебивает меня, на секунду оборачиваясь. Удостоверившись, что я хотела задать именно этот вопрос, покидает дом.
Мнусь, обнимая себя руками. И как это дотащить, простите? Вздыхаю и беру одну из коробок в руки, медленно шагая к лестнице. Аккуратно начинаю подниматься по ступенькам, в надежде не покатиться по ним кубарем вниз вместе с вещами. Успешно, поднявшись на второй этаж, и найдя глазами дверь своего убежища, я кое-как открываю её и захожу в комнату, сразу же ставя коробку на пол.
Бегаю глазами по комнате осматриваясь. Оливковые обои неплохо сочетаются с мебелью тёмно-шоколадного цвета, комната довольно просторная, но явно меньше, чем моя в Лидсе. Спускаюсь вниз за второй коробкой, проделывая все то же самое, ставя её рядом с первой. Ещё раз осматриваюсь и замечаю, что моё окно выходит прямо на окно соседнего дома, из-за чего тут же хмурюсь.
Решаюсь осмотреть дом, поэтому выхожу за порог. Второй этаж вполне себе обычный: две комнаты, моя и родителей, ванна, туалет. Уверена, что проблема маленького размера комнат из-за довольно-таки большого и длинного коридора. Зачем он такой вообще? Я не архитектор, но у кого-то явные проблемы с постройкой домов.
На первом этаже находится гостиная, совмещённая с кухней и пару кладовых. Впервые вижу такую планировку, из-за чего удивляюсь, шире распахивая глаза. Шагаю по паркету, передвигаясь ближе к дивану. Сажусь на него, поудобнее располагаясь, откидываю голову назад и прикрываю глаза. Не думала, что переезды могут так сильно выматывать.
В целом, дом хоть и небольшой, но очень даже уютный. Надеюсь, что люди здесь такие же и мне повезёт со школой, ведь в прошлой у меня было много друзей и все относились ко мне хорошо. Тяжело, конечно, это всё было оставлять. Но, возможно, так и нужно, вдруг это какая-то судьба? Хотя это все больше похоже на какой-то злой рок, который буквально вцепился в нас по вине отца. Правда, у меня был и другой выбор, переехать к дедушке в Плимут. Город поживее, чем этот, но тащиться за столько километров, чуть ли не через всю страну — не хотелось. Надеюсь, что я смогу намного быстрее привыкнуть ко всему этому, чем ожидаю на самом деле.
Устало поднимаюсь и направляюсь к двери, желая выйти на улицу, здесь довольно жарко и душно. Выскакиваю из дома, понимая, что уже стемнело. Иду неспеша по участку, перебирая ногами. Стоило бы накинуть кофту, на улице настолько холодно, что пробирает будто до костей. Тру предплечья ладонями, пытаясь хоть как-то согреться, что, естественно, бесполезно.
Дома здесь похожи друг на друга: одинаковые по размеру, почти идентичные цвета покраски. Фонарей вдоль улицы довольно мало, где-то даже перегорели. Как тут, интересно, люди ночью ходят? Темно хоть глаз выколи.
Щурюсь, замечая как фигура человека передвигается к соседнему дому, что находится справа от нашего. Фонари здесь горят, поэтому можно разглядеть, как парень шатаясь бредёт к дому, но не успевает тот и потянуться за ручку, как дверь широко раскрывается, ослепляя его светом, отчего тот прикрывает глаза рукой.
Из-за двери показывается мужчина, по видимому, это его отец. На парня тут же обрушивается немыслимое количество ругательств, как мне показалось, вперемешку даже с матом...?
Не могу почти ничего разглядеть из-за плохого зрения, поэтому подхожу немного ближе, стараясь не шуметь. Мужчина грубо хватает его за ворот, продолжая что-то громко кричать. Я слегка приоткрываю рот, морщась от увиденного. Переступаю с ноги на ногу, касаясь забора, в пыпытке что-то расслышать.
— Чёртов мальчишка! — мужчина чуть ли не плюётся словами. — Да как ты смеешь являться домой в таком состоянии?! — продолжает тянуть его за ворот рубашки, замахиваясь для удара. Парень просто стоит, иногда шатаясь из стороны в сторону, не пытаясь хоть как-то закрыться или увернуться.
Он действительно собирается это сделать? Собирается избить собственного сына?
Но тут вдруг отдёргивает руку, и со злобой вздыхает.
— А то опять твоя мамаша орать начнёт, — произносит с упрёком, отвешивая парню подзатыльник. Тянет его за собой, с силой захлопывая дверь.
Стою в каком-то оцепенении пару минут. Моргаю, понимая, что из-за интереса ко этой ситуации напрочь забыла о холоде.
Он ведь даже не сопротивлялся, будто ему совсем нет дела до того, что его могут ударить. Конечно, по парню видно было, что он очень пьян, но ведь хоть какой-то инстинкт самосохранения должен быть. Не прошло ещё дня с того момента, как сюда переехали, а уже происходит что-то жуткое. Кажется, они что-то говорили про спокойствие?
— Кэсс, ты чего там делаешь? — едва не подпрыгиваю, услышав голос отца позади себя. Оборачиваюсь, идя к нему навстречу. — Уже очень поздно, заходи в дом. Мама что-то захватила с собой, так что будем ужинать, — он почему-то мнется и слабо улыбается.
Шагаю вслед за ним, бросив хмурый взгляд на то место, перед тем, как переступить через порог.
Захлопываю книгу, упираясь глазами в потолок. Никак не получается сосредоточиться и насладиться чтением, поэтому отбрасываю её на кровать. Поднимаюсь и потираю мокрые руки о домашние штаны, тихо вздохнув. Настенные часы показывают половину двенадцатого, видимо этот день вовсе не хочет заканчиваться. Тру руками уставшие глаза, которые после этого отдают ещё большей болью.
Коробки с чемоданами всё ещё находятся на полу, завтра нужно будет обязательно этим заняться. Сейчас на всё что хватит сил, так это принять ванну и лечь спать.
Беру с собой пару вещей, полотенце, зубную щётку и направляюсь к двери. Выйдя в коридор, заправляю светлые пряди волос за уши, и не успев пересечь даже половины пути, чуть не сталкиваюсь с матерью. Женщина, вытирая руки салфетками, радостно произносит:
— Ой, милая, я как раз собиралась позвать тебя вниз. Идём ужинать, я разогрела лазанью. — в голосе присутствует усталость. Оно и понятно, день выдался не из простых.
Немного туплю взгляд, не понимая, что ответить, ведь я не хочу есть.
— Нет, спасибо, я не голодна, — тихо произношу, выдавив еле заметную улыбку. Обхожу её, наконец-то продолжив идти.
По спине пробегают мурашки, ведь даже не видя её лица, чувствую это напряжение, что сейчас повисло.
— Кэсси... — голос матери слабнет. — Ты же сегодня ничего не поела, — сердце сжимается, ведь я не хочу её расстраивать. — У тебя опять появились проблемы с аппетитом? — на этот раз со строгостью в голосе произносит она.
Останавливаюсь перед входом в ванную, стою на месте, пытаясь собрать мысли в кучку. Поворачиваюсь к ней, отвечая:
— Мам, нет, всё в порядке, — мнусь, касаясь пальцами края футболки. Снова. — Я обязательно поем, просто чуть позже, — отворачиваюсь, не дожидаясь ответа. Неуверенно переступаю порог ванной, закрывая за собой дверь.
Чувствую себя отвратительно, ведь заставляю маму волноваться. Ей и так приходится нелегко, а тут ещё и лишние заботы.
Кладу вещи на тумбочку, и прислонившись к раковине, начинаю осматривать себя в зеркало. Лоб покрылся капельками пота, будто я пробежала бег на большую дистанцию. Волосы же лежали каким-то беспорядком на голове, ведь я не успела расчесаться. Под глазами были видны фиолетовые синяки, всему виной моя тонкая кожа. А на щеке красовался какой-то странный красноватый отпечаток, видимо отлежала на кровати, когда читала книгу.
Начинаю крутить кран, готовясь подставить ладони, чтобы умыться. Моргаю, недоумевая. Пусто. Кручу кран в другую сторону, откуда струёй льётся кипяток. И как это понимать? Не оставляю попытки, продолжая крутить кран в разные стороны, но всё тщетно. Льётся только горячая вода. Злюсь.
Подхожу к ванной, проделывая всё то же самое, в надежде, что хоть здесь будет работать холодная, но нет. Кто-то явно не против, чтоб я сварилась.
Помылась.
Чудесно.
Забрав свои вещи, обратно иду в комнату, громко хлопнув за собой дверью.
В комнате, как и во всем доме ужасно душно, подхожу к окну, чтобы открыть его и проветрить, как вдруг замечаю какое-то движение в окне по соседству. Всматриваюсь, видя как какой-то парень ходит по комнате, разговаривая с кем-то по телефону, и сильно жестикулирует руками, будто собеседник его видит.
Это же тот, на которого на улице ругался отец, да?
Упираюсь лбом в стекло и замечаю, что ему всё-таки досталось. У парня, кажется, разбита бровь и губа. Или может он уже пришёл таким?
В любом случае, выглядит ужасно. Как можно применять к кому-то насилие? Да и зачем? Всегда можно решить все словесно.
Он в чёрной футболке, поэтому на руках видны татуировки, что выглядит на нём довольно мило.
Увлекшись, не замечаю как взгляд темноволосого уже заострён на мне, он смотрит довольно злобно, хмурясь и сводя брови к переносице. Затем подходит к своему окну и грубо отдёргивает шторы.
Теперь он подумает, что ты за ним следишь.
Прекрасно, Кэсси.