Первая и последняя.
- Ши, вставай. Нужно принять лекарство.
Я почувствовала несильный толчок в бок, который должен был меня разбудить. Медленно и с трудом открыв глаза, я увидела маму, склонившуюся над тумбочкой с непонятными мне лекарствами.
Сейчас было только 7 часов утра.
- Нам в 10 к доктору, помнишь?
- Да, помню. - хриплым голосом ответила я.
Мама достала какую-то мазь и стала покрывать ею мои язвы на ступнях. Из-за темноты я не смогла разглядеть названия, но прищурившись, можно увидеть заглавную букву «Б» на тюбике. Значит, это Банеоцин.
Я успела запомнить несколько названий препаратов за свои восемь лет жизни. Да и вся она крутится вокруг злосчастных диагнозов врачей, чуть ли не ежеминутных посещений поликлиник и больниц, ингаляторов, каких-то микстур.
Утренняя процедура только началась, а за ней поход к врачу. Опять не смогу наиграться вдоволь.
- Мы же не сразу поедем, да?
- Нет, ты сможешь немного поиграть. - я вяло улыбнулась и опустила взгляд на разбросанные по всему полу игрушки.
На календаре светилась надпись «Май», и это, наверное, самый нелюбимый месяц моей мамы, ведь все начинает цвести и пахнуть. Прекрасная новость для легких такого астматика, как я.
Закончив с этим, мама потянулась за каким-то лекарством и стаканом с водой.
- Пей.
Горькая, невкусная таблетка мгновенно растворилась в моем рту. Я привыкла и к прогорклым таблеткам, и к странным микстурам, и к капсулам, которые по вкусу напоминают картон.
Закончив утренние лечебные процедуры, мама оставила меня и ушла. Солнечные лучи с трудом пробивались в комнату, окна которой были плотно закрыты занавесками.
Я аккуратно сползла с кровати на мягкий ковёр и стала рыться в ящиках с игрушками.
Несколько кукол и деревянных кубиков оказались на полу. Растянувшись на полу, я медленно и беспечно стала играть, пока не почувствовала острую боль.
В сердце кольнуло. О боже...
В ту же секунду у меня началось сильное головокружение, я перестала чувствовать свои конечности. Боль мгновенно распространилась по всему моему организму, и ещё острее она ощущалась в области легких и сердца.
Мне начали мерещиться странные вещи, всякие галлюцинации.
И тут астма решила дать о себе знать.
Я почувствовала боль где-то под грудной клеткой и сделала короткий вдох. Однако выдох был долгим и мучительным, и я начала очень сильно кашлять.
В моей голове крутился лишь один вопрос:
«Где ингалятор?»
С моих губ вырвался рассеянный хрип и кашель с мокротой. Ещё мгновение и я проваливаюсь в невесомость...
****
Я резко дергаюсь и встаю с бархатного кресла кобальто-синего цвета. Через 27 минут начнётся служба, нужно поторапливаться.
Тяжело вздохнув, я вышла из дома. На мое осунувшееся, заплаканное лицо упали злосчастные дождевые капли.
Я решила не вызывать батюшку и проводить службу. Этот праздник мы заслужили. Вся наша жизнь была слишком громкой и наконец наступила знойная, мрачная тишина. Даже не слышно как моросит дождь. Ничего не слышно, кроме моих, мельтешащих в голове мыслей. Могу заметить, что они, порой, очень отвлекающие, однако являются заманчивыми. Иногда хочется сбежать в маленький мирок собственных мыслей и не выходить.
Я резко вдохнула, когда поняла, что сильно отвлеклась. Похороны. Которые уже по счету? И счёт не приносит ничего, кроме пустого чувства в груди. И нет, это не равнодушие, тем не менее зачастую хочется все это забыть, как страшный сон.
Мои ноги чуть ли не утопали в мокрой, холодной грязи рядом с небольшой выкопанной могилой, где находится одинокий, невероятно красивый, если сравнивать с прошлыми, гроб.
Не думала я, что когда-то дойду до такого и начну сравнивать гробы. Опыт небольшой, но очень красочный. Все же из моей памяти никогда не сотрутся, как бы я того не желала всем своим сердцем, воспоминания...
****
Я просыпаюсь от ледяных пальцев, сжимающих мое горло. Вижу перед собой устрашающие лицо родной сестры. Ее волосы растрёпанны, взгляд диких глаз следит за учащенным пульсом и дыханием, которое вырывается из меня вместе с хрипом. Понимаю, что начинаю задыхаться и дергаюсь изо всех сил. Я не могу ни сказать, ни крикнуть. Страх очень быстро прокрадывается и оседает в легких, тело немеет. Закрываю глаза, однако меня дергают обратно и вижу обеспокоенное лицо брата, склонившегося надо мной, и тут же я задаюсь кашлем.
Кудоку тут же, нахмурив брови, наседает с вопросами.
Я понимаю его, ведь если бы моего брата или сестру пытался кто-то задушить...
Осознание пронзает меня настолько быстро и сильно, как ещё один приступ кашля.
Мацудо.
Наконец мне удаётся нормально и без последствий вдохнуть свежий, ночной воздух, наполняющий мою комнату через распахнутое окно.
Я оглядываюсь по сторонам, стараясь найти сестру и спрашиваю про неё у брата.
- Черт, ты...ох, боже. Я не знаю, где она, наверное убежала. Тебя это пока никак не должно волновать! А ты сама как?
Обычно Кудоку никогда не позволяет себе пару лишних слов, однако сейчас он, видимо, не на шутку взволнован.
- Я в порядке, - говорю я, пытаясь убедить скорее себя, нежели его.
- Надо немедленно сообщить родителям.
- Сейчас ночь, Кудоку. Расскажем все завтра утром или вообще не будем рассказывать.
- Ты в своём уме?! - чуть ли не кричит брат.
- Мацудо пыталась тебя задушить! - на последнем слове его голос слегка дрогнул.
Ох, он боится потерять меня. Я прекрасно понимаю его страх, на месте брата переживала бы чуть ли не в несколько раз больше.
Я тянусь, чтобы обнять Кудоку и он охотно поддаётся вперёд. В таком достаточно странном положении мы засыпаем, о чем наши спины пожалеют на следующее же утро. Но мне совершенно плевать на это маленькое неудобство, я лишь ещё крепче обнимаю брата.
****
И на следующее утро я рассказала о той дикой ночи, которая немного выбила меня из колеи, однако слова родителей потрясли меня гораздо больше.
«Мацудо не могла это сделать» - первые слова матери.
«Мы тебе не верим» - второе, что вылетело у мамы.
И напоследок: «Хватит наговаривать на Мацудо. Ещё одно слово и тебя ждёт наказание» - слова отца.
Они мне не поверили, и что больше всего обиднее, они не поверили Кудоку, который так яростно меня защищал.
Я понимаю, что дети часто, очень часто врут и это могло бы стать, как и мечтала, простой ложью, но как бы не так.
Я хотела какой-то период времени кричать, пытаться доказать, что вся та ночь была реальным ужасом для меня, но это совершенно бесполезно. Родители ни на секунду не верили ни одному моему и Кудоку слову.
Иногда я все же задаюсь вопросом «почему они нам не поверили?». И уж вряд ли у меня найдётся верный ответ, никогда не захотела бы попасть в головы родителей.
Больше об этом никто не заикался. Первое время брат хотел, но что-то произошло в отцовом кабинете, что на некоторое время он даже не покидал свою комнату для того, чтобы поесть. Я заметила эту странность лишь долгое время спустя и, конечно же, сожалею об этом.
У меня начались панические атаки. Каждой ночью я задыхалась в ненастоящих удушьях, путалась в простынях и подушках, просыпалась и слезы продолжались литься каскадом. Каждой ночью я шарахалась от любого предмета и его тени. Каждая ночь становилась кошмаром наяву. Некогда мною обожаемые ночи превратились в удушающе ненавистные. Моим, к сожалению, недолгим, утешением стал брат. Часто он приходил ко мне и успокаивал. Иногда я к нему прибегала, пряталась за телом Кудоку, словно это китайская стена. Моя спасательная китайская стена. За ним я чувствовала себя в безопасности. В тайне от родителей мы с братом установили замок на дверь в мою комнату, ключи были только у нас двоих и это тоже было своего рода успокоением. До определенного времени...
****
Я просыпаюсь в ледяном поту, руки дрожат, а ткань подушки пропиталась моими слезными ручьями. Снова кошмар.
Они преследовали меня, как Смерть преследует больного - я не могла убежать или скрыться, они хватали вопящую меня и уносили в свой устрашающий мир кошмаров.
Яростные небесные глаза, в которых виднелась толика ехидства и наслаждения, заледенелые руки, давящие на мою шею и обличая своей давкой мое лицо в фиолетовый цвет - я запомнила эти мгновения навсегда, и уже вряд ли когда-нибудь забуду.
Вздрагиваю от нахлынувших воспоминаний и кидаю молниеносный взгляд на прикроватную тумбу. Ключ на своём месте. Я облегченно вздыхаю и тянусь за заколкой, чтобы как-нибудь собрать свои вздыбленные волосы.
Все, казалось бы, было на своих местах. Нам не грозили какие-то чрезвычайные перемены, не считая того, что я стала реже видеть Кудоку.
Сцены той удушающей ночи проигрывались в моей голове круглосуточно, несмотря на все мои попытки забыть это. Я просто не могла, сколько бы усилий я не прилагала - осознание того, что твоя собственная сестра пыталась задушить тебя, убивает.
«Да и ведь я всего лишь ребёнок!» - кричит моя душа.
Возможно это звучит, как оправдание, но что ещё может сказать восьмилетняя девочка после подобной ситуации?
Аккуратно открыв дверь, я прячу ключ в карман и направляюсь в ванную комнату. Я встала довольно-таки рано, часы показывали всего лишь 6 утра.
Интересно, спит ли сейчас Кудо...
Мой поток мыслей прерывается, когда дверь в комнату оказывается открытой. Я застываю на пороге.
Знакомая мне с детства ванная кардинально изменилась: я почувствовала что-то негативное, будто злые духи побывали здесь.
Тут я поскальзываюсь и падаю на пол, замирая в движениях. Вся моя одежда пропитывается липкой, тягучей кровью, которая безмятежно плывет по полу. Кудоку, словно правящий король в кровавом царстве, лежал в этой багряной бездне. Извилистые, кровоточащие рубленые раны покрывали его, когда-то сильные и надежные, руки.
Осознание того, что произошло, пробивает меня насквозь.
Я пытаюсь заверить себя, что это очередной чудовищный сон, закрываю глаза и открываю их вновь, но картина остаётся той же, сколько бы я не хотела верить в своё.
Часть моего сердца мгновенно разрушается.
Я срываюсь на душераздирающие крики и захлёбываюсь собственным океаном слез.
Сначала это было просто детским плачем, но вскоре обычные рыдания переросли в истерику...
****
Из того дня ещё запомнились, утопающие в моих душевных криках боли, словно блюдца от шока, глаза мамы, зашедшей в ванну из-за шума; черствые и грубые, как и он сам, оттаскивающие руки отца. Как оказалось позже, я намертво вцепилась в своё спасение, в своего брата. Кудоку. Воспоминания о нем отдаются, уже долгое время, лишь тихой ноющей болью. Однако, вместе с тем, ещё приходит сожаление, распространяющееся по всему моему телу, вгрызаясь своими острыми клыками оно, медленно, но верно, начинает гнить в моей душе и в моем сердце. Даже самые счастливые моменты с Кудоку не могут спасти меня от душевной боли. С того дня и по сей день я продолжаю винить себя в том, что не смогла помочь ему так, как он этого заслуживал. Мой брат, самый лучший и дорогой в этом мире, отдавал себя полностью, без остатка. И я неимоверно благодарна ему. За то, как он не спал ночами и утешал меня после ночных кошмаров. За то, как защищал. За все.
Остатки того дня протекли для меня как в мрачном, мутном тумане. Проклятый туман часто врывался в мою жизнь и собирал все соки, как и желание жить. Тогда я была слишком юной, слишком любила жизнь, для такого шага. Но до сих пор мне неизвестны причины Кудоку.
На следующий день были похороны. Хоронили его на заднем дворе. Я не знала почему, однако годы спустя случайно подслушала разговор родителей, и как оказалось, они стыдились поступка брата. Считали его жалким трусом, не умеющим разбираться со своими проблемами как настоящий мужчина. В тот момент я возненавидела родителей до конца своей жизни. Они никогда не являлись ни примером для подражания, ни просто хорошими родителями. Моя ненависть не умолкала ни на один миг. И я даже считала это неким благословением, это было единственная эмоция, которую я могла испытывать на протяжении десятка лет. Ненависть. Удивительно, как она ещё не успела меня поглотить в свою манящую бездну.
Задний двор. Будто какого-то зверя, который не достоин и крупицы внимания, хороним.
Гроб, без каких-либо излишеств, находился в небольшой вырытой могиле. Отец отослал всех из нашего поместья. Абсолютная тишина сопровождала этот безрадостный день до конца. Не было ни поющих птиц, ни простых насекомых в поблекшей траве.
Мать и сестра кинули горсть земли и скрылись с глаз долой. Я стояла на коленях и слезно просила прощения у брата. За то, что не смогла в нужный момент помочь ему. Надеюсь, он меня простил. Даже годы спустя я готова опуститься на колени и молить о прощении. Да, я была мала, но возраст-не оправдание, теперь я поняла это. Я могла ему помочь. Но не сделала этого.
С наступлением сумерек, отец грубо поставил меня на ноги и отправил в комнату. Я не сдавалась до конца, но он, яростно вздохнув, залепил мне пощёчину. Пришлось уйти.
После я наблюдала за отцом из окна. Он закопал гроб и на этом все. Мне не разрешили даже поставить небольшой крест, оставить цветы и даже просто навещать его могилу каждый чертов день. Последнего я ослушалась и ночью сбегала из своей комнаты, создав из подушек и одеял свою иллюзию, и лежала на могиле брата. Я любила и продолжаю любить его всем сердцем.
Однажды я, по случайности, уснула там. Отец нашёл меня и наказал. Двадцать ударов указкой. Тогда, в первый раз, когда он хотел меня ударить и таким образом наказать, я ещё просила его о прощении, ложно сожалела. Но даже если это было бы хоть на грамм правдой, он бы не поверил. Отец никогда не верил мне, ни одному моему слову.
Несколько недель я перестала навещать могилу брата, но однажды все это мне осточертело, и ночью вновь пришла к Кудоку. Долгое время никто не замечал моих ночных похождений, однако один раз Мацудо, видимо, заметила меня и настучала отцу. Каждый вечер, ровно в десять часов, меня закрывали на ключ в комнате и открывали лишь в восемь или девять часов утра. Таким образом моя жизнь зациклилась в этих мертвых четырёх стенах. На четыре года. До моего двенадцатого дня рождения...
****
Завтра мой день рождения и мои мысли не были погружены в эту праздничную суету. В нашей семье нет такого праздника, как день рождения. Обычный день, ничего нового и увлекательного. Все чаще и чаще мои воспоминания заполнялись голосом и смехом брата, его запахом и ощущением тёплого, большого тела. Я его неимоверно люблю. Каждый вечер я с ним разговаривала, пока лежала в кровати перед тем, как заснуть. Желала спокойной ночи и доброго утра. Веселья в моей жизни стало гораздо меньше со смертью брата и единственная отдушина-это мысленные разговоры с ним. Думаю, он всегда рядом и слышит меня. От этого, хоть ненадолго, я чувствую себя лучше и это прекрасно.
Вновь рассказав ему некоторые свои мысли и пожелав сладких снов, я закрыла глаза и уснула.
Но сон мой продлился недолго. Спустя какое-то время, возможно час, два, я проснулась от того, что горло и нос поддались непонятной щекотке, а легкие горят. Распахнув глаза, я пыталась оглядеться вокруг и понять, что произошло, однако это оказалось весьма затруднительно. Вся моя комната была в каком-то горьком, темном дыму, с запахом гари...о боже...
Сначала я подумала, что это все очередной кошмар, которые так часто являлись мне ночью, но после услышала крики родителей. Не медля ни секунду я соскочила с кровати и выбежала из комнаты, дверь, на удивление, оказалась незаперта. Не знаю, почему отец не запер дверь? Это очень странно, тем не менее сейчас не время об этом беспокоиться. Я поняла, что в какой-то комнате произошёл пожар и старалась как можно быстрее покинуть дом. Не знаю, где родители и сестра, их совсем не слышно из-за потрескивания огня где-то слева и стука моих босых ног об покрытый резным деревом пол. Дыхание сбилось и дышать становилось с каждым разом все труднее и труднее.
Наконец я добралась до входной двери и выбежала к чертям. Слава богу, я успела. Отбежав на приличное расстояние, я огляделась на дом и замерла. Из выбитых стёкол окон вытекал огонь, чей свет заполнил ближайшее пространство. Я вспомнила о семье и быстро начала оглядываться в их поиске, но, видимо, они ещё в доме. И вдруг на крыше, объятой пламенем, появился тонкий силуэт. Лишь по длинным, развевающимся волосам я поняла, что это сестра. Но почему она на крыше? Рядом с ней появились ещё два человека. Родители. Они начали что-то кричать, но я не смогла их расслышать из-за огня, который горел, словно костёр в поле, и расстояния. В этот же миг, один из них спрыгнул. Мацудо. А родителей след тоже простыл.
Тут я поняла, что осталась совершенно одна около этого горящего, словно свеча, дома. С днём рождения, Ши.
****
Спустя некое время какие-то мужчины потушили огонь. Они нашли меня около обледенелого трупа сестры, всё-таки ноябрь.
Родители, как оказалось, из-за того, что балки треснули, провалились вниз, прямо в огонь и сгорели заживо. Их тела я так и не увидела. Зато увидела три гроба в трёх вырытых ямах рядом с могилой брата. Они не были достойны, никто из них троих, находится даже в ста метрах от Кудоку. Но кто послушает двенадцатилетнюю девчонку? В самом потаённом крае своей души, я была рада их смертям. Даже очень. Они приносили лишь боль и страдания.
Я долго не стояла у их гробов, лишь кинула немного земли и ушла.
До моего восемнадцатилетия, я находилась под опекой экономки. Не могу сказать, что она была ужасной, однако с ней я так и не сблизилась. Но она заботилась обо мне и давала нужное образование, этого было достаточно.
Тот день ничего не тронул в моем сердце, точнее в его остатках. Самый дорогим человеком был Кудоку. Остальные лишь букашки. Так я думала до того момента, как встретила его...
****
Тёплый майский ветер щекотал мое лицо и убирал пряди волос с него. Я, в очередной раз, гуляя по парку, решила зайти в одну забегаловку, которая уже успела стать мне родной, и купить кофе. Я все ещё чувствую сладкий привкус карамели, и, находясь в состоянии экстаза после выпитого кофе, слизываю с губ последний след от напитка.
Ничего в этом парке не меняется - те же мощные стволы деревьев, те же гравийные дорожки, те же люди. Я примыкаю к их наглым, восторженным, умиротворённым или мрачным лицам; их ноющих или, на удивление, спокойных детей, гуляющих со своими нянями или родителями. Это место не подвергается переменам - не могу сказать, что я не люблю постоянность, но возможно, сердцу молодой девушки требуются иные условия и события, ведь здесь все течёт однообразно, а людям в моем возрасте это невыносимо терпеть.
Я решаю подняться со скамьи и ещё немного прогуляться, но ощущаю на себе чужой, прожигающий меня насквозь взгляд.
Встаю, разворачиваюсь и обнаруживаю небольшую компанию парней, стоящих неподалёку от того места, где нахожусь я. Один из них, как я поняла, высокий блондин, сверлит меня своими аквамариновыми глазами. В них я заметила искру любопытства и...восхищения?
Стойте-ка, почему я вообще об этом думаю?
Не успевает следующая мысль зародится во мне, как вдруг ко мне подходит этот парень.
Я сразу же отмечаю его простоту и неоригинальность. Обычный, ни чем не отличающийся от других долговязый и немного худощавый парень.
Между нами не остается и двух шагов.
Чего же он хочет? Хотя, понятное дело, чего - скорее всего просто пригреть его постель. Ну что ж...
- Привет. - любезно здоровается он.
- Привет.
- Я много раз замечал тебя в парке, но никак не решался подойти и познакомиться.
- Решился?
- Да. Почему ты всегда сидишь тут и гуляешь, совсем одна?
Я бы давным давно отправила его ко всем чертям, однако что-то меня остановило.
Что меня удивляет.
Это ведь обычный, наверное, задиристый юноша, которому ничего от моей особы не нужно, кроме как одного, если же он принимает каждую вторую девушку за проститутку.
И почему я все ещё стою здесь и разговариваю с ним? Ох, моя бедная голова сейчас разорвётся от такого количества вопросов.
Меня так и норовит солгать или съязвить. Тем не менее, из моих уст внезапно вырывается правда:
- У меня нет никого, с кем бы я ещё проводила время. Все?
Нет, не все.
Блондин добродушно улыбается и говорит, сохраняя улыбку на своём лице:
- Вообще-то нет, но кажется, что я не очень тебе приятен. Если станет скучно или захочется компании, то ты знаешь, к кому обратиться. Мы тут каждый день. Не бойся, мы не серийные маньяки.
- Мне только не хватает бояться кого-то, тем более вас. - произношу я, разворачиваюсь и ухожу восвояси. Я чувствую его испепеляющий взор, но желания обернуться и встретиться с ним взглядом у меня нет.
****
На следующий день я вновь встретила его. Так продолжалось две недели, пока он твердо не решил подойти ко мне и познакомиться уже по-человечески. К тому моменту я тоже была готова.
Возможно, мне просто не хотелось казаться нелюдимой, которая от каждого прохожего шарахается во все стороны, поэтому я доверилась ему, обменявшись с ним номерами.
И, спустя какое-то время, когда я и Яки познакомились поближе и начали понимать друг друга, скажем так, без слов, меня одолело странное, ещё незнакомое мне чувство влюблённости.
Не знаю, усилилась бы моя влюбленность со временем или исчезла вовсе, если бы не Яки: он также был неравнодушен ко мне, поэтому моим возможным истязаниям по поводу невзаимной любви не суждено было появиться. И мы начали встречаться.
Я помню наш конфетно-букетный период, к которому раньше относилась слегка презрительно. Помню наши чуть ли не ежедневные свидания и разговоры по душам, прощальные объятия, поцелуи и наш, а ещё мой, первый раз.
Из-за своего незнания я чуть не подвергла себя опасности, но кто должен был рассказать мне о предохранении и самом сексе? Мама. Или, в худшем случае, старшая сестра. Но вместо понимающей матери и заботливой сестры я получила двух бесчувственных женщин, не замечающих меня, а если и замечали, то начинали смерять недовольным, злобным взглядом, будто я была не человеком, а ненужной и запылённой вещью, которую уже давно пора выбросить к чертям. Да и отец был не лучше.
Конечно, я не была настолько глупой и наивной, чтобы ничего не смыслить в этом дельце, и все же я знала мало.
Но я вряд ли когда-нибудь пожалею об этом, ведь все, что произошло в ту ночь, стало для меня подлинным удовольствием. По крайней мере тогда.
Я помню наши по началу робкие, а потом уже страстные и пылкие поцелуи, как одежда слетала с нас в считанные секунды, как сливались наши тела воедино. Как он наслаждался моими стонами, как мы издевались над своими телами и душами. Это была фантастическая ночь.
Он заставил меня почувствовать себя счастливой, желанной, вознёс меня до небес, словно я само чудо света. И, как бы я не хотела этого признавать, мне это нравилось, очень даже. Пока я не узнала о его маленьком грязном секрете, который почти разрушил все.
****
- Тебе нужно сделать тест. - с твердостью в голосе говорит моя экономка, когда я рассказываю ей про наш с Яки первый раз. Вряд ли это тот человек, кому нужно говорить о таких вещах, но никого близкого у меня не было, кроме неё. По крайней мере, из живых людей.
- Ты уверена, что это необходимо?
- Необходимо - это ещё мягко сказано. Ты должна! - она стучит кулаком по столу, из-за чего последний легонько дрожит. - Как можно было дойти до такого этапа, если ты практически ничего не знаешь об этом?
- Мне дали шанс почувствовать себя не одинокой. Что я должна была сделать? Сказать, что родители не рассказали бедной девочке о применении контрацептивов? - фыркаю я. - Ладно, я сделаю этот тест, но если будет положительный?...
- Понятное дело - родишь.
Я не удивляюсь этому ответу, но разногласия с экономкой и противоречивые мысли не дают мне покоя.
- Я смогу содержать ребёнка, но не в самых лучших условиях. А для своего ребёнка мне хочется всего самого наилучшего.
«Чтобы он не чувствовал себя таким же покинутым, как заставили меня чувствовать родители» - чуть ли не добавляю я.
- Самое лучшее для ребёнка - это родительская любовь и должное внимание. А этого можно добиться и в самых изнурительных условиях.
****
Если тогда я была несогласна с этим, то сейчас готова подтвердить правдивость этих слов.
Мы жили в хорошем, я бы даже сказала отличном, доме, никаких материальных нужд не испытывали. Тем не менее я никогда не была дочерью моих родителей и сестрой Мацудо - мне не верили, не давали слова, а если и давали, тут же опровергали его. Я не чувствовала себя любимой, после того, как умер Кудоку; да даже когда он был жив, родители не относились ко мне с должным вниманием, как сказала экономка.
****
- Идиотизмом будет так издеваться над ребёнком. Поэтому, если будет положительный, я сделаю аборт.
Моя собеседница тут же взрывается, что было весьма ожидаемо, ведь аборт - грех.
- Вот это издевательство! Губить собственное чадо, не давая ему доступ к жизни - вот, что такое издевательство! Убийство! Нет, аборт исключён, об этом и говорить не на...
Я перебиваю ее и спокойным тоном произношу:
- Сначала тест. Поэтому тема закрыта.
На следующий день я купила тест. В полулежащем состоянии я умирала от нетерпения узнать, что же скажет тест.
Я не ждала чего-то конкретного, мне просто было интересно. И ответ меня поразил.
Две полоски. Твою мать.
Я откидываюсь на кафель и засыпаю себя кучей вопросов. Рожать или нет? Когда рассказать об этом Яки или рассказывать вообще?
Что он скажет? Как прореагирует?
Когда я проснулась, его уже не было. Значит, он сейчас на работе.
Я бы подумала над этим ещё какой-то промежуток времени, но внезапно слышу, как отворяется входная дверь.
О нет.
- Эй, Ши, где ты?
- В ванной. - откликаюсь я и мигом запираю дверь.
- Все в порядке? - доносится его голос, но уже ближе. Значит, он подошёл к двери, ведущую в ванную.
- Да, хотела принять душ. А почему ты не на работе?
- Сегодня воскресенье.
- И где ты был?
- Гулял. Я же говорил тебе об этом. - говорит Яки и благополучно уходит. Что-то в его тоне показалось мне странным, вероятно, я просто себя накручиваю.
Я испускаю облегчённый вдох.
Фух, так, нужно решить, что с этим делать. Хотя логичнее будет посоветоваться с Яки...
Сегодня или завтра? Хммм.
Нужно рассказать ему. Медлить нельзя.
Я кидаю взгляд на экран телефона. Сейчас только утро, расскажу вечером...
Во мне целая буря эмоций. Они очень смешанны, я сама не понимаю, чего хочу.
О, как же не терпится и одновременно не хочется рассказывать об этом...Однако, я не смогу скрывать свою беременность продолжительное время. Токсикоз даст о себе знать, да и весьма тупым поступком будет держать это в секрете.
Я открываю дверь, и...ох, нет. Я не решаюсь открывать ее полностью, поэтому оставляю лишь едва видимую щель.
Вдруг я улавливаю чей-то вялый смешок. Яки.
Может, он заметил меня? Я натягиваю на себя безобидную улыбку, и уже хочу войти, но задерживаю взор на его рабочем столе.
«Почему я туда посмотрела?» - спрашиваю я саму себя.
О...мне же померещилось? О боже. Я начинаю отчаянно молиться, чтобы это было так.
Я бросаю ещё один взгляд. Сомнения разом рассеиваются, когда я во второй раз замечаю кучку белого порошка, с которой играется Яки, делая из него ровную дорожку.
Мои глаза расширяются от удивления, брови сошлись к переносице. Пульс резко учащается, с каждой секунду мне становится все тяжелее дышать, а в голове проносятся лишь ругательства и проклятия.
Мой парень наркоман.
Отец моего ребёнка наркоман.
Понимание этого разбивает мое сознание насквозь. Я опираюсь на стену и пытаюсь взять себя в руки.
Когда уже в моей жизни наступит та самая пора блаженства и душевного спокойствия?
Во мне все смешалось, и ни одной здравой мысли не осталось.
Ты чудо, Ши, связалась с наркоманом. А ещё и забеременела от него. Ммм, молодец.
Меня поглощает немая истерика.
Все.
Нужно собраться.
Я делаю несколько вздохов. Надо выглядеть уверенно, а не так, как сейчас выгляжу я.
Натянув на себя улыбочку, я открываю дверь полностью и захожу в комнату.
- И долго ты пытался это скрывать?
Яки смотрит на меня шокированным взглядом.
- А что ты...
- Долго ещё это будет продолжаться? Мне просто интересно. - я со смехом смахиваю прядь волос с лица.
- Ши, я не..
- Что ты не? Что Ши? Господи, на кой черт я с тобой связалась.
- Я не наркоман, поверь, это просто развлечение.
- Какое к черту развлечение?! Хоть бы раз подумал, что говоришь. - Яки встаёт из кресла и подходит ко мне. Я делаю шаг назад.
- Ши!
Я чувствую влажные дорожки от слез на щеках.
- С тобой все будет хорошо, поверь, тебе ничего не грозит.
- Да причём тут я?! Я беременна от тебя, мать твою!
И в комнате воцаряется гнетущая тишина. Мне больно смотреть в его лицо. Красные глаза с опухшими веками, опустившиеся на пол, посинелые руки, державшие меня за плечи. Я закусываю нижнюю губу и смиренно жду его ответа.
- О боже, Ши...
Яки притягивает меня к себе и крепко обнял. Я чувствую крепкий одеколон, окутавший его тело с ног до головы.
- Я заброшу. Клянусь, я заброшу. Мы вырастим ребёнка. - ослепительно улыбается он. - Мы станем хорошими родителями, Ши. Ох, как же я рад...
Вздох облегчения и долгожданного спокойствия вырывается из меня.
Все будет хорошо. Пусть все будет хорошо.
****
Прошёл год. К моему безмерному счастью, Яки сдержал своё обещание. По крайней мере, я так думала, но не одного упоминания о наркотиках больше и не было, да и я сама не замечала Яки за выстраиванием дорожек.
Прошли роды. Я знала и понимала, что меня будут ждать отнюдь не пятнадцатиминутные, безболезненные роды, а букет нескончаемых болей и криков.
Они были тяжелыми по сравнению с другими, что меня сначала слегка напрягало, но врач сказал, что ничего критичного в этом нет и все нормально.
С рождением сына мне пришлось бросить свою работу, чтобы давать ребёнку должное внимание. Яки работал в нескольких местах, пытаясь обеспечить и меня, и Коги.
Не могу сказать, что у нас все было гладко, но образ семейной идиллии постепенно начал выстраиваться в моей голове. И наконец, я могла точно и с уверенностью сказать:
Я счастлива.
****
Миллионы снежинок вонзались своим остриём в мою кожу, словно ножи. Январский мороз начинал меня раздражать, однако зимние развлечения сильно забавляют Коги, поэтому я не смогу долго жаловаться.
Мне остается пройти ещё немного, чтобы дойти до дома. И я вновь увижу умные глаза своего ребёнка, услышу его речь, которую никто не понимает, буду снова удивляться ему смышлёному уму.
Он редко когда капризничал или становился привередливым - если честно, я не встречала в жизни ребёнка спокойнее, чем Коги.
Я знаю, что из Коги выйдет что-то стоящее и великое. И нет, это не чрезмерная надежда и любовь к своему сыну, это мне подсказывала интуиция.
Оставив Коги с Яки, я, наконец, получила временное освобождение от всех этих забот и решила хоть чуточку времени посвятить себе. Я звонила Яки несколько раз, но он не брал трубку. Возможно он просто лёг спать и уложил Коги. По крайней мере, я надеюсь на это.
Я иду в подъезд, вызываю лифт и захожу в него. Меня не было всего лишь пару часов, а я уже успела соскучиться по своим «мужчинам». На такое, скажем так, долгое время я еще расставалась с Коги.
Мысленно предвкушая радость встречи, я вставляю ключ в дверь и открываю ее.
Тишина. Но в нос ударяет запах спирта и чего-то сожжённого, гари.
Я с отвращением фыркаю.
Стоп...О боже..
Самые худшие мысли стали посещать мою голову.
Я бросаю все вещи и бегу в нашу спальню, откуда эта вонь и доносится.
Яки спит, но ограждённое место для Коги на нашей кровати пуста.
Нет, нет, нет...
Я краем глаза замечаю какую-то вещь на батарее и не обращаю внимания.
А что, если...О Господи.
Мое сердце, которое Коги и Яки месяцами наполняли любовью, разбилось раньше, чем я кинулась к батарее.
Обваренное, немного отслоенное маленькое тельце с крупными пузырями и струпьями лежит на ней.
Остальные звуки заглушены моим пронзительным всхлипом...
****
Мой сын, Коги, умер, сварившись на батарее. Даже спустя долгое время это отдаётся неимоверной болью в грудной клетке, становится трудно дышать.
Как только нашла моего малыша на батарее, я впала в истерику, а после в апатичное состояние. Моему мальчику было всего несколько месяцев. Он даже не увидел мир и не смог испытать никаких чувств.
От моих криков проснулся Яки и я яростно набросилась на него, виня в смерти сына. Как оказалось, он был под кайфом. Не знаю, под чем была я, когда давала ему ещё один шанс. Стоило ещё в тот момент развернуться, уйти и воспитывать ребёнка одной. Мне бы помогла экономка, уверена в этом, однако поздно уже думать «а вот надо было..», «а если бы...». Да, я отчасти виновата в смерти сына и этот груз душит меня по сей день. В тот же вечер я пошла и заявила на этого наркомана, на моего «любимого» и «единственного». Все анализы и экспертизы подтвердили, что он был под воздействием наркотических препаратов и ещё алкоголя. Любой нормальный, здоровый человек услышал истошные крики маленького малыша, но не Яки. Как после выяснилось, Коги умер не за несколько минут, а за несколько часов. Может три, четыре, с того момента, как я ушла, примерно. Вскоре суд объявил его виновным в смерти нашего сына, употреблении и незаконном хранении наркотиков. После озвучивания приговора, Яки не пытался извиняться.
Через некоторое время он, по словам людей, которые его нашли, повесился. Не знаю, каким образом и уверена, что никогда не захочу узнать. И не побоюсь признаться, что он заслужил это после всех мучений моего сына.
Похороны настояли сделать в один день. Я посчитала и до сих пор считаю, что это было неправильно. Он не заслуживал даже находится рядом с Коги. Мои мысли принимают схожий оборот, как несколько лет назад.
Около гроба Яки я стояла недолго, сказала все, что думала, и кинула горстку земли. У гроба и могилы моего мальчика я стояла очень долго. Не могу сосчитать точно, я приходила каждый день, больше года. Я приходила, сидела на коленях около креста и молила всевышнего о его благополучии в дальнейшем. Даже если он физически не рядом со мной, он все равно навсегда останется во мне и в моем сердце, часть которого разбивается уже не один раз.
Прошло несколько лет, а если быть точнее, то 6 лет. Я встретила молодого человека и не торопила с ним события так, как я, по ошибке, сделала с Яки. Могилу сына навещаю по праздникам, и когда становится слишком больно. Это происходит уже реже, чему я рада.
Мы встречались всего полгода и я, к счастью или сожалению, вновь забеременела. Мы приняли решение о расставании ещё до того, как я узнала о беременности. В этот раз я сделаю все правильно и буду воспитывать так, как я, ребёнком, сама этого отчаянно желала. Спустя девять месяцев, спустя нескольких суток мучений, появился мой сын. Даини. Однако при родах возникли некоторые осложнение и врач посоветовал больше не рожать, дабы сохранить и ребёнка, и свою жизнь. Конечно, я послушалась врача, тем более у меня только только появилось маленькое чудо, которое делает меня невероятно счастливой. Чтобы я не делала с Даини, я делаю это с широченной улыбкой на лице. Он-мой мир и мое все.
Через пять лет мы проходили ежегодное обследование. У меня было выявлено бесплодие. Меня это никак не расстроило, ведь у меня есть мое маленькое золотце. Но у Даини нашли онкологию. Лейкемия. Одно это слово разрушило все предыдущие надежды в прах. Я пыталась быть поддержкой и опорой для моего маленького человечка, ведь он ещё совсем ребёнок, не успел толком что-то почувствовать. Однако вскоре жизненные силы Даини начали его покидать. Проявлялись все симптомы, стало трудно ходить в детский садик и просто гулять с друзьями. Потеря аппетита и веса, боль, одышка, кровоточивость дёсен. Это стало сплошным кошмаром для меня. Денег на хорошую операцию, которая может реально помочь и спасти моего ребёнка, мне не по карману. Я старалась умещать и Даини, и работу, но это оказалось слишком сложным. Пришлось оставить работу и посвятить всю себя сыну. Часть денег нам присылала моя экономка. Я рассказала ей всю ситуацию и она поддержала меня, спасибо огромное за это. Другую часть денег я получала благодаря некоторому, только открытому бизнесу. Немного, но хоть что-то есть. Так же я обязательно откладывала деньги на важные операции Даини. Вскоре ему стало сложно просто передвигаться по дому. Ночью, когда мой малыш спит беспокойным сном, моя подушка вся мокрая от слез, которые с каждым днём все крепче и больше удушающе сжимают мое горло, перехватывая дыхание. Я не понимала как с этим справляться, это все неимоверно тяжелый, неподъёмный груз, который не все смогут вынести на себе. Я не смогла, но старалась...
27 октября. Умер мой мальчик, мой любимый сын. Он не смог справится и, боже, новая, ещё более устрашающая, боль поглощает все больше, и больше, накрывая с головой. Я не могу спать по ночам, вернулись мои панические атаки, о которых я забыла и вспоминала лишь с некоторым содроганием. Теперь я не сплю каждую ночь, вспоминая Даини. Его беззубую улыбку, его радость при виде домашних животных, его детский, невинный смех. Рак забрал все это, оставив лишь воспоминания, которые приносят лишь разрушающие страдания.
И вот, я стою перед гробом моего мальчика. Никого нет, лишь я, он и пустая, звенящая тишина, отдающая болью внутри меня. Его небольшой гроб выполнен из резного, темного дерева, с золотыми добавлениями. Очень изящно. Единственное, что я могу ещё для него сделать. Стою уже часов пять, если не больше. Давно перестала следить. Это больше не кажется таким полезным, каким оно являлось какое-то время назад. Время больше не то, за чем я могла бы следить или наблюдать. Для меня это не больше, чем тот же крик вороны, летающей вокруг дерева. Я так привязалась к моему мальчику...Словно он вернул меня обратно к жизни после всего того, что произошло задолго до. Я благодарна за все то время, которое он смог провести со мной. За все.
Горячие слёзы вновь скопились у меня в глазах, словно никогда не покидали этого места, что, на самом деле, является правдой. Слишком много слез, боли, страданий было в моей жизни. Слишком. Щеки покрылись мурашками от контраста обжигающих слез и ледяного, октябрьского ветра.
Даини, ты всегда будешь в моем сердце, чтобы не произошло, навсегда. Клянусь.
Я наклонилась и взяла горсточку земли. Легонько кинув на гроб, я выпрямилась с непонятным стеснением в глазах и головокружением. Последнее, что было перед моими глазами, это маленький гроб последнего любимого человечка...
****
Мои глаза, словно налитые свинцом, с тяжким стоном, сорвавшимся с пересохших губ, распахнулись. Бегло огляделась и я поняла, что нахожусь в больнице. Немного пошевелившись, оказалось, что у меня конечности онемели. С губ сорвался ещё один стон. Рядом со мной что-то зашуршало и раздался радостный всхлип. Кое-как повернув голову, я увидела маму...
И тут что-то начало проясняться в моей голове, пока мама начала что-то говорить голосом, полным слез. Я вновь осмотрела своё тело и поняла. Я в теле восьмилетней девочки...значит...все то, что происходило со мной, было не более, чем простой сон? Но как же Кудоку? Мацудо и родители? Яки и Коги? Даини? Я все это придумала? Но как же...все те яркие эмоции ненависти, гнева и ярости, любви и радости...это все было лишь моим собственным сказочным миром? Теперь же мои глаза наполнились слезами. Однако последний вывод, которой я, восьмилетняя девочка, могу вынести из всего этого: всех нас, кого-то раньше, кого-то позже, будет ожидать одиночество с безумием воспоминаний. И смерть. Мама резко начала суетиться и последнее, что я могла увидеть и расслышать, стало обеспокоенное, осунувшееся лицо мамы; неоново-зеленую полоску, ярко горящую, на мониторе и яростный, оглушающий писк пульсоксиметра.
Мое сердце остановилось.
Конец.