ГРОМОВА

    Дмитрий управлял автомобилем, хозяйски развалившись на кожаном кресле. Расслабленные, но уверенные движения его загорелых рук. Он так легко двигался. Вновь надел кепку козырьком назад. А подле Тараканова на переднем сидении расположилась бледная и осунувшаяся Настасья. В белоснежном шёлковом платье на голое тело. Красная помада контрастировала с безжизненной кожей. Она прикрыла глаза, которые всегда умело красила жидкой подводкой.
Я и Настасья пили шампанское у меня дома, разговаривая целый день. Но настойчивый Дмитрий требовал прогулки с дамой сердца. Посему, угрюмые и расстроенные, мы направлялись в центр города.
Обречённо смотря в окно, я заметила, что количество машин резко сократилось. На улице царила странная атмосфера. Люди в спешке шли из центра города толпою. Всё это казалось подозрительным и нереальным. Ведь в маленькие города скупы на события.
— Что происходит?— спросила я с заднего пассажирского сидения.
Настасья резко открыла голубые глаза и нахмурилась, уставившись в окно. По лицу девушки было видно, что она догадалась о происходящем. И с некой злостью она взглянула на Дмитрия, её челюсть сжалась.
— Это не наша специализация,— сдерживаясь, заявила Майорова,— мы учимся, а не работаем. Ты не имеешь прав.
Её спина напряглась. Казалось, что она сейчас кинется на Дмитрия. Поездка перестала быть скучной, я даже оторвалась от созерцания мелькающих за окном домов.
— Если в академии узнают, тебя могут отчислить,— продолжала она голосом, полным обиды.
Дмитрий, показывая напускное равнодушие, посмотрел на неё:
— С толпой обезумевших людей не могут справиться наши общие знакомые полицейские. Почему я не могу помочь им? Тем более, мне дадут экипировку отряда особого назначения.
— О чём вы говорите?— вмешалась я, устав.
Настасья вздохнула, и начала быстро объяснять, наклонившись ко мне:
— Несанкционированный митинг. Много людей в нашем регионе живут за чертой бедности. А сейчас выяснилось, что люди, управляющие городом, казнокрады. Нашлись документы, подтверждающие это. Я думала, что митинг будет тихим. Но, кажется, людям надоел произвол власти.
Логическая цепочка выстроилась в моей голове. Именно на этот митинг меня звал Тараканов пару дней назад.
— Подожди,— перебила я,— он едет бить людей, которые вышли отстаивать свою честь, будущее и деньги?
Я взглянула в зеркало заднего вида, встретившись с Таракановым взглядом. Непонятное чувство, похожее на презрение, распирало меня изнутри.
— Ладно тебе,— вздохнул он,— я веселюсь. Друзья из отряда особого назначения предложили помочь.
— Веселишься? Будешь затаскивать людей в автозаки, бить дубинками и смеяться? Поддерживаешь коррупционеров?— вмиг я почувствовала жгучую ненависть.
— Ох, если ты, дорогуша,— он так мерзко растянул эти слова,— ратуешь за несчастных митингующих, но почему ты ещё здесь? Лицемерка.
Я не знала о готовящемся митинге. Я не знала о его целях. Не знала, насколько важная тема затронута. Дмитрий давно остановил автомобиль. А за окном я могла разглядеть толпы людей и панику. Средства массовой информации нашего города молчали о таком событии. Конечно, лучше рассказать о прекрасном будущем. Или о том, что денег для жизни нет, но нам стоит держаться. Всё плохо, но смотрите прогноз погоды после рекламы.
— Действительно,— огрызнулась я, открывая дверцу машины.
— Нет!— крикнула Настасья, отчаянно хватая меня за рубашку.
В глаза ударил солнечный свет, я вмиг сощурилась, выпрямила спину. Громко и нагло захлопнув дверцу, я уверенным шагом направилась к центру событий. Всюду стояли снегоуборочные машины, хотя сейчас невероятная жара. Вдалеке слышался громкоговоритель, требующий подчинения сотрудникам полиции. Брошенные автомобили, некоторые даже открыты. В воздухе витала всеобщая паника.
— Стой!— кричала Майорова, поспевая за мной.
— Оставь её,— просил Тараканов из открытого окна,— посидит в полиции пятнадцать суток и одумается.
Я шла, слушая крики, отчаянный вопль и разного рода лозунги. Посреди дороги стояли полицейские машины, автозаки. До центральной улицы оставалось совсем немного. Хотела перейти на бег, уж не терпелось мне, но число сотрудников полиции возросло. Но боялась вызвать подозрения и уйти с праздника жизни в отделение полиции раньше всех. Моё внимание привлёк шум вертолёта. Чёрной и железной птицей он парил в небе, привлекая внимание всякого. Событие действительно массовое для этого маленького города.
Поверьте, я никогда не сталкивалась с такой хладнокровной жестокостью, которую смогла увидеть на митинге. От воспоминаний у меня наворачиваются слёзы. Оказавшись в толпе, я решила примкнуть к кругу людей у памятника. Была невероятная давка. Вдруг на импровизированную сцену вышла девушка пятнадцати лет. Солнце слепило меня, болела голова, но я настроилась быть до конца митинга. И девушка, как волшебное видение, вежливо и учтиво представилась, начав рассказывать стихотворение современного поэта.
— Ребят, бегите!— послышалось из толпы.
Вдруг, резко и стремительно, сотрудники полиции в шлемах, с дубинками, бросились в толпу. Боец в чёрной экипировке грубо схватил деву за руку и потянул на себя. И она, не устояв, грянулась на асфальт. Толпа начала сражаться за девушку, скандируя: «Позор! Позор! Позор!». Тогда бойцы начали бить её дубинками.
— Она же даже не сопротивляется!— я кинулась оттаскивать бойца от хрипящей девочки.
— Уйди, мы ничего не сделаем,— начал успокаивать мужчина в гражданской одежде, обнимая.
Бойцы, поглумившись, подняли маленькое тело, понесли толпою в автозак. Я скулила от безысходности и непонимания, девушка всего лишь читала стихотворение. Дальше картинки, словно в калейдоскопе, быстро сменялись.
— Уважаемые митингующие,— равнодушный голос из громкоговорителя должен был успокаивать людей, которых обворовывают,— подумайте о последствиях. Разойдитесь.
Но никто расходиться не хотел. Все устали жить в грязи, нищете и бедности. В толпе, слушая разных людей, которые зачастую привлекали к себе внимание, мне удалось встретиться, например, с бабушкой, которая плакала. Её пенсия была столь низкой, что едва хватало на таблетки, а еду приходилось просить. В молодости она работала хирургом, помогала больным людям. А сейчас ей приходиться мучатся на старости лет и голодать.
Я почувствовала в этой толпе единство. Нас объединяло общее горе. Мы стали единым организмом. Все. И старики, и дети. И богатые, и бедные. Мы просто собрались высказать свою гражданскую позицию.
— Я проходила практику в детском доме,— говорила студентка, собрав подле себя народ,— мне приходилось лично покупать детям медикаменты, иногда даже еду. Ужасная картина. Бедность. А теперь оказывается, что всё это время у нас воровали.
Надо ли говорить, что и эту девушку затащили в автозак. Год назад, например, я и представить не могла, что маленький город, в котором ничего не происходит, объединиться и выйдет на митинг.
Полицейские начали натравлять собак на митингующих. Но бойцы не пожелали останавливаться и на этом. Без предупреждения, внезапно, в огромную толпу людей сотрудники правоохранительных органов кинули дымовые шашки. Моему удивлению и возмущению уже не было предела. Люди начали хаотично двигаться, паниковать. Меня сшибли с ног, я упала. Но подняться не было сил. Лежала на асфальте и видела лишь ноги митингующих и дым. Хотя меня могли попросту затоптать.
— Бежим, золото моё,— меня подняла на руки сильная женщина.
Бойцы выстроились в ряд, выставив щиты. Медленно, но угрожающе они надвигались на митингующих, снося всё на своём пути. Их ботинки стучали чёткий звук, ритм. А женщина заботливо несла меня, моему взору открывалось всё, что происходило за её спиной. Дым рассеивался. И вот, когда большая часть людей покинула территорию у памятника, на пути бойцов остался старый дедушка с тростью, который попросту не успел уйти. Это было страшное и мерзкое зрелище. Бойцы без щитов, появившиеся из дыма, накинулись на дедушку с дубинками. Его трость упала на асфальт, он даже не двигался, а получал удары. Я видела чёткие и уверенные движения рук бойца, когда тот замахивался и ударял.
Женщина, убедившись, что я в здравии, поставила меня на вымощенную камнем дорогу. Мы, вместе с остальными людьми, начали скандировать: «позор!». И, о чудо, дальше произошло невероятное. Осмелевший боец, увидав эту жестокую картину, снял шлем. Он кинул щит на землю. Это означает, что он отказывается выполнять бездушные приказы начальства. Его примеру последовало ещё несколько бойцов. Они выпросили дедушку у сослуживцев, аккуратно понесли оказывать медицинскую помощь. Мы аплодировали. Мои глаза болели, хотелось плакать. Но те из бойцов, кто остался в ряду, вновь продолжили шаг. И толпа снова побежала. Я увидела дым, исходящий от костра, разведённого посреди проезжей части. Горели плакаты и одежда.
— Уважаемые граждане,— не унимался отвратительный голос,— вы нарушаете действующее законодательство. Убедительная просьба разойтись. В отношении вас будет применена физическая сила.
Конечно, бойцы связывали не только невиновных людей. Они так же забирали провокаторов. Спасибо и на этом. Но воспоминания об избитой девочке, о панике и хаосе, останутся со мною навсегда. Центр города оказался в плотной пелене дыма. Слышались крики людей и лай собак.