Дом, в котором...

Хламовник встретил их насмешками и хихиканьем.
– Хвост Слепого вернулся! – крикнул Пышка.
Зануда и Плакса выбили барабанную дробь на днищах дырявых кастрюль.
– Хвост Слепого! Хвост Слепого! – пропели они.
В голосах не было враждебности. Скорее удивление. Как будто месяц в ла-зарете вычеркнул Кузнечика из их жизни.
Волк жадно озирался по сторонам.
– И… и Сероголовый с ним, – неуверенно добавил Пышка.
Почти вся группа была в фуфайках с яркими, кричащими надписями. Куз-нечик понял, что эта мода появилась в его отсутствие. Фуфайки сообщали:
«Объятый пламенем!», «Моя жизнь – сплошное разочарование», «Держись по-дальше!». Лица над яркими надписями казались взрослее.
Спортсмен лежал на своей кровати, свесив ноги, и листал журнал. «Обсто-ятельствам не поддаюсь» – прочитал Кузнечик его надпись. На них с Волком он даже не взглянул. Волк опустил на пол сумки.
– Привет, Белобрысый! – сказал он Спортсмену.
Зануда и Плакса сразу перестали стучать. Спортсмен мимолетно глянул поверх журнала.
– Пышка, объясни этим, что я давно Спортсмен, – сказал он.
– Он уже давно Спортсмен, а не Белобрысый, – покорно повторил Пышка.
Волк сделал удивленное лицо:
– А волосы не потемнели.
Пышка обернулся за подсказкой, но погруженный в журнал Спортсмен его проигнорировал.
– Волосы Спорта тебя не касаются, – важно сообщил Пышка. – И тебя то-же! – рявкнул он на Кузнечика, хотя Кузнечик о волосах ничего не спрашивал. С Кузнечиком Пышка чувствовал себя увереннее.
Румяный и щекастый, похожий на откормленного поросенка, он прохажи-вался перед ними, не давая войти, а они ждали на пороге, пока ему это надоест.
– Вот что, – остановился Пышка и подтянул штаны. – Твою кровать, ма-машина детка, мы отдали новичку. Фокуснику. Так что будешь спать в той ком-нате. И скажи спасибо, что вообще не отправляем к колясникам.
Кузнечик, давно заметивший на своей кровати чужие вещи, промолчал.
– Нам тут всякие дохляки, вроде тебя, не нужны, – закончил Пышка. – И вроде его! – палец Пышки переместился на Волка. – Такие, как он, и вовсе не нужны.
– Это Спортсмен придумал? – спросил Волк.
Спортсмен не снизошел до ответа. Только вытянулся во весь рост, зевнул и перелистнул страницу.
– Хвостик у нас теперь с ручками, – пробормотал он, не отрываясь от жур-нала. – Чудеса… Кузнечик посмотрел на свои протезы и покраснел. Глаза Волка зловеще сузились.
Пышка вертелся вокруг, ничего не замечая.
– Давайте, катитесь. Здесь комната стаи. Не для всяких дохлых, по Мо-гильникам шастающих.
Волк оттолкнул его.
– Ладно, я дохлый, – сказал он брезгливо. – А вы все здоровяки. Особенно ты и Чемпион. Или как там его теперь называют… Белобрысый. Значит так. Раз уж вы нас отсюда выперли, мы будем жить в той комнате по своим дохляцким законам, и пускай всякие здоровяки, вроде вас, к нам не суются. Ясно?
Кузнечику не терпелось уйти. Он незаметно наступил Волку на ногу.
– Хватит, Волк. Пошли отсюда.
Волк поднял сумки.
– Мы уходим, – предупредил он. – В свою комнату. Кто не считает себя здоровяком, может перебираться к нам. Места навалом.
Зануда и Плакса растерянно постучали в кастрюли.
– Эй! – возмутился Пузырь, подъезжая к Волку на роликах. – Что значит «ваша комната»? Я тоже там сплю, между прочим.
– Больше не спишь, – отрезал Волк. – Ты ведь здоровяк, так?
Пузырь оглядел себя.
– Не знаю. Не уверен.
– Ну хватит здесь распоряжаться, – Спортсмен привстал на кровати, отло-жив журнал. – Обнаглели! Катитесь на все четыре стороны, а Пузырь, где захо-чет, там и будет спать, не вам ему указывать!
Стая молчала. Новичок на костылях, умевший показывать фокусы, грустно смотрел на Кузнечика. Ему тоже хочется уйти с нами, догадался Кузнечик. Но ему досталась моя кровать. Его теперь не отпустят.
Они вышли в коридор, и кто-то запоздало засвистел им вслед.
Кузнечик засмеялся:
– Я этого и хотел.
– Знаю, – сказал Волк.
Они вошли в соседнюю дверь, и Волк включил свет. Комната была голая и уродливая. Два ряда железных кроватей со скатанными матрасами, только три из них застелены. Слепой, сидевший на полу у стены, поднял голову. Он совсем не подрос, хотя, может, по нему просто не было видно. Только волосы стали длин-нее. Мода на фуфайки с надписями до него не дошла. Он был в клетчатой ру-башке со взрослого плеча. В рубашке Лося, которая была для него слишком длинной.
– Привет, Слепой! – радостно сказал Кузнечик. – Это я. И Волк. Нас вы-гнали сюда. А ты уже здесь!
– Привет, – поздоровался Волк, опуская на пол сумки.
– Привет, – прошуршал Слепой.
Волк оглядел комнату.
– Грустно, – сказал он. – Но мы сотворим здесь райские кущи.
Кузнечик встрепенулся.
– И я смогу сотворять?
Ему не терпелось испробовать протезы.
– Я же сказал: «Мы», – кивнул Волк. – Живущие здесь. Слепой, ты не про-тив?
Слепой внимательно слушал, чуть склонив голову.
– Нет. Сотворяйте, что хотите.
Волк подошел к застеленным кроватям.
– Которая тут кровать Пузыря?
– Вторая от окна.
Волк сгреб лежавшие на кровати вещи и потащил их к двери. Потом вер-нулся за бельем.
– Крючка тоже будем выселять? – с надеждой спросил Кузнечик.
Волк остановился.
– Не знаю. Как он сам захочет.
Перетащив вещи Пузыря в коридор, Волк вернулся. Хламовник за стеной шумел топотом и голосами. Волк подбежал к подоконнику и лег на него живо-том, не обращая внимания на пыль.
Кузнечик пристроился рядом. Волк пожирал двор глазами. У него был вид собственника. Кузнечик часто видел таким Слепого, а Волка еще никогда. «Как они уживутся?» – с тревогой подумал он, оглядываясь на Слепого.
Слепой сидел у стены и слушал. Не шум Хламовника. Он слушал Волка.
Настороженно и незаметно.
Не будь здесь Волка, он поговорил бы со мной. Рассказал бы, что было, пока меня не было, обрадовался бы моему приходу по-настоящему, а не так, как сейчас – все про себя и ничего на виду.
Кузнечику стало грустно.
– Слепой, – спросил он, – а знаешь, что написано на одежках Зануды и Плаксы? «Не беспокой одиночку». У обоих.
Слепой улыбнулся. Волк весело фыркнул с подоконника:
– Одиночка плюс одиночка – двое одиночек. А еще десять – это уже целое море одиночества.
– Они обозвали нас дохляками, – сообщил Кузнечик. – Сказали, что нам среди них не место.
– Я слышал, – отозвался Слепой.
Кузнечик сел рядом с ним. Рубашка Лося доходила Слепому до колен.
Подвернутые рукава валиками закручивались вокруг запястий. Краешки губ вы-мазаны белым. Опять ел штукатурку. Кузнечик придвинулся к Слепому и ощу-тил знакомый запах мела и грязных волос. Он соскучился по нему, но не знал, как выразить свою радость и что сделать, чтобы Слепой ее почувствовал. Можно было только сидеть рядом и молчать. Слепой сидел тихо. Но слушал уже Кузне-чика. Не поворачиваясь к нему, он втянул ноздрями воздух и слизнул с губы белый налет.
«У меня тоже есть свой запах», – догадался Кузнечик. Наверное, он у всех есть. У людей, у комнат, у домов. У Хламовника он точно есть, а эта комната пока что не пахнет ничем. Но скоро все изменится.
Он вытянул ноги и закрыл глаза. «Вот мой дом, – подумал он. – Это здесь.
Где Волк со Слепым будут ждать меня и беспокоиться, если я где-то задержусь надолго. Это и называется „райские кущи“».
С утра Волк взялся за комнату. Он бегал к Лосю и к старшим, спускался во двор и на первый этаж, притаскивал отовсюду груды того и этого и раскладывал их вдоль стен. Кузнечик не выходил. Они со Слепым стерегли комнату. Волк раздобыл краски в банках и баллончиках, старый этюдник, стремянку и облез-лые кисти. Пустые банки он расставил на полу и разложил рядом стопки пожел-тевших газет. Кузнечик уже начал уставать от его суеты и мельтешения с раз-ными предметами в руках, но тут Волк объявил, что все готово и можно приступать.
Кузнечик помог расстелить газеты. Волк влез на стремянку и принялся за-крашивать стену белым. Дряхлый транзистор распевал тягучие блюзы, хрипел и плоско острил. Кузнечик разгуливал по газетам и, предвкушая разноцветье «райских кущ», тихо подпевал знакомым мелодиям. Слепой отмывал подокон-ник, разбрызгивая серую воду.
Звонок к обеду застал их врасплох. Волк остался, а Кузнечик и Слепой по-шли в столовую. Спортсмен бросал на них уничтожающие взгляды, Пышка строил рожи, синеглазый Фокусник смотрел жалобно и тоскливо. Кузнечик впервые пользовался протезами у всех на виду и от смущения ел очень медлен-но.
– Спортсмен как-то странно на нас глядит, – шепнул он Слепому.
– Пусть лучше глядит за своими.
– Почему?
– Потому что Волк хитрее него, – туманно ответил Слепой и, сдавив кот-лету двумя кусками хлеба, сунул бутерброд Кузнечику в карман. Второй такой же бутерброд оттянул другой карман. На обратном пути они украсили куртку Кузнечика двумя жирными пятнами.
Кроме сидевшего на стремянке Волка в комнате оказались Красавица с Горбачом. Хомяк Горбача метался в тазу на одной из кроватей. На подоконнике сушился отмытый до блеска хомячий аквариум. Красавица, высунув язык, не-умело, но старательно тер пластмассовый абажур мокрой тряпкой. Горбач, при-сев на корточки, рисовал на стене непонятного зверя на столбоподобных ногах.
Увидев их, он смущенно выпрямился и спрятал карандаш.
Все это было внизу. А выше по белой стене плыли зеленые и синие тре-угольники, красные спиральки и оранжевые брызги.
«Слепой не видит», – грустно подумал Кузнечик.
– Ну как? – спросил Волк с высоты стремянки.
– Да! – сказал Кузнечик. – Это оно! То самое!
– А это, – Волк ткнул кистью в Красавицу и Горбача, – свежие Чумные Дохляки. Теперь нас пятеро плюс хомяк.
«Вот почему Спортсмен так злился», – понял Кузнечик.
– Можно, я дорисую? – ни к кому не обращаясь, спросил Горбач.
Он вернулся к своему зверю и начал покрывать его полосками. На его го-лове, как продолжение настенных, блестели оранжевые брызги.
– Мы принесли вам еду, – сказал Кузнечик. – Текучие котлеты.
Ужинать не пошел никто. К вечеру стена была разрисована. Верхняя часть пестрела летающими спиралями и треугольниками, на нижней паслись странные звери. Полосатый зверь Горбача. Тонконогий волк с зубами как у пилы – произ-ведение Волка. Улыбающийся хомяк. Красавица намалевал красное пятно, раз-мазал его и заплакал. Общими усилиями пятно превратили в сову.
Кузнечик не смог удержать кисть. Волк обмотал палец протеза тряпкой и окунул его в краску, после чего, в шеренге зверей появился гигантский дикобраз с кривыми иголками. Слепой нарисовал жирафа, похожего на подъемный кран и пустого внутри. Горбач его раскрасил. Когда они закончили, краска была по-всюду. Газеты, одежда, руки, лица, волосы, хомяк – все было разноцветным.
Лось, заглянувший проверить, почему их не было на ужине, застыл на пороге.
– Боже, – сказал он. – Что делается!
– Правда, красиво? – шепнул Красавица. – Это мы все сами придумали.
– Я вижу, – сказал Лось. – Ночевать сегодня будете у меня.
– Нет, – заволновался Кузнечик, – нельзя. Если мы уйдем, Спортсмен и другие тут все попортят. Мы откроем окна и проветрим. Пахнуть совсем не бу-дет. Пожалуйста!
Лось осторожно переступил порог и прилип подошвами к газетам.
– Оппозиция? – спросил он Волка.
Волк кивнул.
– Они сами нас выперли.
Лось разглядывал чумазые лица, пол и банки с краской, потом перевел взгляд на стену. Мальчишки затаили дыхание.
– Вот тут у вас, вроде, пустое место, – сказал Лось.
Пустое место занял зеленый динозавр с фигурой кенгуру, а костюм Лося украсился изумрудными пятнами.
– Да, – заявил Лось, поднимаясь с колен. – Это заразительно. А теперь бу-дем мыться, – он засунул кисть в банку с краской. – Другие стены ждет та же участь?
– Придумаем что-нибудь, – пообещал Волк.
– Не сомневаюсь, – сказал Лось. – Открывайте окна.
Они открыли окна и убрали испачканные газеты. Лось увел Кузнечика и Красавицу отмываться. Он мыл их по очереди. Как только грубая щетка отрыва-лась от Кузнечика и набрасывалась на Красавицу, Кузнечик засыпал. Среди бе-лого кафеля, под грохочущим горячим водопадом, покачиваясь и впиваясь пальцами ног в решетку стока, чтобы не упасть. Визги Красавицы, заглушенные душем, удалялись, руки Лося встряхивали его, появлялась мыльная щетка – и он просыпался. Потом его, завернутого в полотенце, несли куда-то, и он уже не спал, но притворялся, что спит, чтобы не идти самому. В комнате он высунулся из мохнатого кокона.
Горбач, Слепой и Волк сидели рядышком на кровати. Стена сияла перед ними подсыхающим великолепием, и Кузнечику опять стало грустно от того, что Слепому ее не увидеть. Лось укрыл его одеялом, и Кузнечик притаился под ним, как в теплой норе. Голоса журчали, перекатываясь через него, он не различал слов и, уже засыпая, позвал:
– Слепой… К нему подкрался кто-то, пахнущий краской.
– Знаешь, – шепнул Кузнечик. – Этот динозавр – он немного выпуклый.
Когда высохнет, ты сможешь его увидеть… если потрогаешь… Пахнущий краской что-то ответил, но Кузнечик уже не услышал. Он спал.
Утром Волк ввинтил новые лампочки, чтобы было светлее. Для двух скле-или колпаки из цветного картона, и Волк разрисовал их иероглифами. Третью продели в абажур, отмытый Красавицей. После Красавицы его еще раз мыл Горбач, но Красавица об этом не знал и, проходя под абажуром, всякий раз за-дирал голову и озарялся счастливой улыбкой, сам как лампочка под черной чел-кой. Весь день они по очереди стерегли комнату. Стена совсем высохла. Стая Хламовника вела себя подозрительно тихо. Иногда кто-нибудь из них прокра-дывался к двери и копошился там, пытаясь заглянуть в замочную скважину.
Иногда они стучались и удирали прежде, чем дверь успевали открыть.
Волк и Кузнечик остались сторожить на время обеда. Волк сидел на под-оконнике и смотрел в окно. Кузнечик лежал на кровати. В аквариуме шуршал хомяк. За стеной было непривычно тихо. В дверь постучали. Волк, открывавший ее все утро, чтобы обнаружить за порогом пустоту и услышать топот убегающих ног, не двинулся с места.
– И во время обеда не успокаиваются, – сказал он. – Как маленькие.
Стук повторился. Кузнечик встал.
– Можно? – спросил писклявый голос, и в приоткрывшуюся щель просу-нулась ушастая голова.
Кузнечик зажмурился. Потом открыл глаза.
– Это что – колясник?
– Да, – сказал гость. – Странно, правда? – и въехал в комнату.
Колясник Вонючка был выдающейся личностью. Кузнечик много чего о нем слышал, хотя никогда не видел вблизи. Знающие люди говорили, что Во-нючка – самый вредный колясник в Доме. Младшие ходячие всех колясников считали вредными и капризными, но Вонючку таким считали даже сами коляс-ники. Он таким и был. Глядя на него, воспитатели с тоской подсчитывали оставшиеся до пенсии годы. Соседи по комнате мечтали задушить. Вонючке было девять лет, но за свою короткую жизнь он успел очень многое. Дурная слава бежала впереди него.
– Я приехал посмотреть, – сказал Вонючка. – Будете выгонять?
– Смотри, – разрешил Волк. – Если тебе и правда интересно.
Вонючка уставился на стену. Кузнечик с Волком – на Вонючку. Вонючка был маленький, некрасивый, с огромными нелепыми ушами и огромными круг-лыми глазами. На розовой рубашке темнели жирные пятна, а таких грязных рук, как у него, Кузнечик ни у кого еще не видел. И все же было приятно, что коляс-ник приехал специально, чтобы посмотреть на их стену.
– Нравится? – спросил он.
Вонючка отвернулся от стены.
– Не знаю. Может, и нравится. А может, и нет. Вы теперь что – отдельная стая? Со своей отдельной комнатой, да?
«Все знает», – удивился Кузнечик.
– Мы не стая, – сказал Волк. – Мы – Чумные Дохляки. Распространители заразы. Так и передай всем, кто спросит.
– О-о! – большие глаза Вонючки загорелись, и он стал похож на охотящу-юся сову. – Хорошее название. Я это запомню, – он огляделся. – У вас только пять кроватей застелено. Мало вас одних для целой комнаты.
– Ну и что? Чтобы распространять заразу, вполне достаточно.
– Верно, – Вонючка смущенно поковырял грязную ладонь. – Я просто по-думал… может, вам еще один Чумной Дохляк нужен? Я бы не отказался. Я бы тоже заразу распространял. Это я умею.
Кузнечик посмотрел на Волка. Волк посмотрел на Кузнечика.
«Сейчас Волк согласится, – с ужасом подумал Кузнечик. – Он может и не знать, что такое Вонючка. Его слишком долго продержали в Могильнике».
Но Волк, наверное, знал.
– Никто нам не нужен, – сказал он.
Вонючка, похоже, другого ответа и не ждал. Но продолжал смотреть на Кузнечика. Его круглые совиные глаза были слишком большими, почти без-донными, если смотреть в них долго. Они сияли странным, манящим светом, как небо, ощетинившееся звездами. Кузнечик смотрел дольше, чем следовало. Сия-ние притянуло его.
– Приезжай, – произнес он непослушными губами. – Если хочешь… Вонючка заморгал, и сияние далеких звезд погасло. Он вытер грязной ла-донью нос. Засопел и показал заборчик острых зубов.
– Я только съезжу за вещами. Я мигом, – он развернул коляску и поехал к двери. На удивление резво. Из коридора донеслась его победная песнь. Дверь хлопнула.
Кузнечик попятился и сел на кровать.
– Что я наделал? – спросил он.
Волк смотрел на дверь.
– Ничего особенного, – сказал он, – всего лишь пригласил к нам жить са-мого известного пакостника в Доме.
Кузнечик чуть не расплакался:
– Волк, честное слово, я не хотел. Не знаю, как это получилось. Он смот-рел, смотрел, и я сказал… – Ладно, не переживай, – Волк сел рядом. – Когда приедет, скажем, что передумали. Большинством голосов. Я ведь не согласился.
Кузнечик лег лицом в подушку. Он чувствовал себя ужасно. В свой дом, в свою родную комнату, он позвал самого противного человека, какого только можно было найти. Как будто нарочно, чтобы все испортить.
Шум возвращавшихся из столовой прокатился по коридору, стихая и рас-сеиваясь по комнатам. С ревом и топотом промчалась стая Хламовника, посту-кивая на бегу в их дверь. Вошел Горбач с большим пакетом бутербродов. Сле-дом – Слепой с двумя бутылками молока. Красавица скромно плелся позади всех, и в руках у него ничего не было.
– Мы принесли сосиски, – весело начал Горбач и запнулся. – Что-то слу-чилось? – спросил он шепотом. – Чего вы такие несчастные сидите?
– У нас был колясник Вонючка, – объяснил Волк. – Кузнечик разрешил ему переселиться к нам. Так вышло. Он не хотел.
– Вонючке? – в один голос ужаснулись Горбач и Слепой.
У Кузнечика защекотало в носу. Он молча смотрел в пол.
– Скажем, что это была шутка, – предложил Горбач. – Скажем – Кузнечик пошутил. Ты ведь и правда пошутил, Кузнечик?
Кузнечик смотрел в пол, изо всех сил стараясь не расплакаться.
– Что-нибудь придумаем, – неуверенно сказал Волк. – Может, он сам по-шутил и не приедет. Когда это бывало, чтобы колясник просился к ходячим.
Скажем – случайно вырвалось. Мало ли что можно сказать. Главное, чтобы он убрался.
Красавица отрешенно смотрел в потолок. На свою лампочку. Вернее, на абажур. Они долго сидели в тишине. На полу засыхали бутерброды. Закрыв гла-за, Кузнечик представлял Вонючку. Как он собирает свои вещи. При всех от-крывает свои тайники. И объясняет колясникам, что перебирается в расписную комнату. А они смеются и не верят. «Кому ты там нужен? – говорят они. – Эти ходячие просто пошутили». А Вонючка продолжает собирать вещи.
Кузнечик представил все это так ясно, что чуть не задохнулся. И сразу от-крыл глаза.
– Нет, – сказал он. – Я так не могу. Я сказал – приходи. Он знает, что это не шутка. Он примчится со всем своим добром… – Кузнечик замолчал. Что-то в горле мешало ему. Он зарылся лицом в колени, и они сразу стали мокрыми.
– Эй, перестань, – попросил Волк. – Мы сами с ним поговорим. Ты чего?
Горбач громко засопел в кулак. Кузнечик поднял заплаканное лицо и по-смотрел на Волка:
– Ты с ним поговоришь, и ты его выгонишь. А я буду молчать и делать вид, что я ни при чем? Он мне поверил, а не тебе. А я, получается, не держу свое слово. Кто я тогда?
Волк отвернулся.
– Пусть будет, как он хочет, – сказал Слепой. – Пусть он держит свое сло-во. Только пусть не ревет. А этот Вонючка – он что, тяжелый, как танк?
Кузнечик не успел удивиться словам Слепого. Они услышали странный скрежещущий звук и одновременно вскочили. Дверь распахнулась, и на пороге появился шкаф. Потом они увидели, что это не шкаф, а большой ящик на коле-сах.
– Эй, помогите! – донесся из-за ящика задыхающийся голос. – Мне его не протолкнуть!
Волк и Горбач втащили ящик. В дверь он прошел только боком. За ящиком обнаружился Вонючка, прижимавший к груди распухший рюкзак и одетый в зимнюю куртку. На его голове красовалась полосатая шапочка.
– Вот я сколько всего привез, – сказал он гордо. – Глядите… – Вонючка увидел заплаканное лицо Кузнечика и замолчал. Потом покраснел. Очень мед-ленно, начиная с огромных ушей.
– Ага, – сказал он. – Ага, – и стащил с головы разноцветную шапочку. – Понятно.
– Что тебе понятно? – грубо спросил Волк. – Протискивайся и закрывай дверь, не то сюда весь Хламовник сбежится.
Вонючка заморгал.
Горбач обошел ящик и постучал по нему.
– У тебя тут что, мебельный гарнитур?
Красавица заглянул в него сверху.
– Ой, там трактор, – удивился он.
– Не трактор, а соковыжималка, – обиделся Вонючка. – Я ее сам сделал.
Очень полезная в хозяйстве вещь.
Кузнечик вытер мокрый нос о колено и улыбнулся.
– А это что? – Горбач выудил устрашающую на вид железную конструк-цию.
– Капкан, – скромно ответил Вонючка. – Его я тоже сам сконструировал.
– Тоже очень полезная в хозяйстве вещь, – съязвил Слепой. Он подошел к ящику. Волк и Горбач ныряли в него, доставая все новые и новые вещи. Краса-вица ничего не трогал, боясь сломать. Слепой ощупывал то, что клали на пол.
– Чайник, – пояснял Вонючка. – Ванночки для фотографий. Набор инстру-ментов. Чучело рогатой гадюки. Складная вешалка. Гитара… – Эй, – перебил его Волк. – Ты умеешь играть на гитаре?
Вонючка почесался и посмотрел в потолок.
– Вообще-то нет.
– Тогда откуда она у тебя?
– Прощальный подарок соседей по комнате.
– Понятно. Унес все, что смог. Там хоть что-нибудь осталось?
Вонючка вздохнул:
– Тумбочки и кровати.
Он виновато уставился в пол. Кузнечик и Горбач засмеялись.
– Ясно, – сказал Волк. – Утром придут за этим ящиком.
– Не придут, – твердо сказал Вонючка. – Пусть только попробуют. Я пре-дупредил, что в таком случае немедленно к ним вернусь.
Горбач поскользнулся на капкане и сел в салатницу. Кузнечик скорчился на кровати. Волк предупредил:
– Эй, мне нельзя много смеяться, слышите?
А потом был только смех и стон, и даже Слепой смеялся, а пронзительнее всех заходился Вонючка.
– Он вернется! Шантажист! Сосед по комнате!
– Вы не досмотрели! – кричал Вонючка. – Там еще много всего!
Они завизжали, сотрясая кровати.
Вдруг Волк выпрямился и сказал:
– Шшш… слышите?
Они умолкли – и услышали тишину. Тишину Хламовника, напряженно прислушивавшегося к их веселью.
На гитаре Вонючка играть не умел, зато умел на губной гармошке и знал девятнадцать песен, веселых и грустных. Он сыграл их все. В ящике оказалось еще много интересного. Например, паутина проводов, в которой запутался Гор-бач.
– Сигнализация, – объяснил Вонючка, распутывая его. – С сиреной.
– Интересно, – сказал Волк. – Полезная в хозяйстве вещь. Для нас – так просто незаменимая. Надо ее установить.
Они принялись устанавливать. После того, как всю дверь опутали прово-дами, и на нее стало страшно смотреть, оказалось, что сирена не работает.
– Ничего, – безмятежно заметил Вонючка. – Где-нибудь обрыв, наверное. Я потом посмотрю.
Провалы Вонючки Кузнечик переживал болезненно. Но сигнализация ока-залась единственным провалом. Капкан работал. Это выяснилось, когда Слепой на него наступил. Соковыжималка тоже работала. Вешалку установили в углу, и она выдержала две куртки и один рюкзак. Вонючка очень старался произвести хорошее впечатление. При каждом удобном случае он повторял, что все может делать сам, и бросался это доказывать, вываливаясь из коляски и резво ползая по комнате. Он показал, как умеет сам влезать на кровать и в коляску, и даже по-пытался покорить подоконник, но сорвался. Потирая синяк на подбородке, он выразительно уставился на Кузнечика. «Видишь, как я стараюсь?» – говорил его взгляд.
Волк удалился на свою кровать с гитарой и пытался играть – без особого, впрочем, успеха. Красавица сидел перед соковыжималкой и рассматривал свое отражение в ее блестящем боку. Слепой у стены подслушивал Хламовник, держа на весу ушибленную капканом ногу. Когда Вонючка уехал в туалет, после дол-гих заверений, что «в этих делах ему помощь ну совершенно не нужна», Горбач сказал Волку:
– Этот Вонючка – неплохой парень. И чего все на него ополчились? Гово-рят, никого подлее него в Доме нет. А он славный.
– Да, – сказал Волк, поглаживая гитару. – Он ничего. Симпатичный ребе-нок, немного увлекающийся шантажом. Поймал Слепого в капкан, свалился с подоконника, совершенно случайно сожрал четыре чужих бутерброда с сосис-ками… – Он был голодный, – заступился за Вонючку Кузнечик. – Он на обеде не был.
– Я тоже не был, – вздохнул Волк. – Хотя если завтра никто не явится за этой гитарой, я готов скормить ему еще два обеда.
Кузнечик успокоился. «Хорошо, что Вонючка догадался прихватить гитару – подумал он. – И хорошо будет, если завтра за ней не придут».
– Где бы достать апельсин? – жалобно спросил Красавица. – Или лимон?
Или еще что-нибудь выжимающееся? – он осторожно потрогал кнопку пуска соковыжималки – и быстро отдернул руку. Он очень боялся ее сломать. Все, что он трогал, ломалось как будто само собой.
– Спортсмен ссорится с Сиамцами, – сообщил Слепой. – Они сперли у него журнал с голыми тетками.
– Да, – сказал Волк. – Моральный облик мальчика удручает. А ты прямо как подслушивающее устройство, Слепой. Про Вонючку они еще не знают?
Слепой потряс волосами:
– Нет. Но гармошку уже расслышали.
Вонючка вернулся. Пристроился у двери и, тихо насвистывая, ковырялся в проводах сигнализации.
– Где бы достать апельсин? – спросил Красавица. – Или хотя бы мандарин.
Не знаете?
– Где бы достать самоучитель игры на гитаре? – спросил Волк. – Как вы думаете, может, у Лося найдется?
Пронзительный вой сирены подбросил всех в воздух. Красавица зажал уши. Сирена надрывалась две минуты, потом стало тихо.
– Работает! – радостно сообщил Вонючка, тараща на всех огромные и наглые глаза.
Уходя на завтрак, они оставили сигнализацию включенной, а у двери по-ставили замаскированный капкан.
– Может, когда мы вернемся, в нем уже кто-то будет, – сказал Горбач.
В столовой присутствие Вонючки за их столом вызвало скандал. Спортс-мен демонстративно отсел подальше, стая последовала его примеру. Длинный стол младших ходячих разделился посередине безлюдной полосой. Даже стар-шеклассники это заметили.
– Гляньте, у малявок раскол, – сказал старшеклассник Кабан.
– Подрастают, – пренебрежительно отметил Хромой. – Становятся таким же дерьмом, как мы.
Младшие, расслышавшие этот обмен мнениями, гордо выпрямились и по-краснели. Старшие сравнили их с собой!
Колясники сумрачно разглядывали Вонючку.
Вонючка сиял и свинячил вокруг своей тарелки.
Возвращаясь из столовой, Кузнечик остановился у щита с объявлениями.
«Разлученные». Вечерний сеанс. 2 серии. Значит, в десятой вечером никого, кроме Седого, не будет. Кузнечик побежал догонять своих.
Вонючка попросил разрешения нарисовать что-нибудь на стене. Волк вы-тащил банки с краской и выделил ему угол. Вонючка рисовал долго. Каранда-шом, потом гуашью – до самого обеда его не было слышно, только из рисоваль-ного угла доносились вздохи и шуршание, свидетельствовавшие о муках творчества.
Волк раздобыл у кого-то самоучитель игры на гитаре. Он читал его очень внимательно, но Кузнечику показалось, что у него не выходит сосредоточиться.
Красавица разжился апельсином и сидел с ним перед соковыжималкой, не ре-шаясь ее включить. Кузнечик и Горбач установили на тумбочке печатную ма-шинку – еще один дар ящика, которым никто, кроме Кузнечика, не заинтересо-вался. Кузнечик сразу понял, что машинка нужна ему. Попасть пальцем протеза по клавише с буквой намного легче, чем эту же букву нарисовать так, чтобы кто-то смог догадаться, что именно за буква имелась в виду. Ручки выскальзы-вали из искусственных пальцев, буквы получались корявыми и рваными. По-этому, увидев машинку, Кузнечик обрадовался и попросил поставить ее на свою тумбочку. Пока Горбач заправлял в нее листы бумаги и печатал на них все под-ряд, он представлял, какое письмо напишет Рыжей и Смерти и как опустит его в лазаретный ящик – специальный ящик для писем, висевший возле лазаретной двери. В Хламовнике шумели намного громче обычного.
– Может, готовятся на нас напасть? – сказал Горбач.
– А может, нападают друг на друга? – предположил Кузнечик.
Горбач отстукал слово нападение.
– А может, это рушится империя Спортсмена, – сказал Волк. – И сейчас в нас полетят ее осколки.
В дверь кто-то тихо поскребся.
– Ну вот, – сказал Волк. – Что я говорил? Уже летят.
Красавица испуганно спрятал апельсин за спину.
– Или все же за ящиком пришли, – сказал Слепой.
Но это был Фокусник. Грустный Фокусник в полосатой рубашке, с косты-лем под мышкой и бельевым мешком.
– Здравствуйте, – сказал он. – Можно войти?
Он был похож на человека, сбежавшего от беды.
– Там что, и правда что-то рухнуло? – испугался Горбач.
– Тебя отпустили? – удивился Кузнечик. – Я думал, не отпустят.
– Там два новичка сразу прибыло, – застенчиво объяснил Фокусник. – Я собрался – и сразу сюда. Им теперь не до меня, а я давно хотел к вам. Можно мне остаться? – он покосился на стену и быстро отвел глаза.
– А что-нибудь полезное ты принес? – поинтересовался Вонючка.
– Он умеет фокусы показывать, – быстро сказал Кузнечик, краснея за Во-нючку. – С платком и с картами. И с чем угодно.
– Проходи, – сказал Волк. – Выбирай кровать. А что за новички?
Фокусник, постукивая костылем, прошел к свободной кровати и положил на нее вещи.
– Один нормальный, – сказал он. – А второй страшный. С родинкой. Как будто шоколадом облили. Почти все лицо, – Фокусник прикрыл ладонью лицо. – Ой, гитара! – ахнул он, опуская руку и впиваясь взглядом в гитару на подушке Волка. – Откуда?
– Умеешь? – живо спросил Волк.
Фокусник кивнул. Он смотрел только на гитару.
– Повезло, – обрадовался Волк. – Я уж боялся, что свихнусь над этим са-моучителем. Давай, сыграй что-нибудь.
Фокусник простучал к кровати. Волк уступил ему место.
Устраиваясь с гитарой, Фокусник деловито откашлялся, как будто соби-рался петь.
– Вкус меда, – объявил он.
Кузнечику сразу вспомнилось, что и фокусы свои он объявлял специаль-ным, не своим голосом. Фокусник заиграл и, действительно, запел, хотя петь его никто не просил, но ему должно быть хотелось показать все свои таланты сразу.
Голос у него был тонкий и пронзительный, играл он уверенно и пел тоже. Видно было, что он по-настоящему умеет играть и петь и не стесняется своего голоса.
Вокруг него собрались все, кроме Вонючки, который продолжал рисовать.
– И я вернусь к меду и к тебе, – выводил Фокусник трагичным фальцетом, раскачиваясь над гитарой и сам себе подпевал, – турум-турум, – встряхивал во-лосами и отрешенно смотрел в стену. В конце песни голос его совсем охрип, а глаза увлажнились. Следующую песню он только играл и даже объявлять ее не стал. Третью песню он назвал «Танго смерти» и на ней в первый раз сбился.
Кузнечику от песен Фокусника стало грустно, остальным, как ему показалось, тоже.
– Еще я на скрипке умею, – сказал Фокусник, разделавшись с «Танго смерти». – И на трубе. И на аккордеоне. Немножко.
– Когда только успел? – удивился Волк.
Фокусник скромно потренькал струной.
– Да вот так. Успел.
Самодовольство вдруг исчезло с его лисьего личика, оно жалобно скриви-лось, и Фокусник отвернулся.
«Вспомнил, что-то наружное, – подумал Кузнечик. – Что-то хорошее». Ему стало жалко Фокусника и он попросил:
– Покажи фокус с платком. Тот твой, самый лучший.
Фокусник зашарил по карманам.
– Не всегда получается, – предупредил он. – Мало тренируюсь.
Вонючка отъехал от стены и с интересом уставился на Фокусника. За его спиной, в отведенном ему углу, открылось что-то страшное с вывороченными ноздрями, пупырчатое и пучеглазое. Все сразу увидели это «что-то» и забыли про фокусы.
Фокусник перестал искать платок.
– Это кто? – спросил Волк в ужасе. – Ты кого нарисовал?
– Гоблина, – радостно сообщил Вонючка. – В натуральную величину. – Правда, хорошенький?
– Да, – сказал Горбач. – Прямо хоть завешивай.
Вонючка счел это комплиментом.
– Нет, правда? – спросил он. – Кровь стынет?
– Точно, стынет, – согласился Горбач. – А еще сильнее остынет, если за-брести в тот угол ночью с фонариком.
Вонючка захихикал.
– Покажи, как делать сок, – попросил его Красавица, протягивая апельсин.
Вонючка схватил его и быстро очистил. Разделил на дольки и, давясь ими, объяснил оторопевшему Красавице:
– Маловато тут для сока. Лучше просто так съесть.
Он великодушно протянул Красавице одну мокрую, раздавленную дольку:
– Ешь, это полезно. Куча витамина С.