С любовью, Лиэрин

« Дорогой дневник.

Не могу молчать. Вчера не писала об этом, только вскользь. Не могла уснуть ночью – хорошо, что сегодня выходной.

Ещё и эта Марго с ее подколами... я ведь обещала себе, что не буду обсасывать в дневнике события дня. Я хотела писать поэтичное, нежное. Хотела искусства, а не чертового нытья о парнях на бумаге.

Но сегодня не получается поэтично. Хочется грязно, так, чтобы было стыдно, когда отец найдёт эту записную книжку. Но не знаю, зайдёт ли так далеко...

Я все думаю о поездке. Не могу отпустить, будто в голове больше ничего и не крутится. Практически абсолютно молчаливая поездка. Эти предложения подвезти, идиотский взгляд, который скоро дыру мне в спине прожжет, и вечно странная тишина, от которой не по себе.

Я не понимаю. Честно. Н.е. п.о.н.и.м.а.ю.

Он был более разговорчив в первые дни. Пытался шутить, его движения были не такие скованные, даже когда он неумело пытался играть на пианино в один из моих первых дней здесь. Там было больше души, чем в этих вежливых открытиях дверей, чем в натянутых улыбках и вымученных разговорах ни о чем. Только единожды фасад треснул, когда он блеснул своими знаниями французского. Кривыми, жутко звучащими, но оттого и заставляющими улыбнуться – живыми.

Но все остальное... не знаю.

Может, стоит просто подождать. Или поговорить. Но я так не умею.

С любовью, Лиэрин

03.10.2015»

----

В доме было тихо. Редкое для Лондона солнце пробивалось сквозь занавески, ложилось нежными золотыми пятнами на пол и кровать в углу комнаты. Здесь витал запах свежих булочек и терпкой смородины.

Марго лежала животом на ковре в комнате Лиэрин, согнув ноги в коленях. Перед ней стояла кружка чая и лежали несколько листочков с текстом, но ей, кажется, на них плевать: она подперла подбородок руками, уставившись на Фролло, которая сидела в раритетном кресле, поджав под себя ноги.

— Мон-тэ-гю, да? — лукавая улыбка замерла на ее губах и она с прищуром смотрела куда-то сквозь рыжеволосую, — звучит странно. Как в Ромео и Джульетте.

— Там были Монтекки, — подметила Фроло, откладывая в сторону газету. Она еле сдерживалась, чтобы не закатить глаза от этих рассуждений.

— Да какая разница, одно и то же, — бунтарка фыркнула и слегка наклонила голову набок. в ее спутанных волосах блеснули маленькие бусины от косички, свисающей за ухо.

 — Куда интереснее то, что у вас было вчера.

— Ничего. Просто подвез.

— "Ничего" – это когда плетешься домой пешком и ненавидишь этот мир. А "подвез" – это уже кое-что, — Марго протянула это с той самой интонацией, от которой Фролло захотелось кинуть в нее газету, — и что, вы всю дорогу молчали?

— Практически... я не знаю, о чем с ним говорить. Да и он, наверное, тоже, — Лиэрин опустила взгляд, неловко сминая пальцами подол лёгкого платья, — в любом случае, зря я вообще согласилась. Только лишний раз понервничала.

— Ой, не неси чушь. Говоришь так, будто он маньяк, а не просто пацан с крутой тачкой, — Ллойд махнула рукой, перевернувшись на спину.

— Марго... — девушка выдохнула, поднявшись с кресла и подойдя к окну. Тонкие пальцы легли на деревянный подоконник, а взгляд скользнул вниз, вцепившись в опавшую листву за окном. — Он странный. Ты же не общалась с ним, ты не знаешь, о чем говоришь. Сначала он кажется не таким, как... они. А потом, когда я вижу, как он болтает с Чарльзом – такой же.

— Мм... — протянула гитаристка, уставившись в потолок, — так ты опасаешься того, что он окажется таким же как они или боишься, что твоя паранойя разойдется с действительно и все-таки он – нормальный парень?

— Что? — Лиэрин невольно вскинула брови, обернувшись на подругу.

— Ну, ты всё время говоришь "он странный", "он не такой" и, мое любимое, "он другой"... — Марго театрально приложила руку к груди, улыбка скользнула краем губ. — Слишком сильно пытаешься себя в чем-то убедить. Но я не понимаю в чем именно. Потому что сама себе постоянно противоречишь. То хороший, то плохой, то ты уже едешь с ним в одной тачке.

— Я не противоречу, — резко отрезает рыжая, вновь отвернувшись обратно к окну и чувствуя, как жар заливает лицо. — И я не пытаюсь себя в чем-то убедить.

— Ясно, — девушка тихо, беззлобно посмеялась и приподнялась на локтях, — Ладно, не буду лезть. Но если он тебя еще раз подвезет – расскажешь первой. И иногда лучше сказать глупость, чем по-идиотски молчать. За слова тебя никто не ударит.

Между ними воцарилась тишина. Не колючая, не напрягающая, а тёплая и приятная. Лиэрин могла подумать, а Марго – найти способ перевести тему. Ллойд зашуршала чем-то за спиной у рыжеволосой, а после послышался шлепок о деревянный пол. Фролло обернулась и увидела на полу книгу со странной обложкой, которую гитаристка достала из сумки.

— Хватит дуться и давай почитаем. Я нашла редкостную мерзость, — ее губы расплылись в улыбке и Лиэрин невольно подхватила ее настроение, расслабившись. Марго раскрыла книгу и, театрально прочистив горло, начала читать вслух где-то с середины с преувеличенной интонацией, будто это дешевая радиопередача.

— «Его глаза сверкнули сапфировым огнём, а рука опустилась на ремень...» — протянула она с нарочитым драматизмом, закатывая глаза, — Господи, это даже хуже, чем я думала.

Лиэрин не удержалась и тихо рассмеялась, закрыв лицо руками.

Она устроилась на полу рядом, подтянув колени к груди. В комнате снова стало тепло и спокойно, только шелест страниц, ленивый свет через занавески и голос Марго.

На этот раз мысли о Теодоре не ушли, но перестали царапать.

***

В пабе было полутемно. Красный свет от неоновой вывески на улице рвался сквозь жалюзи, полосами ложась на мраморный пол. Теодор задержался в дверях, скользнул взглядом по залу – пусто. Ни Виктории, ни Аластара, ни других ребят из компании. Только Чарльз, развалившийся в углу на кожаном диване, с бокалом в руке и сигаретой в зубах.

— Опоздал, — лениво бросил он, даже не поднимая глаз.

— Я думал, будут все, — Тео прошёл к нему и опустился на диван напротив, бросив короткий взгляд на наручные часы. — Зачем позвал?

— Посидеть, как обычно, — Чарльз сделал глоток и наконец поднял глаза. Улыбка вышла кривой и тяжелой. — Ты что, забыл, что мы так делаем?

— Маловато людей для "как обычно", — брови Теодора слегка дернулись вверх. Он достал портсигар из кармана и быстро закурил. Движения резкие, но не от страха, а от раздражения.

— А ты у нас любитель больших тусовок, да? Как это я не смог заметить за столько лет, — Чарльз откинулся назад. Тон его стал холоднее, а взгляд внимательнее. — Хотел поговорить.

Тишина повисла густо, почти удушающе. Монтэгю шумно выдохнул дым и прокрутил сигарету меж пальцев: движение нервное, будто бы он пытался сосредоточиться, прежде чем сорваться. Он не смотрел на Чарльза. Взгляд скользнул в сторону, зацепился за темное пятно на стене, словно там был выход из этой сцены.

— Я уже сказал все, что хотел. Спор отменяется. Хочешь – заплачу тебе, чтобы было не так обидно.

— Ты что, идиот? — Чарльз свёл брови, а на губах скользнула насмешливая улыбка. Он поставил стакан на стол и наклонился вперед, слегка сжимая сигару в руках, — мне не нужны деньги. Я просто не понимаю, с чего вдруг ты дал заднюю? Что, так понравилось ее возить?

Глаза Тео на секунду метнулись в сторону Чарльза: быстрый, острый взгляд, от которого хотелось увернуться. Челюсть сжалась. Он затянулся ещё раз, глубже, чем нужно, будто дым мог заглушить гул мыслей.

— Это тебя не касается.

— Касается! Всегда касалось, — голос черноволосого резко стал низким, почти шипящим. Будто он снова хочет схватиться за ниточку контроля, которую случайно упустил, — Сначала ты сам влез в это, а теперь решил сыграть в рыцаря. Да и вообще, чего ты боишься? Спор безобидный, я мог придумать что-то шокирующее, но притащить ее на тусовку – это абсолютно по-божески.

— По-божески? — наконец, спокойный фасад Теодора треснул. Губы изогнула ухмылка – неприятная, скользкая, почти насмешливая. Он явно злился: на себя, на Грэнтэма, на то, что сейчас происходит. — Знаешь, я долго думал, зачем тебе вообще все это. Много мыслей в голове прокрутил. Сначала надеялся, что в тебе осталось что-то приличное, что ты действительно заинтересован в новом человеке. А потом начал сомневаться. Что ты ей сказал тогда в коридоре? На обычную дразнилку люди так не реагируют.

Рука Теодора крепче сжала сигарету, отчего та погасла, оставив обугленный край. Он утопил окурок в пепельнице и продолжил:

— Но я упустил момент, когда ты повзрослел и твое желание контролировать начало переступать грань. Сам себе доказывал, что ты не плохой человек, просто... сложный. Даже ей об этом сказал зачем-то.

— А ты, значит, вдруг прозрел? — Чарльз резко откинулся на спинку, ухмылка стала шире. Он снова взял бокал, но пить не стал, просто смотрел на жидкость, покачивая в пальцах, — Ты за месяц стал лучше меня? Или просто решил, что она – это хороший повод разыграть из себя мученика? А я напомню тебе, Тео: ты стоял рядом, когда мы смеялись. Ты тоже смеялся. Так что если хочешь выйти – выходи. Только не вздумай рассказывать мне, какой ты теперь правильный, а я мерзавец.

Слова Чарльза были как удар по больному месту. Монтэгю на секунду отвёл взгляд. Не потому что не знал, что сказать, а потому что слишком хорошо понимал, о чём тот говорит. Да, он стоял рядом. Да, он смеялся. И, может быть, именно это сейчас и жгло изнутри сильнее всего.

Он провёл рукой по волосам, будто пытаясь стереть остатки прошлых решений.

— Чарльз, — голос прозвучал тихо, почти глухо, — я, может, и не лучше. Но, в отличие от тебя, я хотя бы начинаю понимать, когда стоит остановиться.

Теодор встал, оставляя деньги на столе, больше, чем нужно. Боковым зрением заметил, как Чарльз приподнял бровь.

— А я слишком хорошо знаю тебя, чтобы понять, что происходит. Тебя всегда тянуло к отбросам, — укол одновременно и в сторону Аластара, и в сторону Лиэрин.

— До скорого, Грэнтэм, — Тео бросил это сухо, как окончание диалога, а не прощание, проигнорировав его слова, — если хочешь поиграть – играй сам. А я больше не буду.

И развернулся, не оглядываясь. На выходе он дрогнул. Не от страха, не от сомнений, а от того, как чертовски трудно было впервые сказать "нет" тому, кто когда-то знал о тебе всё.