глаВВа 2. ВИНОВНИК
Удар.
Уши оглушил грохот. Ладья содрогнулась, разбиваемая силой налета.
Нас бросило на палубу, накрывая градом обломков.
Словно в замедленной съемке я видела, как вольдемаровская лодка разрезает наш корабль на две половины. Железный гриф ее носа вошел в деревянные борта, точно нож в масло, взрывая снежную реальность метели фейерверком из щепок.
Руки едва успели прикрыть глаза, защищая их от обломков.
Вафелька на мгновение выпала из моего обзора и все, о чем я сейчас молила наших богов — чтобы та таки-отпустила рычаг и вышла из своего испуганного ступора. Мне оставалось надеяться, что хотя бы теперь у несостоявшегося фантоша Бастет включится инстинкт самосохранения.
До ушей долетел визг, однако не Фаины – Вероники. Со стороны Фаи не было ни звука, из чего исходил печальный вывод, что Репейнина все также продолжает абстрагироваться от реальности.
Превозмогая страх быть ослепленной щепками, я оторвала пальцы от глаз.
Фаина обнаружилась возле руля, лежащая ничком, но уже, к счастью, разжавшая руки. Лицо ее отражало все ту же испуганную отрешенность, а губ не слетало ни децибела.
Девочка напоминала маленького птенца, выпавшего из гнезда матери и боязливо замершего на месте, не в силах позвать на помощь.
Зрелище это заставляло сердце обливаться кровью.
Точно угорелая, я бросилась к ней, по ходу движения вскидывая руки в призывающем пассе. Стремительный взмах – и из черных линий татуировок выступили золотистые голограммы крыльев.
Все что мне хотелось сейчас сделать — это успеть схватить ее до того, как корабль начнет падать.
Вот только времени у меня было чертовски мало.
К мгновению, когда я достигла Вафельки, ладья Сусинского как раз довершила свой акт по разрубанию нашей лодки. За какие-то пару секунд сокрушаемое судно перестало быть единым целом и превратилось в жалкие обломки. Теперь это было лишь бесполезное нагромождение досок, тотчас же утратившее свои магические свойства.
Едва последняя деревяшка по курсу сломалась под натиском чужого грифа, как превращенная в мусор ладья рухнула вниз.
Магия иссякла. Ничто больше не держало в воздухе эти разрозненные обломки.
Лодка более не подчинялась ни рулевому механизму, ни чарам богов. Единственное, чему она теперь была подвластна — это законам земного тяготения.
- Хватайся! - заорала я наперекор свистящему ветру, кидая в сторону подопечной свою ладонь.
В этот раз Вафелька меня услышала.
Ее белые пальцы схватили мое запястье так, как утопающий хватается за спасательный круг. В одном только ее движении читалось невероятное желание жить. Невероятное желание выжить. Пусть и помноженное на не дюжий страх.
Ногти испуганной девочки с невероятной силой впились в мою кожу, оставляя красные траншеи царапин. В обычной ситуации, я бы заорала от боли, поспешно сталкивая прочь причину ее появления. Но сейчас все было иначе.
Мой ум на данный момент занимала всего одна задача: приземлиться самой и приземлить живой Репейнину.
Дело оставалось за малым — раскинуть крылья в стороны и замедлить скорость нашего падения.
И вот тут-то я осознала свою фатальную ошибку.
Для планирования мне требовалось две руки. Два крыла, расставленных перпендикулярно траектории падения.
Вот только на одной из рук теперь болталась Репейнина, создавая перевес и не позволяя мне воспользоваться физикой полета в необходимой на то мере.
А время утекало, точно песок из пальцев, неумолимо приближая нас к грядущей катастрофе. Ладья продолжала падать, а вместе с ней падали и мы.
В панике, я попыталась вскинуть хотя бы одно крыло, чтобы выиграть хоть немного времени... Но никакой пользы это не принесло — нас даже не оторвало от палубы. Лишь порывом откинуло меня в сторону, заставляя сжатую в когтях руку испытать новый прилив боли.
- Схватись за ноги! - крикнула я, в надежде, что Фаина успеет услышать меня и сможет выполнить указания без промедления.
Осознавать, что большую часть пути до земли мы уже прошли — было страшно. По-настоящему страшно.
Я понимала, что если Вафелька и успеет освободить мое крыло, мы все равно уже не сможем затормозить нашу скорость до безопасного уровня. Слишком много времени мы потеряли. Слишком много метров пролетели во власти коварного ускорения.
Ногти Фаи разжались, высвобождая из своего плена израненное запястье. Правда, вместо ног, подопечная ухватилась за мою талию — обвивая ее обеими руками точно бы в цепкие объятия.
Руки наконец-то оказались в моем распоряжении. А вместе с ними на горизонте забрезжил и шанс на выживание.
Взмах, и крылья раскинулись на ветру, затормаживая наше движение.
Рывок был резким, неприятным. Поясница отозвалась ноющей болью — повисшая на талии Вафелька оказалась на самой легкой ношей.
Полет замедлился.
Мы оторвались от обломков на добрый десяток метров. Но в то же время продолжали лететь вниз с немалой скоростью. Слишком немалой, чтобы надеяться на благополучный исход при столкновении с землей.
Паника пыталась захлестнуть меня с головой, но я слишком ясно осознавала, что поддаваться ей сейчас было нельзя. Передать бразды правления страху означало бы попросту смириться со своей гибелью.
А заодно и с гибелью Вафельки, исключительно по моей вине оказавшейся на борту проклятой лодки.
Что будут говорить обо мне, если я не спасу ее? Что «она погубила свою подопечную»?..
Глаза судорожно заметались по округе, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь шанс к спасению. Любой, малейший. Пусть даже такой, что сможет выручить из лап смерти одну только Вафельку...
И о, чудо, нашли его.
С момента падения, мозг мой успел позабыть об одной очень важной детали текущего происшествия.
Мы падали не на землю.
К моменту, когда произошло столкновение, наши лодки успели выйти в пространство над прудом. И теперь обломки ладьи летели не на город, а в воду.
К великому нашему счастью даже не подернутую пленкой льда.
Мысли мои преисполнились безграничной благодарностью тепловым коммуникациям, расположенным в его недрах. С их помощью у нас появился огромный шанс выбраться из этой переделки живыми.
Теперь единственную угрозу для нас представляли обломки корабля, в том случае, если мы ударимся о них уже после падения в пруд. Но здесь, с оставшимся у нас мизером времени, оставалось только молиться и надеяться на лучшее.
Останки разбитой ладьи шлепнулись в воду за мгновение до нас, вздымая в воздух неимоверное количество брызг.
Мы еще не успели упасть в воду, как уже оказались с ног до головы мокрыми и вынуждены были задержать дыхание.
А в следующий миг мутные воды пруда приняли нас в свои объятия.
Я не чувствовала ни тепла, ни холода - лишь мокроту. Коралловая клипса продолжала исправно выполнять свою функцию терморегуляции. Единственное, о чем сейчас довелось пожалеть — так это то, что я не догадалась прихватить с собой вторую клипсу — скафандрическую. Возможно, с ней получилось бы не задерживать дыхания и продолжать работать легкими, как на земной поверхности.
Впрочем, кто знает, стала бы та работать под водой...
Хотелось взбрыкнуть, замахать руками, начиная двигаться вверх.
Но сила удара продолжала тянуть вниз, погружая нас все глубже и глубже. Она неумолимо влекла нас ко дну, заставляя следовать за останками лодки.
Я молилась, чтобы мы миновали столкновения с обломками, и после столь чудесного разрешения ситуации с падением не стали жертвой еще и подводной аварии.
Ощущения того, что мы спасены, не было.
Чувствовать себя под водой в полной безопасности не выходило.
Паника от падения с высоты сменилась на панику от утопания. Хоть и менее яростную, но все же присутствующую в немалой мере.
Вафелька уже разжала пальцы. Теперь мы тонули порознь.
Легкие горели, надутые углекислым газом. Безумно хотелось выдохнуть. И вдохнуть – уже свежего воздуха, но вокруг была лишь вода.
Жажда кислорода душила, спутывая сознание. Однако путь до ее утоления предстоял немалый – сначала требовалось выбраться из лап тяготения, влекущего нас ко дну, а потом — еще и суметь добраться до поверхности.
Я смотрела на дымчатое небо, удаляющееся от моих глаз со стремительностью погружения... и невольно начинала сомневаться в своих шансах на выживание.
Надежда на спасение угасала. Она растворялась в мутной пелене воды, удалялась в бликах белоснежного мира, оставшегося где-то там, высоко.
С каждым мгновением удерживать воздух становилось все труднее. Изо рта нет-нет да прорывались стройные колонны пузыриков. Предатели стремительно бежали прочь, тонкой струйкой улетая наверх.
Сколько еще секунд я смогу продержаться без дыхания? Хватит ли мне этого времени на то, чтобы успеть покинуть глубины пруда?
А главное, хватит ли мне на это сил?
Рука в немом жесте протянулась к свету, точно пыталась ухватиться за него. Но пальцы в отчаянном порыве схватили лишь воду.
Что я сделала не так?
Как допустила подобного развития событий?
Мне казалось, я предприняла все возможное, чтобы спасти нас... Так почему же это оказалось так сложно?
Упаднические мысли медленно подменяли истерический страх на апатию. Лишенный кислорода мозг начинал работать как-то иначе.
Хотелось сорваться с места. Броситься к Вафельке и из последних сил тащить ее наверх...
И в то же время не хотелось ничего. Силы покидали меня, будто бы резерв их резко израсходовался.
Такой конец казался глупым. И необратимым.
А потом перед глазами резко выросло серое пятно.
Силуэт человека образовался над мною, словно из ниоткуда, загораживая свет с поверхности и погружая картину моего бытия в полумрак.
Тот.
Я ясно различала в воде его бледное худое лицо. Длинный точенный нос. Седые волосы. И серые глаза, взирающие на меня сосредоточенным взглядом.
Но не могла понять — вижу ли я его взаправду, или же это игра моего угасающего воображения. Словно в тумане я наблюдала, как он приблизился ко мне. Как обе его руки протянулись в мою сторону. И как они обхватили мое лицо, притягивая к себе...
А в следующий момент ухо ощутило, как на его мочке с ударом защелкивается магнитная клипса
В тот же миг вода вокруг моей головы расступилась, образуя своеобразный пузырь, диаметром с добрую половину метра. В легкие хлынул долгожданный воздух.
Дышать. Жадно дышать — больше, чаще. Резче. Восполнить каждый миллиграмм кислорода, недополученный во время погружения.
Если ранее я даже не задумалась, как именно работают скафандрические клипсы, то теперь увидела полную визуализацию их функционирования. В отличие межпланетного пространства, вода позволяла разглядеть их свойства в самом что ни есть наглядном виде. Перед глазами буквально встала живая картина, как артефакт создает искусственную атмосферу.
Джехутинов — а теперь я уже понимала, что это и вправду он – плыл рядом.
Его мокрое лицо зависло напротив моего внутри «скафандра». Казалось, еще миллиметр и наши носы столкнуться в неловком касании.
- В порядке? - голос его звучал обыденно строго. Ни тени волнения. Ни тени сочувствия. Будто бы мы как ни в чем ни бывало разговаривали в его кабинете, и никто не тонул, никто не падал с высоты вслед за разбитой ладьей.
Я мелко кивнула в ответ.
- Выбраться сама сможешь?..
Снова кивок.
И дальше - безмолвие.
Он не уплыл. Исчез. А в следующий миг, я уже видела, как его серая фигура появляется подле темного силуэта Вафельки.
Мгновение — и вокруг головы Репейниной возник такой же пузырь.
Взгляд уловил, как внутри скафандра Фаины происходит аналогичный разговор. Только в отличие от нашей, их беседа началась с постукивания Фаи по щекам — похоже, погружение под воду моя подопечная пережила все же тяжелее, чем я.
А после — силуэты их разделились и медленно задвигались в пространстве, уверенно поднимаясь наверх.
Не желая отставать, я последовала их примеру.
****
На поверхность мы выбрались практически одновременно.
Первой на сушу вышла Вафелька. За ней — Тото Анатольевич. А далее руки последнего вытащили на землю меня.
Точнее, в сугроб.
Я хлопнулась в белую перину снега, точно мешок картошки, выволоченный из темного подвала на божий свет. Сил не было. Мотивации что-либо делать — тоже.
После всего пережитого я чувствовала только одно — усталость. И непреодолимое желание разделаться на сегодня со всеми «восходными» делами.
Зато Фаина приободрилась и выглядела вполне спокойной. А это не могло не радовать.
Мы выбрались из этой передряги.
Обе. Живые и невредимые.
Что еще нужно было сейчас для полного счастья?
Лицо заерзало, блаженно зарываясь щекой в шершавый снег.
Пожалуй - отдых. Вот в чем я на данный момент нуждалась превыше всего.
Правда, валяться в сугробе мне позволили недолго. Недовольный окрик преподавателя настоятельно потребовал моего скорейшего возвращения в вертикальное положение.
Пришлось подчиниться.
- Ну а теперь, - глаза Тото Анатольевича хищно сощурились, одаряя нас суровейшим из своих сверлящих взглядов, - я хочу услышать, что здесь произошло.
Из груди невольно вырвался тяжкий вздох.
Конечно. За радостью о спасении, мой мозг успел позабыть о таком пункте предстоящей программы, как «разбор полетов». В прямом смысле этого выражения.
Я уже собиралась ответить на поставленный вопрос, как... Вафелька вдруг выдала нечто совершенно невероятное:
- В нас врезалась ладья другой пары, - часто затараторила она, - Мы и сделать ничего не успели, как эти двое уже раскромсали наш корабль на кусочки! Им впору выдавать медаль за молниеносное уничтожение лодок!
От услышанного челюсть моя оторопело отвисла вниз.
- Погоди-ка, - пробормотала я, - Причем здесь Вольдемар с Никой?.. Под носом их ладьи мы очутились из-за твоей ошибки...
И в этот момент Фаю вдруг как подменили.
- Разве? - глаза ее хищно блеснули, а веки распахнулись настолько широко, что, кажется, готовы были выпрыгнуть из орбит, - А не из-за твоей ли ошибки мы оказались в этом проклятом пруду?
- Что ты имеешь в виду? - вклинился в беседу Тото Анатольевич.
Вафелька обиженно надула губы. К слову — переставшие быть земляничными после купания в холодной воде.
- У меня нет крыльев, - девочка уверенным движением закатала рукава одежды и продемонстрировала Тоту совершенно белые запястья, – Мне вообще нельзя было идти в этот полет.
- Но она, - палец подопечной обвинительно ткнулся в мою сторону, - Настояла на этом.
Слова Вафельки прозвучали, словно гром среди ясного неба.
Брови Джехутинова хмуро сошлись на переносице.
- Это правда? - осведомился он, оборачиваясь в мою сторону.
Небывалая строгость в его голосе пугала. Но мне и без нее было нелегко.
Я стояла и не могла пошевелиться, лишенная дара речи. Услышанное попросту выбило меня из колеи.
- Что ты такое говоришь вообще?.. - язык едва ли ворочался во рту, с трудом извергая каждый новый звук.
Моему шоку не было предела. Сказать, что я не ожидала подобного разворота событий — значило бы ничего не сказать.
Фаина же в ответ лишь подернула плечами. Отрешенно и брезгливо, будто услышала не вопрос, а отборную ругань пьяного моряка.
- Я говорю, что больше не нуждаюсь в твоем шефстве, - лаконично заявила Репейнина, - Мне не нужны наставления от человека, подвергающего опасности чужие жизни!
Подбородок ее обиженно вскинулся к небу, точно бы ставя этим жестом в разговоре жирную точку. А заодно, кажется, ставя точку и в нашей дружбе.
Взгляд Тота же становился все суровее и суровее. Казалось, еще секунда и его гнев обрушится на меня, стирая неудавшуюся утопленницу в порошок.
- Тото Анатольевич, она врет!.. - попыталась воспротивиться я.
Но тщетно.
Лицо Вафельки тотчас же исказилось в мученической гримасе.
- Вот только не надо поливать меня грязью, в попытке прикрыть свои промахи! - простонала Репейнина. - Ты облажалась, и это факт.
Она не говорила — отвешивала словесные пощечины. А я же стояла и ловила их, буквально с открытым ртом.
- Я думала мы подруги... - только и удалось выдавить мне.
На что ресницы Вафельки распахнулись в небывало широком взмахе.
- И что мне теперь, брать на себя твою вину? - возмущенно поинтересовалась Фая.
Здесь она резко сделала паузу. А затем — продолжила, но уже совсем на других интонациях.
- Знаешь, Карнова, я была о тебе лучшего мнения, - теперь уголки ее губ опечалено изогнулись вниз, - Думала, ты заслуживаешь доверия... Но нет — видимо, я в тебе ошиблась... Мне жаль.
Голова ее понуро обернулась к Джехутинову.
- Можно я пойду? - вежливо осведомилась Фаина у педагога, - Не хочу слышать, как она продолжит втаптывать меня в грязь.
Голова бога мудрости склонилась в коротком кивке.
- Иди, - согласился Тот.
Я смотрела на удаляющийся в сторону Восхода силуэт Вафельки, и едва держалась, чтобы не разрыдаться. Репейнина рассекала снежное поле, умаляясь в перспективе, а мне же... Мне же предстояло в одиночестве испытать на себе гнев Тота за вещи, которые я даже не делала.
Мысли на бешенной скорости сменяли одна другую. И в тоже время в голове было пусто, будто бы там взорвалась огромная праздничная петарда — со свистом, бумом, а после оставила за собой лишь кучу разлетевшегося мусора.
И мусор этот разгребать предстояло мне.
Я не могла понять, как это случилось. Не могла понять, что сделала не так. И чем так провинилась в глазах Фаины.
Произошедшее находилось где-то за рамками моего понимания.
Как вышло, что наша дружба рассыпалась в мгновение ока словно карточный домик?
Я рисковала жизнью, спасая ее тылы. Летела оземь. Тонула. Искала способы вытащить живыми нас обеих, вместо того, чтобы благополучно приземлиться одной.
И... Чего же добилась?
Я готова была броситься обратно в пруд, лишь бы не стоять сейчас здесь и не испытывать всей этой горечи. Цунами из негатива захлестывало меня с головой, утаскивая к куда более страшным глубинам, чем те, в которых мы побывали.
От собственного бессилия хотелось разреветься. Закричать. Рухнуть на снег.
А вместе с тем изнутри поднимался необъяснимый прилив злости. Ярость, горечь, и непреодолимое чувство несправедливости смешались в гремучем коктейле Молотова, готовом рвануть в любую секунду.
- Ну что же... - задумчиво заговорил Тот, - Опыт в роли наставника завершился для тебя не слишком удачно.
Голос Джехутинова звучал на удивление спокойно. Слишком спокойно, после всей той грязи, что вылила на мою голову Репейнина. И чересчур мягко для всего того напряжения, что раздирало меня теперь изнутри.
- Фаина сама уговорила взять тебя на борт, верно? - прищурился он.
- Откуда вы знаете?.. - оторопела я.
Тото Анатольевич издал тихое подобие смешка.
- Сложно было не понять.
Однако я все равно понимала. Взгляд мой, полный растерянности, поднялся на лицо педагога в поиске ответа.
Джехутинов вздохнул.
- Брось, это же был банальный спектакль, разыгранный почти по нотам... Разве ты не заметила, как ловко она переложила всю ответственность за произошедшее на тебя?
- Но... Зачем? - понимание ситуации продолжало ускользать от меня.
Бог мудрости озадаченно пожал плечами.
- А вот в этом уже есть часть твоей вины — если бы ты не взлезла поперек ее рассказа, единоличным виновником происшествия оказался бы Безбородский.
Здесь Тот кашлянул, уходя в недолгую паузу. А после — пустился в новый виток пояснений.
- Вдумайся: изначально ее обвинения были направлены исключительно в сторону Вольдемара. Роль козла отпущения была отведена ему. Но... - интонация преподавателя резко обросла нотами назидательности, - тут ты решила возразить против ее легенды. И у нее уже не осталась другого выбора, кроме как спустить всех собак на тебя.
Я стояла и отупело смотрела в одну точку. Сказанное педагогом ввинчивалось в мой мозг со скрипом и натугой, точно проржавевший шуруп.
Тот Анатольевич же продолжал:
- Обидные слова, выданные в твой адрес были направлены не на то, чтобы унизить или оскорбить тебя. Реальная цель у них была одна: помочь Фаине выйти из воды сухой.
- Вообще-то из пруда мы обе вылезли мокрыми... - ляпнула я и лишь секундой позже осознала, что речь шла лишь о фигуральном выражении.
Тот обреченно выдохнул.
- Я пытаюсь сказать, что это была реакция самозащиты, - подвел черту он.
Глаза мои продолжали смотреть в пустоту. Итог, выведенный преподавателем из всех рассуждений, не радовал. Но и ситуация уже не печалила в той же мере, что прежде.
- Так значит... с нашей дружбой все в порядке? - вывод немало меня озадачил.
- А это уже тебе решать, все ли в порядке с вашей дружбой, - руки Джехутинова оказались флегматично разведены в стороны.
Он старался воспроизвести этот жест с как можно большей степенью равнодушия, но я все равно улавливала в его невербальных посылах добрую долю неприязни в адрес Вафельки.
Хоть Тот и стремился показать развернувшуюся ситуацию в своего рода позитиве, не осуждать виновницу моих бед у него все равно не выходило.
Впрочем, и я сама не могла до конца разобраться в произошедшем.
- Все равно не понимаю, зачем ей было так поступать, - тяжесть век опустилась на глазные яблоки, погружая мое бытие во тьму, - Какая разница, на кого катить бочку — на меня ли, на Безбородского... Что мешало признать свою вину?
- Хороший вопрос, - пальцы Джехутинова зашлись в тактическом щелчке, - А теперь скажи-ка мне, Желя, отчего у нее не было крыльев?
Неожиданный вопрос заставил меня озадачиться, в подробностях припоминая недавние разговоры в ангаре. Перед глазами точно бы взаправду встали полумрак подвала и земляничная полоса Вафелькиной помады...
- Тетяна Себастьяновна почему-то отменила ее ритуал и... вот.
Ответ мой заставил рот Джехутинова скривиться в загадочной усмешке.
- Ритуал не отменяют беспричинно: Фаина в чем-то провинилась. И сильно. А сейчас, вероятнее всего, находится в «Восходе» на правах последнего шанса. Понимаешь, что это значит?
Ворох разноцветного мусора в моей голове поумерился. Но все же и не исчез пока что окончательно.
- Нет, - честно призналась я, провоцируя своего наставника на новый вздох.
- Происшествие на ладье должно было бы стоить ей отчисления, - пояснил Тот, - Таким образом, на одной чаше весов оказалась ее служба богам, а .на другой — дружба. И последней она предпочла пожертвовать, дабы сохранить свое место в «Восходе».
Услышанное заставило меня нервно поежиться. На душе и без того скребли кошки, активно полосующие сердце и совесть болезненными ранами.
- Но неужели не было другого выхода?.. - взгляд мой с отчаянием устремился к глазам педагога.
Но вместо эмпатии от него вновь последовал прагматизм.
- Она расставила свои приоритеты, - холодно отрезал Тот, - Пора бы и тебе расставить свои.
Вывод его заставил меня захлебнуться в горечи. Всеобъемлющей и беспросветной.
Мне казалось, что я все еще нахожусь там — в пруду. Продолжаю тонуть, лишенная сил и воздуха. Продолжаю идти ко дну, обреченно удаляясь от света.
Но уже одна.
Только-только я обрела в стенах «Восхода» настоящего друга. Чуткого, доброго, понимающего меня... Как вся наша идиллия в миг рассыпалось прахом.
А все из-за моей треклятой ошибки.
Мозг не переставал корить себя за неурочное влезание в разговор. За те несколько поспешных слов, сорвавшихся с языка и перечеркнувших все намертво.
Эх, если бы я промолчала. Если бы не заступилась за Вольдемара, все бы сейчас было в порядке. Все было бы как прежде и Фая бы осталась моим другом.
Я ведь сама поставила нашу дружбу на вторую чашу весов. Сама спровоцировала Вафельку на весь негатив в свой адрес.
Сама... Сама... Сама...
Бог мудрости, тем временем, явно решил добить меня, расщедрившись на еще один «комплимент»:
- А будь ты чуть сообразительнее, ты бы самостоятельно смогла разглядеть ее игру.
И хотя сказано это было без явной подоплеки, прозвучало оно все равно обидно.
- Вы сейчас пытаетесь сказать, что я — глупая, да? - впрочем, пожалуй это было именно то, что следовало бы услышать от него по завершению данного происшествия.
- Нет, - Тото Анатольевич отрицательно покачал головой, - Я лишь хочу сказать, что вы мыслите по-разному.
Лицо педагога отвернулось в сторону, задумчиво уводя взгляд к темным водам пруда.
- Смотрела ты фильм про Электроника? Там был отличный момент, где мальчик-андроид пытается играть в хоккей... И когда в его руках оказалась шайба, он отправил ее к воротам через все поле по самому короткому пути — по прямой.
- Логично, - пожала плечами я.
- Вот только шайба своей цели не достигла, - уголки рта Джехутинова приподнялись в странном подобии улыбки, - Ее перехватили. Пока она летела свой гигантский путь, ее успели увести противники. Потому что в хоккее, чтобы забить гол, нужно продумать план действий. Стратегию. Ломанную траекторию – от участника к участнику. И передавать снаряд по ней – только тогда у него будет шанс оказаться в воротах.
Тото Анатольевич примолк, точно бы давая мне время на осмысление своих слов.
- Так вот, ты мыслишь линейно, максимально упрощая все возможное. Иными словами, бьешь по шайбе в направлении «прямо». А она продумывает пасы. Ее игра — процесс запутанный и многоуровневый. Ты же не играешь. Скорее, просто ударяешь по цели в попытке попасть в нее.
- Это...плохо?
- Это нормально. Именно поэтому вы в разных командах. Вы разные. Ломанные траектории нормальны для детей Бастет. Равно как и для моих — линейное мышление, направленное на примитивизацию процесса.
Рассуждения Тота звучали успокаивающе. Но ум мой снова продолжал искать в них подоплеку.
- Вы хотите сказать, что я никогда не буду мыслить, как Вафелька?
- Я хочу сказать: развивайся. И только тогда ты сможешь видеть чужие пасы.
Рука его скользнула к переносице, чинно поправляя серебристую оправу.
- А над наказанием за твой проступок, я подумаю позже.
На меня точно бы в очередной раз обрушился ушат ледяной воды. После всего, услышанного от преподавателя, последнее имело крайнюю степень неожиданности.
- В смысле, наказанием? - изумлению моему не было предела, - Вы ведь сами сейчас говорили, что единственный виновник всей этой каши — Вафелька.
Тото Анатольевич отрицательно покачал головой.
- Отнюдь. Ты все же поддалась ее уговорам и пустила на ладью. А делать этого было нельзя.
- Но...
- Как бы то ни было, на твоих плечах лежит вина за нарушение правил, - интонация преподавателя резко ужесточилась, вновь уходя к сердитым нотам, - Пассажир без крыльев — непростительная халатность. Твоя подопечная могла бы запросто погибнуть в этом полете, поэтому скажи спасибо, что я не стану выгонять тебя за эту ошибку.
Настроение, едва просветлевшее после предыдущих бесед, снова стремительно омрачилось.
День напоминал синусоиду — душевные подъемы чередовались с падениями в тартарары. Разве что длительность последнего состояния казалась мне преимущественно большей.
Пустота. Внутри была пустота. И давящее чувство вины, покоящееся в эмоциональном вакууме, точно дрейфующий айсберг.
В попытке хоть как-то отвлечься от происходящего, я решила узнать, который час, и опустила руку в карман. Пальцы извлекли из мокрых джинс старенький телефон с черно-белым экраном.
Правда, теперь, этот экран не имел вообще никакого цвета. После длительного купания девайс отказывался подавать даже малейшие признаки жизни. Вода напрочь убила механизмы в кнопочном мобильнике.
Допотопный телефон утоп, сколь бы уморительно это ни звучало.
Вот только мне сейчас было откровенно не до шуток.
Даже телефон, проклятый телефон решил покинуть меня в эту нелегкую минуту.
Даже он бросил меня одну.
- Да чтоб тебя! - рука со злостью швырнула бесполезный девайс под ноги.
Но и этого мне показалось мало.
Подошвы яростно запрыгали по бесполезному куску железа, в тщетной попытке расколотить его.
Вся злость, все разочарование, все, что накипело за сегодняшний день, выливалось в срыве на утопшем мобильнике.
Ударю Удар. Еще удар.
Ноги в отчаянии били по пластиковому корпусу, но тот уверенно держал оборону, и лишь сильнее втаптывался в снег с каждым их ударом.
- Прекрати! - истерия моя заставила Тота обозлиться, - Нашла причину!..
Руки педагога грубо схватили меня за шиворот, насильно оттаскивая от злосчастного девайса.
- Скажи спасибо, что это был сего лишь старый кирпич, - огрызнулся преподаватель, - а не дорогой смартфон со всеми современными наворотами.
Кажется, этой фразой Тот надеялся отрезвить меня, играя на контрастах. Вот только упоминание о новомодной технике заставило меня взвыть с новой силой.
- Да если бы не служба вам, у меня и был бы нормальный смартфон!
Нога попыталась дотянуться до «старого кирпича», но хватка Джехутинова оказалась железной. Носок ботинка лишь качнулся в воздухе, отвешивая девайсу злобный воздушный пинок.
- Если бы я не была с вами на ладье в ту ночь, паршивец Сета не стащил бы мой телефон, и мне не пришлось бы ходить с этой развалиной!
Мне было плевать уже на все. На свои слова. На все, что происходит извне. Совершенно на все.
Я видела, брови Джехутинова грозно сходятся на переносице. Видела, как пунцовеет его лицо и медленно раскрывается рот, в порыве обрушить на меня бурю за все сказанное.
Но меня неумолимо несло дальше.
- Будь проклят этот ворюга Леха! И чертов псих Пульсар, приведший его в «Закат»!..
Вдох. Дефицит воздуха в легких заставил меня прервать мою гневную тираду.
Я догадывалась, что пауза, взятая мной, станет моим концом. А возможно, и началом — моего отчисления из «Восхода».
Потому что в это короткое мгновение тишины, Тот перехватит инициативу разговора в свои руки. И мне достанется за каждый звук, слетевший в истерике с моих губ. За каждое опрометчивое слово, прозвучавшее на берегу этого пруда.
...но бури не последовало.
Тото Анатольевич отчего-то замер, рассеянно глядя мимо меня.
- Что ты сейчас сказала? - настороженно произнес он.
Лицо его вытянулось, становясь еще более худым и длинным. Впалые щеки педагога приобрели неестественно бледный цвет.
Подобная реакция показалась мне странной. Слишком разительными были все эти перемены. И слишком уж нетипичным было для него подобное поведение.
Бога мудрости словно подменили. Будто бы он сам вдруг превратился в фантоша, и в его тело сейчас кто-то вселился, сменяя знакомую личность совершенно неизвестным индивидом.
Но и это оказалось лишь началом странностей.
Потому как в дожидаться ответа преподаватель не стал.
- Мне нужно побыть одному, - коротко выпалил он в сторону.
И исчез, оставляя меня в полном одиночестве.
Будто бы рядом никого и никогда не стояло.
Темные воды пруда подрагивали в ряби. Ветер вновь набирал свою силу, округи проспекта метелью. Я слышала его завывания. Ловила лицом колючий снег и бесцельно смотрела куда-то под ноги.
В шаге от меня покоился приказавший жить мобильник. Между его серых кнопок проглядывал забившийся снег.
Уже и сама не понимая зачем, я наступила на пластиковый корпус девайса. Без злости. Без намерения расколотить его. Действие выполнялось совершенно механически. Как в тумане.
Словно потерянная я поднесла подошву к мобильнику...
И огромному к удивлению услышала тихий треск.
Нога оторопело сдвинулась в сторону, открывая взгляду источник шума.
По немигающему экрану расползалась обширная трещина.