Глава 2
— ... У дочери через два месяца совершеннолетие и она поклонница вашего творчества. Признаться откровенно, мне тоже по душе ваши... картины, — статный мужчина с седыми висками недвусмысленно бросил короткий взгляд в декольте. — Но хотелось бы чего-то особенного.
— Например? — пытаюсь изобразить заинтересованность, двумя пальцами вращая тонкую высокую ножку бокала с мартини.
— Вы могли бы написать её портрет? — он протягивает фото широко улыбающейся, красивой девушки.
Пару секунд смотрю на фото, отмечая идеально круглый контур лица, румянец и пухлые — видимо, от природы — губы.
— Красивая.
— Да, Келли — моё сокровище, хотелось бы её порадовать. Есть лишь одно пожелание — чтобы на полотнах она была с парнем, — протягивает ещё одну фотографию. Высокий парень с потрясающе серо-зелеными глазами, белоснежной улыбкой и длинной копной непослушных волос. — Это Кевин, мой сын. Он погиб два года назад. Они с Келли были очень близки, и очень хотелось бы снова видеть их вместе. Хотя бы на картинах...
— О... Сожалею о вашей утрате, но я не изображаю мужчин на своих картинах, — отодвигаю фото в сторону, понимая, что заказ сорвался.
— Десять тысяч.
— Нет, простите, Аарон, вынуждена отказать.
— Двадцать.
— Я не...
— Пятьдесят, — поперхнувшись, удивленно смотрю на него. Нет, конечно, я знаю цену себе и своим работам, но такие деньги заставляют пересмотреть собственные принципы.
Заметив смятение, мужчина протягивает чек, пользуясь моим секундным колебанием.
— Здесь половина, остальное — после завершения работы. Удачи Вам и вдохновения. К сожалению, мне пора, прошу прощения, — расплатившись за ужин и по-джентльменски поцеловав тыльную сторону ладони, Аарон уходит, окинув напоследок недвусмысленным взглядом. Ох уж эти Нью-Йоркские банкиры. Чего-чего, а хватки и настырности им не занимать.
Напряженно выдохнув, залпом допиваю мартини, сверля глазами полоску бумаги с баснословной суммой. Деваться некуда, сомнение сыграло против меня, придётся браться за работу. Но как? Признаться, пару раз, еще в начале творческого пути, я пыталась рисовать мужчин. Но с ними было сложнее, чем с девушками. Они не являлись в воображении, приходилось использовать натурщиков. Ну, а после бурного двухлетнего романа и не менее бурного расставания с Полом, я окончательно возненавидела весь мужской род, и забросила все полотна с изображениями мужчин в темный угол. Да, я не лесби. Да, у меня был парень. Да, он оказался редкостной скотиной.
Отбросив в сторону дурные мысли, решаю, что справлюсь. Это своего рода вызов, и я не намерена проигрывать. Да и сумма заказа стала немаловажным звеном в этой цепочке размышлений. Тут же, купив в ресторане пару бутылок красного вина для посетителей галереи, направиляюсь к выходу, перебирая в телефонной книге номера знакомых художников, способных помочь с выбором натурщика. О, Чарли, он будет как раз кстати.
Чарли — отличный художник, но фрик редкостный. Не счесть, сколько раз я вытаскивала его из полукоматозного состояния и подставляла плечо, когда он прибегал плакаться об очередном парне, отвергшем его любовь. Именно этот чудак помог с переездом в Лондон. Именно он наставлял на нужный путь в минуты сомнения. Именно он помог открыть галерею и искренне радовался, когда меня заметили и дела пошли вверх. Единственный мужчина, которого я искренне люблю.
— Эй, Чарли, привет! — выхожу из ресторана, придерживая одной рукой бутылки с вином, а другой телефон. — Есть дело, дорогуша...
Не успеваю догооврить как мужская фигура едва не сшибает с ног, отчего бутылки вылетают из рук и со звоном падают на тротуарную плитку, окатив белоснежную блузку кроваво-красными каплями.
— Я перезвоню, — нажимаю «отбой» и устало вздыхаю. — Супер. «Отличное» завершение «отличного» дня.