Тэянг

Глава 13
Мапо-гу


Я хмуро уставился на Пака, который сидел на краю моего матраса. В своем стремлении походить на бездомного он добился максимальных успехов, и тем страннее выглядела его идеальная стрижка: нас теперь всегда поддерживали в форме, потому что много снимали. Серьезно, как это вообще работает, почему стилист не видит его идиотскую бороду?!
– Пришел извиниться, – сказал Пак.
У меня от гнева в глазах потемнело.
– Серьезно? За две недели времени не нашел, но тут выдалась минутка?
Он блекло усмехнулся:
– Не хотел мешать тебе злиться.
– Самая тупая отговорка в истории. Тебя что, волки воспитывали?
– Типа того. Слушай… Мне очень жаль. Я годами мечтал почувствовать хоть что-нибудь хорошее, а тут ты со своим ненастоящим голосом. Я понял, что это мой шанс увидеть Лиса. Надо просто оказаться рядом, когда он к тебе придет за платой. Честно, не знаю, о чем я думал, просто увидел шанс и…
– Так, все. – Я встал и пошел умываться. – Проваливай, а то я сейчас тебе еще раз врежу.
Я захлопнул дверь у него перед носом и полез в душ.
– Мне правда жаль, – сказал в запертую дверь голос Пака.
– Пошел ты! – заорал я, перекрикивая шум воды, и на этом разговор закончился.
Как ни странно, мне полегчало. Я немного пришел в себя от отупения, в котором пребывал две недели, заново нашел в себе силы злиться на Пака и пронзать его мрачным взглядом при каждой встрече (кроме тех моментов, когда нас снимали на видео) и заодно заметил, что подготовка к концерту идет не так круто, как мне казалось из глубин хандры.
У Линхо был тихий конфликт с хореографом: он хотел больше импровизировать, она предпочитала отработанные до автоматизма движения, он хотел необычных номеров, она не хотела рисковать, когда в группе новый участник. Если честно, я не особо понимал, в чем его проблема: я и трех шагов не мог выучить без мучений, а он с полпинка запоминал любую связку. Хореограф круто все придумывала, ну чего ему надо?
Джо испытывал те же проблемы, но с рэпом: он принес тренеру по вокалу чуть измененные версии своих рэп-соло, тренер сказал, что было и так хорошо. Пак, наоборот, делал ровно столько, сколько от него требовалось, и ни крупицей больше.
Ну, если он пять лет не чувствовал радости, неудивительно, что он настолько депрессивный, через пять лет и я такой же буду. Я постарался передать ему свои мысли взглядом. Он, как ни странно, сразу почувствовал и вяло обернулся, доказывая, что две недели игнорировал мои взгляды нарочно.
– Пак, в очередной раз: если ты красавчик, это не значит, что можно не стараться, – сурово сказала хореограф в перерыве одной из репетиций.
Я чуть в голос не заржал и, подобравшись к Паку, прошипел:
– Она бы упала, увидев, какой ты красавчик на самом деле.
– Не нравлюсь? – прохладно спросил Пак, скосив на меня воспаленные глаза.
– Ты бы сейчас и отцу родному не понравился.
– Я ему и так не нравлюсь, – утешил меня Пак, но на следующий день пришел без своей жуткой бороденки.
– Так лучше? – поинтересовался он, пока мы разминались перед танцевальной репетицией.
– Не особо, – соврал я.
– А так? – спросил Пак через день, определенно причесавшись.
– Ты реально думаешь, что я тебя прощу, если ты начнешь причесываться?
– Думаю, ты меня и так простил.
У меня челюсть отвисла.
– Ты вот таким слабаком меня считаешь?
– Нет, конечно. – Пак покрутил рукой, разминая плечо. – Просто ты добрый. Я все про тебя понял, когда ты бросился подавать Бао воду после их с мужем разборки, а потом сказал, что готов уйти из группы, чтобы ее не били. – Он начал крутить рукой в другую сторону. – Ты джентльмен.
– Ты говорил, я аллигатор.
– Джентльмен-аллигатор. По-моему, звучит довольно лестно.
– Ты вообще не умеешь извиняться, да?
– Знаю. – Он посмотрел на меня. – Просто поверь, что мне жаль. Лис к тебе и так пришел бы, он всегда приходит за платой, но…
– О, и так пришел бы, то есть ничего страшного?!
– Парни, хватит шептаться, – добродушно буркнул Джо. – Идите в коридор и поорите уже друг на друга – у вас, похоже, накопилось.
– Нет уж, давайте репетировать. Джо, врубай трек, – сурово сказал я.
– Я тебя помню еще вот такусеньким, – умиленно сказал Джо, показывая рукой размер не больше Иссумбоси, который отправился навстречу приключениям в чашке. – Только кланялся и лепетал, а через две недели смотрите-ка. – Джо изобразил какого-то карикатурного рэпера. – «Йоу, Джо, врубай трек!»
Радость почти пробилась сквозь слой апатии, но все-таки не смогла. Так, наверное, ощущается фантомная боль в отрубленной конечности: я хотел засмеяться, но не помнил, как это сделать, и вместо этого начал по заветам Линхо вытанцовывать свою печаль, потому что Джо в самом деле врубил трек.
«Прости», – одними губами сказал Пак, поймав мой взгляд.
И в этот момент я, как последний идиот, действительно его простил.

– У них всегда так? – спросил я у Пака после репетиции, кивнув в сторону Линхо.
Тот рассказывал хореографу про очередную задумку, а она сурово качала головой. Я услышал обрывок ее фразы: «Еще раз начнешь это, и я попрошу продюсера тебе объяснить, кто тут ставит танцы», после чего Линхо как ветром сдуло. Видимо, пошел оплакивать свою карьеру хореографа в туалете.
– Ага, ничего нового, – сказал Пак. – Линхо – трус, он годами не может отстоять право ставить номера.
О, я отлично знал, каково быть трусом. Мне стало жаль Линхо – снаружи классная оболочка с розовыми волосами, а внутри – море печали, которую приходится выражать через танец. Поэтому я отправился в туалет и не удивился, когда нашел там рыдающего около раковины Линхо.
– Ты должен поставить хоть один танец для шоу, – твердо сказал я. Линхо запустил в меня пластиковую бутылку с жидким мылом, но я вовремя пригнулся. – Слушай, твои импровизации, когда ты бьешь кулаком по полу или ползаешь, будто тебе сломали ноги, – это безумно круто. Ты – лидер группы, так пойди и…
– А знаешь, почему меня им назначили? – заорал Линхо и начал тереть глаз – видимо, чтобы не плакать. – Потому что я делаю то, что мне говорят! Не все такие, как ты! Но я не могу, когда каждый поворот головы надо утверждать, хочу танцевать по-своему, а не как дрессированная собака!
– Может, тебе свое танцевальное шоу поставить? – робко предложил я, за что в меня полетела бутылка жидкого мыла с соседней раковины.
– Нам запрещено выступать не в рамках группы! Тебе тоже, ты контракт читал? Мне даже батлы запрещены, а я их обожал больше всего на свете! Все, отстань. – Он яростно начал плескать воду в лицо. – Выйди прямо сейчас, а то тут еще есть что швырнуть.
Я вздохнул и вышел. Танцы мы продолжили ставить по плану хореографа.
Словом, подготовка к концерту у нас шла как у музыкальных групп в фильмах про музыкальные группы: все ругаются, наезжают друг на друга, устают и работают по двенадцать часов в день. Я вяло ел, спал без снов, и жизнь удивительно напоминала мои дни в кафе.
– Ты ведь из Сеула, так? – однажды спросил Пак. – И твоя мать тут живет?
– Да, – осторожно сказал я, чувствуя подвох. Как ему теперь доверять?
– Нам же сказали, что у нас свободный вечер. Пригласи меня в гости.
Я вытаращил глаза. Да ни за что! Пак из «Тэянг», как бы отстойно ни выглядел и каким бы козлом ни был, привык к роскоши. Район Мапо-гу точно не для него. Я часто созванивался с мамой и знал, что переезжать она отказалась. Концерн предлагал помочь с поиском съемной квартиры, но она сказала, что любит эту.
– Не могу, – фальшивым голосом ответил я. – У меня…
– Дай угадаю: у тебя нет ключей, а мать в отъезде.
– Да! – обрадовался я. – Я их… Я их оставил домработнице, а она сегодня не в городе.
«Зачем я опять вру? – в ужасе подумал я. – Можно было остановиться на слове „да“».
– Хён, – сказал Пак, – если бы у тебя были апартаменты премиум-класса, вряд ли ты заключил бы сделку с оборотнем. Забей и пошли, у тебя точно есть ключи.
Я выдавил невеселую улыбку:
– Ключей реально нет. Но мама теперь на складе не работает. Сейчас сколько, восемь? Она, наверное, дома. Только… Слушай, тебе там не понравится.
– Мне вообще мало что в жизни нравится. Диктуй адрес и звони матери.
Одна из крутых машин на парковке оказалась машиной Пака.
– На ней не поедем, – сказал я. – Угонят.
Пак махнул рукой, будто это не имеет никакого значения. Я с опаской залез на пассажирское сиденье – в такой шикарной тачке я сидел всего раз в жизни, когда Бао везла меня с прослушивания. Кресла из бежевой кожи, на них и сесть-то страшно!
Доехали мы удивительно мирно – слушали радио, обменивались ничего не значащими фразочками. Я посматривал на Пака и думал, почему так легко простил его за то, что он втерся ко мне в доверие ради встречи с Лисом. Может, я правда тюфяк, а может, меня грело, что у меня есть с кем-то общий секрет. И еще вот что: большую часть времени у него были глаза человека, который в свободное время гуглит, как сделать петлю на веревке, и это мне не нравилось. Хоть бы он нашел способ прижать Лиса и вернул себе способность радоваться!
– Мама сказала, что приготовит острую курицу, – сказал я. – А это…
– …Лучшее средство от стресса. Я помню.
Мама открыла нам дверь, и я охнул. Как же она хорошо выглядит, когда не работает ночами и не волнуется о деньгах!
– Хён, родной. – Она обнимала меня и смеялась, а еще, кажется, немного плакала. – Какой же ты красивый! У тебя все хорошо? Ты похудел!
– Все хорошо, все хорошо, – повторял я как заведенный и цеплялся за ее майку до судорог в пальцах. – Мама, это Пак из «Тэянг».
Судя по внезапному румянцу на маминых щеках, он выглядел потрясающе, как и положено Паку из «Тэянг». Я только сейчас заметил, что для похода он приоделся: белоснежная толстовка, идеальные джинсы.
Как ни странно, Пак оказался отличным гостем. Он передавал блюда обеими руками, учтиво расспрашивал маму о новой работе, не курил, хвалил мои успехи и восхищался уютом в нашем доме. Сначала я подумал, что это издевка, но, похоже, он действительно получал удовольствие. Я старался не расстраиваться из-за того, каким счастливым чувствовал бы себя, если бы мог, и просто смотрел на них. Мама сияла и все время касалась моей руки, будто не могла поверить, что я действительно здесь, Пак улыбался и так искренне обсуждал с мамой подробности работы в туристической фирме, будто завтра сам пойдет туда наниматься.
– Ну и где тут твоя комната? – спросил Пак, когда ужин закончился.
– Это не то чтобы комната, – промямлил я. – Тут две комнаты: мамина и гостиная, а я обитаю вот тут.
Я подошел к шторке в углу и отдернул ее: там были мой шкаф и матрас. И… Я торопливо задернул штору. Фальшивые кубки Лис создал, а плакат с «Тэянг» убрать не мог? Я зашипел от досады, но Пак уже заметил и отдернул штору снова.
Какое-то время мы стояли, молча созерцая плакат. Даже на нем Пак теперь выглядел обычным, просто младше, чем сейчас. Потом я вспомнил кое-что еще и с опаской заглянул в свой шкаф. Коробка, увы, была на месте, и я быстро захлопнул дверцу.
– Ты был нашим фанатом, – пробормотал Пак.
– Не то чтобы фанатом… – привычно соврал я, но Пак меня перебил:
– Не ври, у тебя всего один плакат. Но твоя мама, похоже, не помнит, что ты любил «Тэянг». Так?
Я мрачно кивнул. Она счастлива, это главное, но все равно больно, что она не помнит нашу прежнюю жизнь.
– Как я не догадался, что ты наш фанат… Почему не сказал?
– Да вы же их презираете! Они какой-то второй сорт, который надо дурить ради денег!
– Ну ты так заразительно треплешься с фанатами в интернете, что я готов пересмотреть свое мнение.
К счастью, отвечать не пришлось – мама позвала нас пить чай.
На прощание я пообещал маме, что буду больше есть, – еще одна ложь, – а потом решил показать Паку свою улицу: хотелось проверить, действительно ли он способен оценить Мапо-гу или притворяется. Был жаркий летний вечер, и улицу наполнял знакомый треск старых осушителей воздуха, к которому иногда примешивалось то жужжание проносящейся мимо пчелы, то шум автомобильных колес, то бормотание телевизора. А потом я услышал в конце улицы еще один звук и дернул Пака за футболку.
– Идем быстрее! Любимая песня деда играет!
Он послушно ускорил шаг, и еще до начала второго куплета мы стояли перед хибарой деда Кима. Эту грустную песню он слушал на кассетнике очень часто, особенно вечерами: «Энджи» европейской группы «Роллинг Стоунз». Я приник к знакомой стене у окна и закрыл глаза, снова почувствовав, как же я люблю музыку.
– А, соседский парень, – протянул дед Ким, выглянув из окна.
Я забыл показать Паку, как надо скрываться, и он торчал перед окном прямо на виду.
На Пака дед тоже глянул, но не узнал: похоже, телепередачи про поп-звезд он не смотрел.
– Как тебе «Энджи»? – спросил я, когда дед зашаркал обратно в глубину своей захламленной комнаты и заиграла другая песня.
– Тоска, – лаконично ответил Пак, и я повел его взглянуть на кафе, где проработал три года.
При виде кафе меня охватила ностальгия такой силы, что даже Пак заметил.
– Тебе так нравилось резать овощи?! – не поверил он.
– Нравилось радовать людей, наверное. Смотреть на них, придумывать, как угодить им: кому улыбнуться, кому окно открыть, кому телик включить.
Пак молча глянул на меня и зашел так, будто входит в дом уважаемых людей: почтительно наклонив голову на входе. Я зашел следом, весь сжавшись от того, какой знакомой была поверхность двери, которую я толкнул.
В кафе почти не было посетителей, хотя время ходовое – половина девятого, еще полчаса до закрытия. Люди, выпивающие в барах неподалеку, частенько заходили к нам по пути из одного заведения в другое. Но, переступив порог, я понял, в чем проблема. Обычно гостей встречало мое улыбающееся лицо: я стоял за стойкой лицом ко входу, занимался какими-нибудь мелкими делами и ждал, когда же кто-нибудь придет. А сейчас видно было только край толстой щеки босса, который даже не оторвался от мытья сковородки, чтобы поприветствовать вошедших.
– Здравствуйте, босс, – сказал я.
Его лицо озарилось такой радостью, что я глазам не поверил.
– Хён! – воскликнул он и заспешил к стойке, вытирая руки полотенцем. – Ты вернулся?
– Я… Нет, я просто зашел. Вы не слышали, что меня взяли в группу?
– В группу? – удивился он. – А! Ты тогда на какое-то прослушивание хотел пойти, я еще не отпустил тебя. Взяли все-таки?
– Стойте, вы что, телевизор не смотрели?
– Когда включаю, то спортивный канал, – сердито ответил он, глянув на выключенный телевизор в зале почти с ненавистью. – Это ты там вечно гадание устраивал, кому из посетителей что понравится. Слушай… Если вернешься, я тебе зарплату подниму. На двадцать процентов! На тридцать!
Я удивленно смотрел на него и думал, что, похоже, Лис постарался только с маминой памятью. Босс помнил, что никакой я не великий классический исполнитель. От этого я почувствовал что-то настолько особенное, что перегнулся через стойку и обнял его.
– Спасибо за все, – выдавил я. – Найдите хорошего помощника: с клиентами вы общаться совсем не умеете.
– А может, вернешься? – пробурчал босс, не делая попытки освободиться. – Я вижу, ты поднялся, в парикмахерскую дорогую сходил, но я тебя сразу менеджером сделаю.
Я разжал руки, поклонился и выскользнул за дверь, чтобы совсем не расклеиться. Пак вышел следом за мной и впервые за вечер достал из кармана вейп.
– Какая дыра! – пробормотал он, выдувая клубы пара. – Прямо… забегаловка.
– Ой, прости за стресс, – огрызнулся я, но Пак помотал головой.
– Не, я имел в виду, что если б тебя забыли на Марсе, как в том фильме, ты бы сказал: «Ой, ну ладно, тут вроде неплохо». Идем искать тачку? Хотя мне кажется, ты был прав и местные банды уже разобрали ее на детали.