Тэянг

Глава 7
Cказки дедушки Ю


Знаете, как бывает: выплываешь из сна с чувством, что классно отдохнул. Ерзаешь на матрасе, сладко ворочаешься, думаешь, как приятно греет ногу бок кота. А потом вспоминаешь, что кота у тебя нет.
Ладно, может, у вас такого не было – у меня до того утра тоже! Я подскочил как ужаленный и уставился на человека, который сидел на краю матраса. С трудом вспомнил, что этот опухший взъерошенный тип с вейпом – Пак Ин Сон. Вчера он обкуривал комнату паром с запахом дыни, сегодняшний скорее напоминал малину. Да что за наглость!
Обнаружив в своей комнате настоящего шикарного Пака, я бы от счастья рухнул с инфарктом, но парень с вейпом выглядел таким помятым, что это снижало градус пафоса до нуля.
– Ты маньяк? – хрипло спросил я. – Убиваешь людей во сне?
– Пока только примериваюсь, – лениво ответил он и толкнул мою лодыжку коленом.
Именно колено я сквозь сон и почувствовал, а за кота принял, потому что штаны на Паке были из какой-то удивительно мягкой дорогой ткани. При виде нежно-зеленой футболки я нахмурился – помнил ее по какой-то танцевальной практике, которую показывали в соцсетях группы.
– Ты правда Пак? Но почему тогда… – начал я.
Пак тут же встал и убрал вейп в карман.
– О нет, ты исчерпал лимит вопросов, пройди уровень заново. Я просто зашел тут все прокурить, чтобы Бао бесилась, типа это ты дымишь.
– План – блеск, – буркнул я. Разочарование придало мне смелости.
Пак холодно поднял брови – похоже, моя наглость его удивила. А сам-то!
– Сейчас пять тридцать, ты бы поторопился. Вокал – в шесть, о чем ты, конечно, узнал бы за ужином, если бы заметил расписание в столовой.
Я бросился в душ: а вдруг он не прикалывается? Когда я вернулся в комнату, Пака не было, только в воздухе висел запах химической малины. Я одевался и думал: «Может, раньше я его просто идеализировал?» Но как не верить своим глазам?! На плакатах, фотках и видео это был реально другой человек, и единственное объяснение заключалось в том, что у меня поехала крыша, ведь никто больше проблемы не замечает. Я выскочил из комнаты, чтобы не ждать, когда придет Бао.
Пак не соврал: в столовой уже сидели все члены группы, а у двери висело огромное расписание, мимо которого я вчера проскочил не глядя. Обстановка была мрачная, как на собрании анонимных алкоголиков, и я впервые заметил, что никто тут не залипает в телефонах. Выходит, его не только у меня отобрали, поэтому расписание и вывешивают на бумаге. Оно гласило:
06:00–08:00 – вокал (Х 323, ПЛД 306)
08:00–11:00 – хорео (Х МЗ, ПЛД БЗ)
11:00–14:00 – хорео общая, БЗ
14:00–15:00 – обед, отдых
15:00–18:00 – вокал общий, 306
18:00–21:00 – хорео живой звук, БЗ
21:00 – ужин
С ума сойти! Четырнадцать часов, как мои две смены в кафе!
– Вы всегда так пашете? – не поверил я.
– Перед релизом, – улыбнулся Джо и бодро похлопал по столу. – Садись, Хён, еду тебе уже принесли.
Это было так дружелюбно, что я решил: видимо, Джо планирует воткнуть мне нож в спину. Общение с группой напоминало какой-то детектив, где я расследую собственное, еще не состоявшееся убийство, так что все реплики я мысленно вкладывал в папку «Дело», как копы в кино.
– А что в расписании в скобках написано? – спросил я, забрасывая в рот какую-то безвкусную незнакомую крупу. Кормили тут скудно. Похоже, насчет поддержания веса Пак не шутил. – Буквы, цифры?
– «БЗ» – большой зал, «МЗ» – малый зал, – тут же ответил Джо, чем только укрепил мои подозрения. – Еще там первые буквы наших имен и номера кабинетов. Тебе сейчас в триста двадцать третий.
На фоне этой подозрительной доброты я даже на Линхо глянул с симпатией – тот жевал, угрюмо посматривая в мою сторону. Приятная стабильность! А Пак на меня вообще внимания не обращал, так что мое желание поблагодарить его за то, что спас меня от позора, разбудив вовремя, исчезло без следа.
Тренером по вокалу оказался меланхоличный пожилой мужчина. Он два часа отрабатывал со мной вокальные техники, которые нужны для исполнения «Не влюбляйся», и я устал куда больше, чем если бы действительно пел своим голосом. Он объяснял всякие классные нюансы, голос их немедленно исполнял, тренер восхищался, как быстро я схватываю, и два часа тянулись как вечность. Когда пришла Бао, тренер сказал ей, что я – «профессионал классической школы», велел исполнить при ней все, чему мы научились, и удалился.
Идеально накрашенная Бао похвалила меня и отвела в танцзал с зеркальными стенами. Там меня ждала хореограф в кепке и рубашке – не той, что на прослушивании, но все равно клетчатой.
– Я упростила танцевальную связку, теперь называю ее «связка для самых убогих», – заявила она, когда мы закончили разминку. – Справится даже бревно вроде тебя. Парням я уже показала, они отрабатывают. Ну, поехали.
Вот тут я и встретил свою погибель. Я думал, худшее испытание – скука длиной в два часа – уже позади, но куда сложнее оказалось видеть в зеркале чучело, которое определенно не справлялось даже со «связкой для убогих».
Движения и правда несложные, но их было так много, что я не мог запомнить порядок, не попадал в музыку, а уж о том, чтобы красиво двигаться, даже мечтать не приходилось.
– Макнэ, ты безнадежен, – сказала хореограф через час. – Без всяких преувеличений.
Очевидно, продюсер был прав: как бы я ни пел, на выступлении перед большими боссами меня это не спасет. Визитная карточка поп-групп в нашей стране – идеально синхронные танцы, и огородное пугало на сцене никому не нужно, как бы оно ни пело. Хореограф упорно повторяла со мной движения, но факт оставался фактом: я готов был заплатить своему отражению в зеркале, чтобы никогда больше не видеть его танцующим.
Три часа спустя я весь взмок, ноги дрожали, а время при этом прошло, считай, бесполезно: связка вызубренных движений не сделала из меня танцора. Я пришел к остальным в большой танцзал, хореограф выстроила нас перед зеркалом, и мы попытались станцевать весь номер целиком. Лично я сбился через пять движений, минуты две восхищенно смотрел, как танцуют остальные – улетно, – а под конец песни под убийственным взглядом хореографа снова вступил и закончил одновременно со всеми. В зале воцарилась тишина, которую, наконец, нарушил Линхо.
– Какой кошмар, – выдохнул он почти с восхищением.
Я не обиделся – «кошмар» это еще мягко сказано.
– Меня выгонят, – искренне сказал я, после каждого слова делая паузу, чтобы отдышаться. – Простите, что так вышло.
– Не простим. Ладно, что уж не танцевать, раз собрались, – вздохнул Линхо и поправил темные очки.
Он был в них с начала тренировки, будто хотел показать, что танец легкий, даже очки не упадут. Зачем ему вообще очки на тренировке?! Чтобы самого себя красотой в зеркале не ослеплять? Я злорадно глянул на Пака – при его нынешнем виде самым красивым участником автоматически становился Линхо. Вот уж кто себе точно пластику сделал! Ровный нос, идеальный разрез глаз – хоть в кино показывай. Пак словно прочел мои мысли и закатил глаза, показывая, что ему на мое мнение плевать.
Остаток дня был похож на ночной кошмар, из которого не выбраться, потому что ты выпил снотворное и утратил контроль над сознанием. Я путал ноги, сбивался с ритма, забывал, что дальше, и возненавидел свою любимую песню. Отдельным кругом ада было то, что тут называли «хорео живой звук» – все танцуют и одновременно поют в микрофоны.
Со своим обычным голосом я бы сдох еще на первой строчке – невозможно петь и танцевать одновременно, – но даже с подарком Лиса я не блистал, потому что, следя за движениями ног, вообще забывал о необходимости петь, а голос все-таки работал только тогда, когда я вовремя открывал рот.
Иногда заходила Бао, снимала нас на телефон, и вот уж это была подлинная на сто процентов запись, никакого притворства. Я представил, что сказали бы фанаты, увидев, какого неумеху подсунули группе, и начал стараться с удвоенной силой. Даже обрадоваться не смог, когда Бао заглянула и с ноткой отчаяния сказала:
– Девять часов. Ужинайте и отдыхайте, завтра продолжим.
Еду я глотал, не чувствуя вкуса, – слишком устал. К счастью, остальные до меня не докапывались уже полдня: вели себя как профессионалы, не жаловались, четко повторяли движения и строчки песни по тысяче раз. Только Пак на меня странно посматривал, но оскорбления держал при себе – уже что-то!
– Ребята, вы нечто, – сказал я и отложил палочки. Мне хотелось поблагодарить их за терпение. – За два дня мне точно не стать таким, как вы.
– Ох, и не говори, – буркнул Линхо, но уже без прежнего огня.
И тут я внезапно кое-что вспомнил. В обед, переодеваясь, я прихватил адресованную ему записку, которая по-прежнему лежала на тумбочке. За вторую половину дня я уже десять раз взмок заново, так что записка, когда я вытащил ее из кармана спортивных штанов, была влажной от пота. Линхо брезгливо взял ее и развернул.
– Одна женщина помогла мне попасть на ваш кастинг и просила отдать ее тебе, – сказал я под его вопросительным взглядом.
Линхо прочел записку, встал и выбросил ее в мусорку. Я нахмурился: неужели такая милая женщина могла написать ему что-то неприятное?
– Что там? – спросил я.
– А ты, конечно, не читал.
– Чужое не читаю.
– Ты случайно не католик? – философски спросил Пак.
Я изо всех сил постарался не покраснеть.
– Можно подумать, тебя никогда фанатки не доставали, мистер сладкий голосок, – проворчал Линхо на пути к двери.
Его слова меня покоробили: мне ли не знать, как искренне фанаты любят своих кумиров! Я подошел и вытащил записку из мусорки, заполненной пустыми контейнерами от еды. На бумагу уже попал соевый соус, но слова все равно можно было разобрать.
«Линхо, ты своим искусством спас мне жизнь. Ты замечательный, и я надеюсь, мое письмо тебя поддержит, как твой голос поддержал меня».
– Вот гад, – вырвалось у меня.
– Если тебя возьмут, получишь таких миллион. Иметь фанатов классно только тогда, когда у тебя их нет, – вздохнул Джо. – Ну или, может, у вас, сольных артистов, они какие-то другие. Ладно, всем пока. Держись, Хён.
Пак вышел с ним, я на секунду задержался у расписания на завтра – такое же, как на сегодня, вот жесть! – и проследил, кто куда идет. Джо направился к жилым комнатам, а Пак удалялся по тому же коридору, что и вчера. Я выждал, чтобы он не решил, будто я за ним иду, – и направился следом.
Болело абсолютно все, ноги я переставлял, как дед, но устоять перед соблазном было невозможно. Не может быть, чтобы Пак опять куда-то намылился! Да откуда у него после такого дня силы на ногах стоять?
Тормозя на каждом участке пути, чтобы Пак не заметил, я дошел до знакомой двери и выглянул на улицу. Он был уже за калиткой и прошел половину длины забора. Если бы Пак хотел меня заманить, он бы медлил, а не торопился, – наверное, он и вчера вышел не для того, чтобы надо мной посмеяться. Просто шел по своим делам, заметил преследование и свернул свои планы. Куда же он ходит?! Я ударил себя кулаком по бедру, надеясь, что взрыв боли в измученных мышцах меня отрезвит, но увы.
Утешая себя мыслью, что завтра меня неминуемо выставят, я пересек парковку и вышел на улицу. Железный стук, с которым закрылась за моей спиной калитка, вызвал у меня легкое содрогание, но я утешил себя тем, что в случае чего все-таки разыграю карту с застрявшим на дереве котом.
Полпути мы прошли знакомыми улочками. Я велел себе ни на секунду не терять из виду коротко стриженный затылок Пака, чтобы не получилось как вчера. В группе мы единственные были черноволосыми – у Джо волосы покрашены в ярко-белый, у Линхо – в сложный розово-бежевый блонд. На улицах Сеула им было бы сложнее затеряться, а нам двоим – проще простого. Пак несколько раз оглядывался, но я держался на расстоянии, и он меня, похоже, не заметил.
Я по-прежнему не понимал, в какой части города мы находимся (никогда в жизни еще не проводил целые сутки без интернета), но точно не в центре, для общежития группы выбрали район потише. Видимо, на торговую площадь Пак заманил меня нарочно, чтобы в толпе я потерял его из виду, а в этот раз мы так и брели через спальный район.
Наша вчерашняя вылазка произошла ранним вечером, а сегодня дело близилось к ночи – солнце почти коснулось горизонта, в воздухе разливалась приятная свежесть. Пак дошел до длинного трехэтажного здания, еще раз огляделся (я, как в шпионских фильмах, спрятался за фонарный столб) и зашел внутрь. Что же это за место? Вряд ли жилой дом, на вид – казенный. Может, лаборатория? В голове у меня вспыхнула целая теория о том, как на Паке проводят эксперименты, которые позволят ему вернуть красоту, утраченную после укуса радиоактивной пчелы. Я подошел к двери.
«Библиотека района Тонджакку», – гласила вывеска. Да ладно! Опять какой-то розыгрыш. Библиотека?! После четырнадцати часов плясок и песен ему почитать захотелось?
Табличка с часами работы сообщала, что библиотека закрывается в восемь, а сейчас точно было не меньше половины десятого, но Пак зашел без колебаний. Он точно знал, что дверь открыта. Вдруг это какая-то супергеройская библиотека? Или там проход в другое измерение? Ну привет, тайны Пака, сейчас я все выясню!
Я потянул на себя дверь, рассчитывая увидеть сияющий портал в Древнюю Корею или офис инопланетян, но там был только стол с компьютером, раздевалка и суровая женщина в очках.
– Закрыто до завтра, – сказала она.
Если это инопланетянка, замаскированная под земную форму жизни, то получилось отлично – ничто ее не выдавало, даже пустой пакетик от арахиса на столе выглядел естественно.
– Простите, госпожа. – Я глубоко поклонился. – Мой друг зашел сюда, а он забыл… забыл… забыл… кое-что важное, я должен ему передать.
– Никто сюда не заходил, – отрезала она.
Я на секундочку поверил, но потом прищурился:
– А почему вы тут сидите, раз библиотека давно закрылась?
Женщина заколебалась, и я пустил в ход свой единственный козырь: тихонько запел. Первый куплет «Не влюбляйся» получился у меня как-то особенно проникновенно. Неужели урок вокала все-таки даром не прошел? Я допел куплет и остановился, не доходя до припева.
– Пропустите меня, пожалуйста, – сказал я.
– Не могу. – Женщина словно очнулась, хотя только что слушала меня с лицом человека, который услышал музыку сфер небесных.
– Пропустите его, госпожа Кан, – произнес знакомый голос.
Я обернулся. Пак стоял в дверях читального зала, сложив на груди руки, и смотрел на меня так, будто мое присутствие его пугает и забавляет одновременно. Женщина вскочила, поклонилась и жестом показала мне, что я могу пройти. Я подошел к Паку.
– Ты и мертвого достанешь, Ли Син Хён, – сказал он и сделал шаг назад. – Будешь стучать ему в надгробную плиту, потом станцуешь, а потом начнешь свое неумелое пение.
«Неумелое пение»?! Тяжело дыша от волнения, я пошел за Паком. За дверью оказался читальный зал: вдоль стен – шкафы с книгами, по центру – ряды простых столов с дурашливо-розовыми лампами в виде гибких палок. Это, наверное, чтобы свет можно было направлять прямо на страницу. Одна из ламп была включена, освещала раскрытую книгу. Я в библиотеках был нечастым гостем (ладно, если честно, я не переступал их порог с тех пор, как школу окончил), но мне здесь понравилось, уютно. За окнами, в аккуратном садике, угасал закат. Странно взбудораженный моментом, я подошел к столу и приподнял книгу, чтобы взглянуть на обложку.
Книга была старая, с потертыми страницами, на обложке – весело скачущий козлик и название: «Сказки дедушки Ю». Пф-ф-ф.
– Ты учишься, да? – озарило меня. – На какого-нибудь мастера фольклора или вроде того.
Некоторые айдолы старались получить образование, чтобы найти работу, когда закончат карьеру. Странный выбор темы, конечно, но если ему нравится…
– Читай, – негромко сказал Пак.
От его голоса я мурашками покрылся – в книге наверняка какие-то заклинания. Возможно, он – чернокнижник, и сейчас они с библиотекаршей принесут меня в жертву. Я медленно опустился на плетеный стул и уставился на страницу.
«Гён Хи обернулась, но не увидела торговца. На его месте стоял прекрасный юноша, одетый в белоснежный ханбок, но тень его была вовсе не человеческой. Это была тень лисицы с девятью хвостами, ибо на самом деле юноша был оборотнем кумихо».
Я отпрянул от страницы как ужаленный. Пак смотрел не отводя глаз, и по спине у меня пополз холодок.
– Ты… Лис? – выдавил я.