12
– Данечка, не рычи, – мило щебечет, пытаясь меня смягчить, однако момент не подходящий. В ответ могу издать лишь тяжелый, протяжный вздох. – Если ты мне понадобишься, я ведь тебя где угодно найду. Хоть дома, хоть на работе, причем заявлюсь лично. Ты меня знаешь, мой любимый трудоголик-самодур, – сюсюкается в трубку.
– Знаю с пеленок, моя малышка Викуся, – специально зову ее уменьшительно-ласкательно, на что она недовольно фырчит. Виктория у нас дама деловая, серьезная – и никому не позволяет разрушать ее имидж неприступной леди, даже мне и даже наедине. Однако сама нарвалась. – Тем не менее, ты не стучишь сейчас в мою дверь, а звонишь, что-обы... – тяну и намеренно делаю паузу, позволяя ей самостоятельно закончить фразу.
– Догадайся, Даня, – шипит сдавленно, и ее слова заглушает стук каблуков. Вика будто отходит в сторону, чтобы уединиться.
– Родители подослали? – усмехаюсь устало. – Зачем? Я же сказал, что занят сегодня. Заступаю в ночь.
– Как? Ты же только с дежурства, – ахает с неподдельной заботой, и на этой ноте я невольно теплею. Мы всегда были близки. Наша связь крепче кровной – она ментальная.
– Я теперь сам себе начальник. Хочу – дежурю днем, хочу – ночью, хочу – сутками напролет, – подшучиваю невесело.
– Мда-а, работа мечты. Ну, может, это и к лучшему, – заговорщически намекает. – По крайней мере, сегодня.
– Хочешь сказать, что родители опять взялись за старое? А запланированный семейный ужин ожидает быть с сюрпризом? – закатываю глаза к потолку.
– М-м-м, – неопределенно мычит, чем подтверждает мою теорию.
– Ясно. А сюрприз голубоглазый и светловолосый, максимально напоминающий мою бывшую жену? За одним существенным отличием: у нее высшее медицинское образование, чтобы я не повторял ошибок прошлого, так? Я надеялся, отец уже все клиники и мединституты в округе перешерстил – и успокоился. Но нет, продолжает строить из себя сутенера в элитном борделе...
Не скрываю ярости. Достали не на шутку! Чувствую себя пацаном сопливым, которому в детсаду девчонку сватают.
– Не нервничай, опять за сердце хвататься будешь, – шепчет Вика виновато, хотя она не при чем. Наоборот, предупредить меня решила. – Посмотри на это с другой стороны. Родители о тебе беспокоятся и хотят, как лучше. Год прошел, а ты будто в трауре. Пора отпустить Юлю, раз уж вернуть за столько времени так и не смог. Или не пытался, – добавляет с легким укором. Она всегда хорошо относилась к своей невестке, приняла ее в семью с первого дня без условностей. – К тому же, однажды у папы почти получилось тебе угодить. С Полиной, дочерью заслуженного хирурга. Помнишь ее?
– Это была ошибка. Я сто раз пожалел, что повелся, – отрезаю зло, мысленно выделив одну блондинку из целой вереницы клонов. Она была чертовски на Надю похожа, но только внешне, а под ухоженным фасадом скрывалась пустота. – Ее даже кольцо не смутило.
– Может, у нее любовь с первого взгляда случилась?
– Нет, сестренка, это другим словом называется: на «б» начинается... буква «л» там тоже есть, но на втором месте. А дальше...
– Даня! – повышает голос, смущаясь. – Сейчас у нас дома Полина, – признается чуть слышно.
– Очень вовремя, – бубню себе под нос и осекаюсь. О встрече с бывшей женой предпочитаю умолчать.
Наверное, Вика была бы не против узнать о появлении Юли в моей жизни. И точно обрадовалась бы тому, что у нас родился сын. Ее племянник. Но я обещал никому не говорить о маленьком Данечке – и сдержу слово.
Даст бог, сестра узнает обо всем позже – и станет лучшей тетей, о которой только можно мечтать. Педиатр по профессии, она очень любит детей, хотя своих пока не планирует. Утверждает, что строит карьеру, так что пеленки-распашонки будут ей в этом мешать. На мой взгляд, она просто не встретила достойного мужчину, а еще подсознательно боится, что выбор вместо нее сделают родители, выдав замуж за какого-нибудь светило медицины, поэтому и отвергает сам институт брака.
– В любом случае, тебе пора встряхнуться. За год совсем стариком стал, нельзя же так, – продолжает поучать меня Вика, словно это она старше, а не я. – Попробуй отпустить прошлое.
Бьет по больному, но я не злюсь на нее за это. Сестра желает мне лучшего. Я помню, как она искренне поддерживала меня после потери дочери – и плакала навзрыд, забирая со мной тело... Ревела за нас двоих, ведь у меня и слезы высохли, и все внутри превратилось в пустыню.
Вика захлебывалась горем, пока врачи пытались вытащить Юлю после кровотечения и стресса, а я... просто закрылся. Думал, так будет правильно, ведь в семье хоть кто-то должен сохранять холодный рассудок. Быть главой, опорой и поддержкой. Оказалось, я не более чем колосс на глиняных ногах и своим поведением не помог Юле, а разрушил ее и отпугнул.
– Без прошлого нет будущего, – бросаю ничего не значащую фразу, лишь бы закрыть разговор.
– Ты изведешь себя...
Молча встаю с кровати, покидаю спальню и бреду по коридору. Упираюсь в запертую дверь, прижимаюсь лбом к холодной деревянной поверхности.
– Поздно, – выдыхаю и отключаюсь, не попрощавшись. Вика не обидится – она девочка умная, все поймет.
Зато я идиот по жизни.
Словно наказывая себя, я нащупываю ключ над дверью, открываю замок – и захожу в комнату, которая должна была стать детской. Кроватка так до конца и не собрана, потому что Юля считала это плохой приметой. Суеверия не спасли нашего ребенка. А после... жена запретила что-либо трогать здесь, будто дочь все еще жива и обязательно вернется.
Не знаю, зачем, но исполняю ее волю до сих пор, а сам не верю в чудо.
Психологи в один голос рекомендовали избавиться от всего, что могло напоминать Юле о дочке. Твердили, будто так она быстрее смирится с потерей и придет в себя. Однако детская оставалась нашим маленьким секретом. Рука не поднималась выбросить все вещи. И не только потому что я опасался реакции жены – я и сам не хотел прощаться. Не был готов.
Видимо, зря...
– Довольно, Милохин, соберись! – приказываю сам себе и щелкаю пальцами перед лицом, чтобы очнуться.
Закрываю запретную комнату, которая делает меня слабым и уязвимым, хватаю сумку, складываю в нее сменную одежду, некоторые личные вещи. Со стороны выглядит так, будто я собрался на отдых. Однако реабилитационный центр курортом назвать сложно. Именно поэтому я не хочу надолго отлучаться от Юли.
Обойдя дом, задерживаюсь на кухне, чтобы выбросить старые продукты и вынести мусор. Бросаю взгляд на обеденный стол, за которым мы раньше часто сидели с Юлей. Сейчас кажется, что это было в какой-то другой, параллельной реальности, а может, и вовсе в моих фантазиях.
Интересно, она вернется когда-нибудь? Будет ли звучать в нашем особняке топот детских ножек? Как мы мечтали...
Прислушиваюсь... И у меня возникает стойкое ощущение, что я медленно схожу с ума. Потому что из холла отчетливо доносятся дробные, неуверенные шажки и лепет ребенка.
Сердце сжимается и неприятно ноет, но я заставляю его успокоиться. Всему должно быть логическое объяснение. Именно за этим я выхожу из кухни – и спотыкаюсь взглядом о маленькую девочку, которая пытается вырвать ручку из заботливой хватки бабушки и топчется на месте, заваливаясь из стороны в сторону, как неваляшка.
– Добрый день, Данил, я стучала, однако дверь вдруг сама открылась, – едва заметив меня, отзывается женщина. – На улице такой ливень, что я решила завести Ангелу в дом, раз уж не заперто.
– Да, конечно, – рассеянно киваю, не сводя глаз с девочки. – Честно говоря, забыл про вас. Из головы напрочь вылетело расписание. Простите, Евгения Климовна. Чудо, что застали меня дома.
– Сама виновата. Надо было позвонить и уточнить, будет ли прием, – вздыхает, понурив плечи. – Мы такси отпустили. Можно подождем следующую машину здесь? Прошу прощения, что отвлекаем...
Пока бабушка оправдывается, девчушка все-таки умудряется освободить ладошку и совершает рывок ко мне. Передвигает ножки, путаясь в них, но не падая. Евгения Климовна испуганно наклоняется, чтобы поймать ее, однако я останавливаю ее взмахом руки.
– Подождите. Не мешайте ей, – приседаю на корточки и жестом подзываю к себе малышку. – Иди ко мне, Ангелина. Смелее... Умничка.
Похваливаю ее, а сам наблюдаю за движениями, контролирую каждый шаткий шаг. Для двух лет девочка ходит плохо, если сравнивать с другими детьми ее возраста, но по сравнению с самой собой она сделала грандиозный скачок вперед, что не может не радовать. Тепло улыбаюсь ей, выставляя руки, а она спешит скорее ко мне, посмеиваясь довольно.
– Мы не будем пропускать занятие, – тихо сообщаю Евгении Климовне, а сам полностью концентрируюсь на ребенке.
Ангелине ставят задержку физического развития. Бабушка списывает это на родовую травму, однако в подробности не вдается, так что мне приходится работать с минимальными вводными. Я прошу лишь об одном: не спешить с диагнозом. Приговор можно вынести в любой момент, а стереть клеймо уже сложнее. Тем более, за полгода мы достигли заметных результатов. Если бы они обратились ко мне чуть раньше, Ангелина сейчас бы уже бегала наравне с остальными детьми.
Пока что она без посторонней помощи преодолевает всю гостиную – и, расслабившись рядом со мной, счастливо падает в мои объятия. Прижимается ко мне всем хрупким, слабым тельцем, поднимает наивный взгляд карих глаз и простодушно выпаливает то, от чего в груди лопается натянутая струна.
– Па-а, – разносится по дому, окончательно добивая меня, как финальный аккорд странных, тяжелых суток.