7
Ты тут будто прячешь труп в толпе людей, серьёзно.
Ребёнком Лиза была одна, скучно сидеть в пустой холодной квартире, все книжки перечитаны на несколько раз, все раскраски за десять рублей из ларька рядом с домом разрисованы, но она всегда их растягивала, рисовала долго долго. Потому что эти раскраски были единственной радостью в серо-бетонном мире детства.
А маме некогда, она работает. А мама врач, она чужих людей спасает. А мама сама не знает, что с ребёнком делать, в детский сад не взяли, как бы служба опеки не нагрянула.
Лиза любит одиночество, ей нравится свой выдуманный мир, в котором нет никого, кроме неё самой.
Фантазия хорошая, даже очень. За плечами все сезоны детективного сериала про убийства, что шёл по телевизору каждый день в восемь часов вечера. И Лукьяну остаётся только догадываться, куда она за двадцать минут спрятала пистолет.
Страшно, очень. Ещё страшнее услышать снова тот длинный звонок в дверь.
– Ты уверена, что всё нормально? – аккуратно, шёпотом, над самым ухом.
– На двести процентов.
Руки трясутся; спрятать за спину и опустить голову в пол, рассматривать на нём трещины темно-коричневой краски, как что-то очень интересное.
Тебе холодно?
Холодно.
Отопления до сих пор нет.
И как тут не палиться?
Лукьяна спрашивают, был ли он на лестнице той ночью, когда впервые стреляли. Он, закусывает нижнюю губу и тяжело выдыхает.
– Да, был.
– Почему в такое время?
– Бессонница. У меня проблемы с гормонами, выписка есть.
– Ладно, что ты делал? Видел ли кого-то или что-то странное?
– Я... – Лу отводит взгляд на маму, сидящую в углу за столом. Она без особых эмоций наблюдает за каждым его словом, движением, эмоциями, которых внутри него очень много. – Я... Стоял. Ходил.
– Ближе к делу. Видел кого нибудь?
– Нет.
– По улице никто не ходил?
– Кто может ходить по улице в четыре утра?
Опасно.
По осеннему льду ходит, по тонкой ниточке. Шаг не туда, и упадёт.
Лукьян кидает взгляд в угол – лицо матери стало то ли разочарованным, то ли злым. Но он много чего понял – по крайней мере то, что разговаривать с ним она не будет об этом. Да и впринципе не будет.
Он ничего ей не сказал об этом, ни слова.
Далее следуют одинаковые вопросы, которыми Лукьяна пытаются загнать в тупик. Он боится, что забудет свои слова, перепутает, скажет ещё чего нибудь лишнего.
Впивать ногти себе в плечо, дабы справиться с непокидающим его чувством, будто бы следователь видит его насквозь, рыщет по его воспоминаниям и с интересом уже пронаблюдал, за тем, как Лу бежит по лестнице и резко останавливается, как к нему вплотную подходит мужчина, такой высокий, выше его самого на пол головы, как берет его руку в свою и вкладывает в неё пистолет, как убегает вниз, оставляя Лукьяна на лестнице наедине с пистолетом, дрожащими руками и внутренней паникой.
Он всё видит. Он всё знает. Просто ему весело смотреть за тем, как Лу пытается убедить его в том, что этого всего не было.
И вместо чужих слов он рисует человечков на полях протокола.
А Лиза уже всё сказала – ничего не знает.
А Лиза всё видит – брат боится, только не последствий, а самого себя. Он не знает, что делает, почему делает, или, наоборот, не делает, и что он вообще такое, и...
Так много вопросов, ни одного ответа...
Соседи, приглашённые в качестве понятых, косятся на двух подростков, что стоят впритык к стене и держатся за руки. Здесь никто никому не верит, даже себе.
– Впрочем, – говорит вслух следователь, задвигая обратно кровать Лукьяна, – Я считаю, что у подростков нет никакой фантазии, так что если бы здесь что-то было, мы бы уже давно всё нашли.
Лиза косится на него, пепелит взглядом, и пожимает плечами.
– Ну, как видите...
– Здесь ничего нет! – из соседней комнаты приходит другой следователь. – Ты правильно говоришь.
Лукьян уже было хочет вздохнуть с облегчением, только мужчина добавляет:
– Но вы ещё под подозрением, имейте в виду.
В ответ не следует ничего.
Лишь Лиза надавливает на чужую руку в своей так сильно, что самой хочется вскрикнуть.
Ненавижу.
Все молчат.
И также молча расходятся по комнатам, когда в квартире больше не присутствуют чужие люди.
Лиза падает на кровать и утыкается в телефон. Лу ждёт, что она что-то ему скажет, что-то сама спросит, потому что...
Не знает, зачем ему нужны эти слова, но без них тяжело.
Сам заговорит.
– Лиз? – Лукьян присаживается рядом с сестрой и погибает под себя одну ногу. Лиза не смотрит на него.
– Чего?
– Куда ты его дела?
Лиза не реагирует. Продолжает листать ленту в инстаграме, отрешённая от внешнего мира.
И Лу вздыхает, настроившись ничего больше не услышать.
На стуле завал вещей разного цвета – складывать аккуратно всегда лень. Из самого низа этой кучи Лукьян вытаскивает чёрный свитер.
Стягивает с себя толстовку, в котором пришёл со школы. Под ней белая рубашка – в школе иногда ругаются на отсутствие формы. Пока он медленно растегивает пуговицы, Лиза за его спиной садится на кровати и откидывает телефон в сторону.
– Ты хочешь узнать, где?
Лу обрачивается. Руки останавливаются на предпоследний снизу пуговице рубашки, про неё он на некоторое время вовсе забывает.
– Да.
Лиза вскакивает и оказывается рядом. На столе завал хуже, чем на стуле, можно и с помойкой спутать.
Обводит пальцем весь этот хлам.
– Где-то здесь. Подумай хорошо.
Глаза бегают по каждой крошке, по каждой соринке на столе, но Лу даже предположить не может, где. Изучает взглядом каждый миллиметр, но ничего это занятие не даёт.
– Без понятия.
– Подумай.
Он ещё раз смотрит на стол, но ничего себя не выдаёт, пистолета здесь нет, но раз Лиза говорит...
Лукьян мотает головой.
Думает, что Лиза сама скажет, но она лишь даёт подсказку – поднимает низ надетой на неё ярко-красной футболки, из-под неё виднеется обычная чёрная майка, заправленная в джинсы.
– Вытащи.
Лу вопросительно выгибает бровь.
– Что?
– Майку, говорю, вытащи. Будет тебе подсказка.
Смутившись, Лу медленно тянет руку к талии сестры, но нет смелости выполнить её просьбу.
Лиза закатывает глаза и хватает его руку, сама цепляет его пальцами ткань майки и вытаскивает её из-под тугой резинки джинс.
Отпускает, и на пол выпадают какие-то листы, будто вырезанные из книги или газеты.
Лу смотрит на подсказку, затем на стол. Снова на листы, снова на стол.
– Не понимаю...
Лиза цокает языком и тянется к углу стола – там красивой стопочкой учебники лежат на толстой книге по анатомии.
– Открывай, – тыкает в неё пальцем и чуть отходит от стола.
Лу не понимает, но наклоняется, чтобы дотянуться до книги, и открывает...
– Ради бога – отвали! – шепчет Лиза, чтобы родители не услышали.
И делает всё, чтобы не выругаться на брата прямо здесь и сейчас.
Ошибка его, а ей всё это расхлёбывать, потому что мозгов у того не хватает.
Она находит в столе перочинный нож, делает всё быстро, только бы успеть до того, как в квартиру завалится полиция.
Лукьян сказал, где прячет пистолет, Лиза сразу же его достаёт, примеряет толщину книги.
Хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место.
И, изрезав пальцы и мысленно вылив на брата всё, что на душе накопилось, она вырезает посередине книги место для пистолета, попутно запихивая вырезанные страницы себе под майку.
Только бы прокатило...
Со звонком в дверь делает всё максимально быстро: укладывает пистолет в книгу, её оставляет на дальнем краю стола, сверху положив учебники, хватает со стула футболку Лукьяна, которая смотрится на ней как мешок, но то и лучше.
Только бы прокатило...
– И как ты додумалась до этого? – Лу закрывает книгу, убедившись, что пистолет вполне в надёжном месте.
Лиза ничего не отвечает, ложится обратно на кровать.
Она зла, даже очень, только по ней этого не видно.
Расстегнув последние пуговицы на рубашке, Лукьян наконец освобождается от неё, и сверху натягивает на тощие плечи свитер.
Нужно проветрить мысли, слишком много всего в последнее время.
Выходит в коридор, аккуратно прикрывая за собой дверь в комнату, хочет направиться в сторону прихожей, но голос с кухни просит его подойти.
Недоумевая, он заходит и встаёт в сторонке. Думал, что никто с ним разговаривать не собирается, но не тут то было. Не знает, чего сейчас ожидать, но страха не показывает.
Мама всё также сидит в углу стола, не поднимает на сына взгляда, лишь медленно размешивает кофе маленькой ложкой.
– Лукьяш, тут такое дело... – начинает она.
Лу становится не по себе от такого начала, ведь мама обращается к нему такой формой имени только если дальше скажет то, чего слышать явно не хочется. И звучит оно как подготовка к тому, что снова придётся смириться с чем-то плохим.
– Мы подняли выплату по кредиту, чтобы через полгода уже наконец его закрыть...
Знает, что будет следующее.
Не хочет этого слышать.
Была б его воля, проматерился бы сейчас всеми словами, которые только знает.
– О карманных могу забыть, да?
В ответ получает кивок головы. Становится очень паршиво, не от самих денег, а от того, что ничем не сможет помочь. Он тяжело вздыхает, старается не смотреть на мать, потому что точно знает, что ей не менее грустно от этой ситуации.
– Ладно. Ты не виновата, что так всё складывается. Во всяком случае, могло быть и хуже
Он делает шаг обратно к коридору, но останавливается, чтобы сказать напоследок:
– Переживём. Не волнуйся. И не такое пережили.
* * *
В пальцах левой руки сигарета, в правой – белая банка со сливочно-клубничной газировкой на последнюю мелочь.
Больно. И ведь всё это случается обычно само собой, не хочешь этого, да в жизни не хочешь, а происходит оно по совершенной случайности. И обстоятельства не могут податься в твою сторону, всё идёт против тебя, как бы не пытался это предотвратить.
Дурно.
Туманно, холодно, мокро.
Лукьян курит, прислонившись спиной к стене своего же дома. Ему как-то резко стало всё равно, кто это увидит.
Да и что там будет потом...
Рядом с соседним домом полицейские машины, туда сюда снуют разные незнакомые люди. На Лукьяна им всё равно, он будто слился с пространством, хотя преобладающий белый цвет на зимней куртке никак не подходит к цвету стены дома.
Он наблюдает за только что ещё одной подъехавшей машине полиции. Из белой девятки выходит женщина в форме – она высока и стройна, – за ней мужчина, издалека видно, что он рыжий, но сразу надевает на голову полицейскую фуражку и скрывает цвет своих волос.
Не знать их может только тот, кто живёт в этом городе совсем недавно. Не очень благополучно здесь, если уж на то пошло...
Лукьян смотрит, затягивается сигаретой последний раз, перед тем как затолкать её под отколовшийся кусок фундамента и уйти, запивает остатками газировки. Пнув жестяную банку так, чтобы та полетела в кусты в нескольких метрах, он поднимает голову и замечает, как из приехавшей машины выходит...
Крис. Он осматривается, что-то говорит только что вышедшим полицейским, и идёт в сторону Лукьяна.
Странно.
Лу хочет сделать вид, будто не заметил его и быстро заходит за угол, чтобы незаметно проплыть к подъезду.
Что останавливает? И он примыкает к дверце лифта который его даже не вызвал...
Я хочу быть с тобой, черт возьми, ты мне сейчас нужнее всех...
– О, привет!
Лу открывает глаза и видит перед собой Криса, и тот такой счастливый, только пытается это скрыть.
– Привет. – Лукьян натянуто улыбается и жмёт наконец на кнопку вызова лифта. – Ты что тут делаешь?
– А, ну маму с папой выслали сюда, я с ними приехал.
– Ясно.
Лифт приезжает быстрее, чем хотелось.
Лу хочет стоять здесь и не двигаться. Стоять, прижав лоб к холодной поверхности, и смотреть на Криса. На его растрёпаные рыжие волосы, на руки, сложеные в карманы того же чёрного бомбера, в котором он видел его в прошлый раз, на его счастливое лицо.
Он счастлив видеть Лу перед собой.
Хоть кто-то счастлив.
В лифте Лукьян жмёт на кнопку девятого этажа и пропускает мимо ушей вопрос Криса о том, почему они едут не на седьмой, не к нему домой.
Со скрипом дверцы разъезжаются в разные стороны, в лицо бьёт сквозняк из открытого люка на крышу. Чтобы закрыть его, сначала нужно дотянуться до лестницы, потом суметь долезть и, постаравшись не прищемить себе пальцы, закрыть его.
Никто этим заниматься, конечно, не будет.
Они просто спускаются к окну. К тому самому окну, где Лукьян стоял в ту самую ночь.
Не очень приятные ассоциации.
– Не дали ещё отопление? – Крис присаживается на подоконник, проводит рукой по пыльной батарее под ним. Лу встаёт рядом и скрещивает руки на груди.
– Не дали. Только нашему дому не дали.
Наступает неловкая тишина, Лукьян тянется в карман за сигаретами, но вспоминает, что осталось их у него всего три штуки, поэтому мысленно ругается на весь мир и просто оставляет руки лежать в карманах.
– Обогреватель ещё сдох, совсем холодно, а Лиза только выздоровела...
Лу отворачивается лицом к стене, чтобы Крис не заметил, как у него заслезились глаза.
Лиза... Блять, Лиза!
– Ты чего?
Молчит.
Всё было хорошо, очень хорошо, лучше не было ещё никогда.
Об этом понимаем только тогда, когда всё реально становится плохо.
Он знает, что долго злиться она на него не будет, что ночью всё равно залезет к нему под одеяло и нагло стянет его на себя, или утром всё равно разбудит, всё равно попросит собираться быстрее, всё равно возьмёт его телефон, когда её снова отключится, от холода или, наоборот, от перегрева. Он всё это прекрасно знает. В ней нет злопамятности, никогда не было.
Только осознать это приходится дольше.
– Лу?
Крис кладёт одну руку на его плечо, хочет заставить повернуться обратно.
Знал бы ты, сколько во мне всего.
Лучше бы меня арестовали час назад.
– Всё нормально, прости, – Лукьян поворачивается обратно. Глаза всё равно нагло слезятся, он не хочет этого, начинает думать о чём-то хорошем, о другом, но всё только хуже.
Рука тянется в карман за сигаретами. К чёрту!
– Не извиняйся, всё нормально, – Крис отходит обратно, туда где и сидел. Наблюдает за тем, как Лу поджигает кончик сигареты, прижав фильтр потрескаными губами, как затягивается и вообще не выдыхает, как стряхивает пепел о край подоконника на пол.
Как. Же. Блять. Холодно.
– Ты на что написал итоговую? – спрашивает Крис. Первое что в голову пришло.
– На два. С минусом. Может на три. Знать не хочу! – Лу, как специально, стряхивает немного горячего пепла себе на руку, и чуть шипит.
Зачем?
– Так ты чего приехал то?
– Я же сказал уже.
– А, так это твои...
Лу поднимает на Криса глаза, тот кивает на недосказанный вопрос.
– Я не знал, – пожимает плечами.
– Ты знал, я говорил.
– Значит забыл. Ты меня знаешь, никогда ничего не помню.
Крис чуть улыбается кончиком губ и двигается ближе. Лукьян никак на это не реагирует.
Снова общаться как раньше никому из них не привычно. Такая глупость...
– Как твой нос? – спрашивает Лу, обратив внимание на аккуратно приклееный пластырь на носу Криса. В подъезде не очень светло, сложно заметить.
– Жить можно, – Крис чуть наклоняет голову вперёд и проводит кончиками пальцев по носу.
Лу не отрывает от него взгляда – не может. Слишком давно они не были так близко друг к другу, ведь после его ссоры со всеми, с кем только можно было, он перевелся в другой класс, надеясь, что Тим перестанет так сильно обращать на него внимание, что перестанет вечно об этом напоминать.
Софу знают все, о ком идёт речь всегда поймут, назовите только имя. Потому и сразу о том, что между ними случилось, узнали все вокруг.
Никто не любит это вспоминать, но и никто не знает точно, что же именно случилось.
Когда нибудь он сам расскажет абсолютно точно, потому что все подробности известны только ему, но пока не вспоминает даже.
– Ты чего так смотришь, будто смерть увидел? – Крис усмехается и проводит рукой по волосам, убирая их назад.
– Волосы длинные такие теперь, – Лу улыбается и чуть наклоняет голову вбок, всё продолжая смотреть на Криса.
– У тебя то длиннее.
Снова тишина, но её быстро прерывает неожиданно включившаяся на телефоне Криса музыка. Тот чуть дёргается и начинает шарить по внутренним карманам куртки.
Пытаясь достать, выкладывает на подоконник всё содержимое карманов, а именно пятидесятирублёвые купюры, ключи, мятые чеки и просто бумажки, наушники и паспорт.
Последний объект привлекает внимание Лукьяна и тот тянется к нему, но Крис накрывает его своей рукой и отвечает на звонок.
Но Лу всё равно не теряет надежд и, резко убрав чужую руку, получает паспорт в свои руки.
– Отдай! – шепчет Крис, чуть отстранив от себя телефон.
Лу показывает ему средний палец, отходит на несколько шагов от него и открывает, чтобы посмотреть.
Дата рождения отличается от цифр в паспорте Лукьяна лишь одной, он всегда об этом помнил, и пустое место на той строчке, где должно быть отчество.
Крис заканчивает говорить, сбрасывает звонок, и, не поднимая головы, протягивает Лукьяну руку.
– Отдай.
Тот не реагирует, а поднимает паспорт перед собой, чтобы смотреть и на Криса, и на его фото.
– Да похож, похож, отдай.
– А почему у тебя отчества нет?
– Потому что я родился в Сербии, там же написано, отдай, – Крис продолжает ждать, когда получит свой паспорт обратно, хоть и понимает, что Лу не намерен его возвращать.
– Ясно, – Лукьян снова присматривается к паспорту. – Знаешь... А тебе бы больше подошла моя фамилия.
Крис удивляется такому резкому заявлянию и рука сама опускается вниз. Он непонимающе и чуть смущённо смотрит на Лукьяна, который сам не понял, что только что выдал.
– Э-э-э... Ну, типа, Герцль Кристиан лучше же звучит, чем Гордеев? – Лу опускает глаза в пол и кладёт паспорт на подоконник.
– Ну да, лучше, – Крис улыбается. – Слушай, мне мама звонила, идти надо.
– А, да, конечно, иди.
Крис начинает собирать в карманы обратно то, что выложил.
Не уходи, только не уходи.
Крис уже хочет идти, разворачивается к лестнице и делает несколько шагов, но останавливается.
Лу это замечает, но того, как быстро тот преодолевает это образовавшееся между ними расстояние, он осознает не сразу, а лишь когда на его плечи ложатся чужие руки, а Крис прижимает его к себе, как в последний раз.
– По тебе видно, что тебе этого не хватает.
Не может не согласиться. И руки сцепляются на спине Криса, и он прижимается также сильно, и понимает, что это ему реально сейчас было очень нужно.
Но...
Что это только что было?