7
Будильник прозвенел ровно в шесть тридцать. Я отбросила одеяло в сторону и обрадовалась звону, потому что ночь выдалась беспокойной. В висках больно пульсировало, тело потряхивало. Вчерашняя истерика имела последствия.
Я подошла к окну, открыла его нараспашку и сделала глубокий вдох. В это время дня воздух еще был немного прохладным. Лямка майки упала с плеча, а резинка пижамных шорт припустилась. Я никогда не следила за своим весом, мне нравилось то, что я видела в отражении зеркала. Но за последние несколько месяцев заметила, что потеряла в весе больше, чем когда-либо за всю жизнь.
Будильник зазвенел снова. В девять часов отходил автобус. Я достала свой маленький рюкзак, сложила все необходимые вещи и поспешила вниз.
Пока я шла через второй этаж в сторону лестницы, услышала звук телевизора в спальне своего дедушки. В этом доме я вставала самой первой, чтобы успеть приготовить завтрак на всех.
На кухне я включила радио. Мы с бабушкой всегда готовили завтрак вместе, не считая тех дней, когда она давала мне поспать дольше обычного. Первое время после ее смерти я не заходила на кухню, потому что не могла стоять за кухонным гарнитуром без нее. Абсолютно все напоминало мне о ней. В доме даже пахло ее любимой туалетной водичкой, хотя на самом деле витал запах антисептика, лекарств и болезни. Да, болезнь имеет свойство растворяться в воздухе.
Пританцовывая, я начала смешивать ингредиенты для блинчиков, одновременно доставая кофе и чай. Папа был любителем кофе по утрам, дедушка отдавал должное чаю. Я любила апельсиновый сок.
— Доброе утро тебе и твоей любимой группе!
Я обернулась. Папа потрепал меня по голове и открыл холодильник.
— Доброе. Ты сегодня рано!
— Плохо спал, решил встать пораньше. Давай помогу.
Я указала на тостер и стопку хлеба. Папа достал шоколадную пасту и схватив горячий кусок из тостера. Это было так по-семейному — стоять рядом с папой, слушать любимую музыку и готовить еду.
Папа стал подпевать, изображая Фредди Меркьюри. Я засмеялась, сделала радио громче и повторила за ним. На припеве он совсем разошелся и начал петь во весь голос.
— Вы, ребята, никогда не вырастите, — услышала я за спиной голос дедушки. Он быстро схватил блинчик и уселся за стол.
— Мне всего лишь сорок два, — пропел папа. Я поставила на стол стопку блинчиков и абрикосовое варенье.
— Ага, поэтому детство еще продолжается.
— Лучше уж я буду ребенком, чем угрюмым мужиком.
Дедушка сделался оскорбленным, и папа усмехнулся.
— Я не буду есть твои тосты. Ты отвратителен, — обиженно произнес дедушка.
— Мои блинчики сделаны с любовью. Ешь их, — засмеялась я.
— Ты только что намекнула на то, что стоишь на стороне дедушки?
— Вообще-то, да, так и есть. Я буду отстаивать права дедули, если ты начнешь говорить про него плохо.
— Это нечестно. Я твой отец.
— А он мой дедушка. Садитесь и приступайте к еде.
— Это какой-то абсурд, — пробурчал папа, в то время как дедушка дал мне пять. Затем он похлопал по щеке папы.
— Не обижайся, просто признай, что твоя дочь любит меня больше, чем тебя.
— Я вижу, черт бы вас побрал!
Я быстро налила кофе, чай и сок. Уселась за стол и начала уплетать все за обе щеки. У меня осталось меньше сорока минут, а мне еще душ принимать.
— Я тут хотел поговорить с вами, — начал было дедушка, но папа остановил его.
— Это явно не к добру.
— Да стой же ты, дай мне закончить.
— Приступай.
— Я собираюсь полететь в Италию. Лена позвала меня погостить. Это даже не вопрос. У меня там есть друзья. К тому же, я пробыл дома целый год. Играл в гольф, бегал, объездил всех своих друзей и вступил в один клуб в городе. Ну, в самом деле, кто, черт подери, играет в гольф? Что-то бестолковое.
Папа тяжело вздохнул, откладывая блин.
— У тебя больное сердце. Не думаю, что лететь куда-то хорошая идея.
— Я же посещаю больницу. Каждый день принимаю таблетки. Со мной все в порядке.
— В последний раз тебе сказали, что потребуется операция. Это все из-за твоих нагрузок. Говорил же тебе, кончай ты с этим бегом.
Я похлопала папу по плечу, чтобы он слегка понизил тон.
— Насколько долго ты хочешь пробыть в Италии? — спросила я, сделав глоток сока.
— Пару месяцев. Не могу постоянно находится в доме. Последнее время часто вспоминаю Танечку.
При упоминании вслух бабушки сердце сжимается.
— Тогда поезжай. Если от этого станет легче, то обязательно поезжай.
— Ева! — воскликнул папа. Я знала, что он переживал за дедушку из-за его плохого самочувствия.
— Но только при одном условии. Посети доктора в Италии, как вариант можешь получить от него новый метод лечения. Вдруг операция вовсе не нужна.
— Поверить не могу! — снова крикнул папа.
— Сынок, я полон сил. Я всегда начеку.
— Мы не сможем пережить еще одну потерю, дедуль. Твой сын параноик, не заставляй его лишний раз нервничать.
— Я понимаю, что вы двое всегда были в одной команде. Меня спросить не хотите? Что я думаю на этот счет? — папа постучал пальцем по голове. — Я не согласен. Это первое. Пап, если ты еще раз попадешь с приступом в больницу, тебе сделают эту операция, и на этот раз без всяких подписей! Это второе. Я очень люблю Лену, но чем она думала, когда звала к себе. Она же знает о твоем состоянии. Это третье.
— Ну, а четвертое тогда что? — спросил дедушка. Он спокойно жевал тост и запивал его чаем. Иногда меня удивляло его спокойствие.
— Ненавижу тебя. Ты всегда все делаешь по-своему.
А папа и впрямь надулся.
— Хватит вам ругаться, — встряла я.
— Знаешь, что говорила мама по поводу твоих спонтанных поездок?
— Что?
— Вечная страсть к поездкам доведет твое сердце. Мама знала, что оно у тебя не железное. Рано или поздно даст сбой. Она тебя обожала, папа, и боялась за твое сердце больше всех на свете. Если ты собираешься ехать, то вперед. Но только не надо потом жаловаться на свое здоровье.
— Сынок, я же сказал, что все будет нормально. Мы с твоей мамой постоянно из-за этого спорили.
Папа опустил плечи и перед тем как уйти из кухни, пробурчал:
— Я договорюсь с самолетом. Дай мне знать, как соберешься.
Воцарилась тишина, затем мы услышали, как что-то тяжелое упало наверху. Дедушка засмеялся.
— Почему ты смеешься?
— Этот болван совершенно не умеет управлять своим гневом.
— Он просто слишком сильно любит нас.
— Поэтому все нормально. Серёга все равно сказал бы мне поехать.
— Главное про свой новомодный изолятор в полиции не сказал, иначе точно бы перегнул палку.
— Если я ушел в отставку, это еще не значит, что не скучаю по работе.
— Мне пора. Впереди три долгих дня работы.
— Конечно! Все было очень вкусным, солнышко. Спасибо, что поддерживаешь меня.
— Всегда, дедуль. Мы всегда есть друг у друга.
Я поцеловала его в щеку и побежала в комнату.
Схватив чистое белье и полотенце из шкафа, я рванула в ванну и за считанные минуты приняла душ. Пока я собиралась, на телефон пришли сообщения от Светы и Паши, но я усердно сушила голову, а потом пыталась натянуть ремень на шорты так, чтобы они не падали. Возможно, мне нужно прикупить вещи на размер меньше, чтобы не ходить как в мешке.
Уходя, я забежала в гостиную. Папа сидел на диване в гостиной и что-то усердно печатал в телефоне.
— Долго провозилась с завтраком?
— И с душем. До вечера!
— Ты ведь пока никуда не собираешься уезжать?
— В ближайшее время никуда еду. Назначено много встреч. Нужно обговорить все вопросы по поводу...
— Пожалуйста, не продолжай. Я все равно в этом ничего не пониманию.
— Знаю, поэтому и говорю. Интересно наблюдать за твоей физиономией.
Благо, что автобусная остановка находилась в нескольких шагах от дома и мне не приходилось сломя голову нестись по улице. В такую жару — она в этом году совершенно никого не щадит — бегать и потом сидеть в душном автобусе не сулит ничего хорошо. Удивительно, как я еще не заработала себе солнечный удар.
Автобус подъехал переполненным. Я едва забралась во внутрь и всю дорогу стояла зажатой между двумя тучными женщинами. Спасало только открытое возле меня окно и громкая музыка в ушах.
