Риск сломаться

«Aimer, c'est agir»
Любить — значит действовать.

Даррес.

После ее прихода в мою жизнь все изменилось, и это бесило до чертиков. В мои планы не входило влюбиться в лучшую подругу своей девушки, я хотел лишь поиграть и забыть её, но это оказалось невозможным. Ада Чернова никогда не была похожа на обычных моих игрушек, которые сами падали мне в руки, лишь бы я обратил хоть немного своего внимания. Она же была только рада не связываться со мной.

Но не похоже на других она была не поэтому, а потому-что, она не боялась меня в отличии от других. Не боялась перечить мне или идти на перекор, не боялась бросать мне вызов, и это было что-то новое, что-то не известное, но, до жути, притягивающее. Хотелось узнать до чего дойдут наши споры и я узнал. До любви. Теперь это была непросто игра, а игра на выживание, кто сломается первым. Во мне никогда не было и не будет чувства любви к кому-то, я давно похоронил в себе это.

После того как умерла мама, я понял, что любовь — зло. Поцелуй, который случился в порыве моего гнева и собственничества, был ошибкой. Всё это были лишь эмоции, которые нужно было выплеснуть и я это сделал, но теперь это ошибка стоит дорого. Эти фотографии распространялись по всем каналам и пабликам с провокационными названиями, по типу: «Абсурд или любовь? Могут ли быть вместе сводные брат и сестра?» «Известный бизнесмен Даррес Артманис влюбился в свою сводную сестру.»

Я злился на неё за то, что позволила себя поцеловать, злился на себя за то, что поцеловал её и принял решение не видеть её хотя бы пару дней, так будет лучше. Если она узнает мой секрет, то её мир хорошего сломается.

Но ещё сильнее меня тревожил Виктор, который осмелился приставать на моих глазах к Аде. К моей Аде. Он, гребаный идиот, раз решил, что я прощу ему это. Виктор никогда не был угрозой для меня или для моего бизнеса, поэтому я не видел смысла убирать его. До этого дня. Виктор был лишь мелким бизнесменом, который играл по черному и возомнил из себя королем, но не учел того, что я намного сильнее его.

Меня мучила мысль о том, что если бы не я, Аду могли изнасиловать или покалечить, и я не мог просто так простить ему это. Пришло время поплатиться за это.

После моего ухода охрана забрала его и по моему приказу привезла в подвал где умирали такие ублюдки как он. Быстрая смерть ему не светит. Он будет бояться меня так же, как испугалась его кошмарик. Пару раз за три дня, я приходил к нему, убивая его медленно и мучительно, чтобы он понял, кому перешёл дорогу.

Сидя в своем кабинете в офисе отца, задумался и перед глазами сново стоял образ моей новоиспеченной сестренки. Вдруг раздался стук в дверь, сказав сухое «Войдите» увидел перед собой всего помощника — Майкла.

— Он сбежал, мистер Артманис, — пробубнил он, не смотря в мои глаза. Моё лицо исказилось гневом. Какого, мать его, чёрта!

— В каком смысле он сбежал, Майкл? Вы, ебанные придурки, не можете уследить за одним..животным? — казалось, в моих глазах пылало пламя, я был готов разорвать каждого охранника на мелкие кусочки. Он был обязан получить по заслугам! Я убью их, черт возьми!

— Он вырубил охрану и выбежал из подвала..его никто не увидел, значит план продуманный.. — объяснил он. Легче мне не стало, за что я плачу деньги этим безмозглым недоумкам, если они даже простую работу не могут выполнить? Продуманный план. Где были их глаза?!

— Уволить. Всех! — рыкнул, ударив кулаком по столу и махнул рукой, чтобы тот ушел. Сейчас, я был похож на своего отца в детстве, когда я бесил его. Виктор мог помешать всем моим планам, а этого мне было не нужно.

Сегодняшний день не задался совсем. Отец с самого утра названивал и сказал, чтобы я был на ужине, ведь Софья переживает за то, что я не попадаюсь никому на глаза, и до вечера остаюсь на работе. Они не знают лишь одного, что я делаю это ради нас с Адой. Я не мог видеть её, ведь при виде её, я забываю все правила и хочу лишь её нежных, сладких губ на своих губах. Чувствовать её мягкое маленькое тело в своих руках и нежно ласкать его в объятиях, говорить то, что она лишь моя и больше ничья. Принадлежит мне.

Рядом с ней мне срывало голову, она была запретным, но таким сладким плодом. Хотелось никому не отдавать её и держать навечно при себе. Ещё сильнее мне хотелось держать её при себе тогда, когда маленький кошмарик бушевал и доводил меня до нервного срыва, я ненавидел когда мне перечили и спорили. Все должно быть так, как говорю я. Но с ней так не получалось.

И все же, я понимал, что придти на ужин — надо. Нельзя показывать того, что я слабак, который не может контролировать свои действия рядом с ней. Черт возьми, у меня никогда не было такого. Я играл и выкидывал игрушек, но с ней не могу так поступить. Чувствовал себя ужасно, когда причинял ей боль. Особенно, в тот вечер, в который я был не в себе и пугал её ножом.. я все еще не понял почему такая сильная девушка как она, так испугалась в тот момент, ведь я даже не притронулся к ней.

В ту ночь, я думал, что заплачу вместе с ней, если она не успокоится. Моё сердце впервые невыносимо ныло и умоляло сделать хоть что-нибудь, лишь бы Ада успокоилась. Всю ночь я не отходил от неё, гладя её маленькое тело и надеясь, что с ней все будет хорошо. Я был зол на себя за то, что так напугал её и причинил страдания. Не знаю зачем поцеловал её, тогда мне казалось это правильным решением, чтобы успокоить её.

***

За ужином витало напряжение между всеми членами семьи. Разговор с отцом так и не состоялся, ведь меня все три дня не было в доме, а на работе — не было времени. Знал, что тот зол и ждет объяснений, но старался до последнего игнорировать его. Меня волновала больше Ада, которая прожигала во мне дыру за ужином, так словно тоже ждала от меня каких-то объяснений.

— Объяснишь, что произошло на вечере? — спокойный тоном, спросил отец. В ту же секунду, Софья положила свою ладонь на его, но тот лишь кивнул как бы говоря «всё нормально».

— Я поступил так как считал нужным, что я должен объяснить? — фыркнул я, не желая завязывать диалог на эту тему.

— И поцеловать свою сестру тоже было твоим «нужным» поступком? — менее спокойным тоном сказал отец, смотря то на меня, то на Аду. Я тоже устремил свой взгляд на неё, но она, наконец-то перестала пялиться на меня и смотрела молча в свою тарелку.

— Тебя это не касается, отец. — ответил, сжимая руки в кулаки, сдерживаясь.

— Может быть, но пресса желает объяснений. Ты видел заголовки? Это скандал! — крикнул он, ударяя кулаком по столу. Ада вздрогнула, заметил, как она сжалась, а её руки затряслись.

— Не маленький, разберусь сам, — вновь фыркнув, я встал из- за стола и ушел прочь, но кое-кто не захотел оставлять меня в покое и поплелся за мной. Ада.

— Теперь убегаешь ты? — послышался женский голос за моей спиной, устало вздохнул, надеясь, что мелкая пиявка отстанет.

— Смешно, Ада, — усмехнулся я, вспоминая как сам говорил ей это.

— Даррес, я серьезно! Хватит убегать, где ты был все три дня? Что происходит? — проговорила Ада, схватив меня за руку, останавливая. На её лице читался гнев, словно я что-то пообещал ей и сбежал, но ведь это было совсем не так.

— Что ты, блять, хочешь услышать от меня? — спросил я, с яростью смотря в её глаза, теперь мне хотелось вбить ей в голову, что ко мне лучше не приставать с вопросами, — Что я монстр, черт возьми? Или то, что Виктор теперь мертв? — вскипел я, крича на неё. Теперь моя рука обхватила её запястье и удержала, не давая даже мысль о побеге. Да, я соврал ей. Виктор сейчас где-то на свободе, прячется от меня, но ей это не обязательно знать.

— В смысле мертв? — задыхаясь, спросила она. На её лице не было больше злости или той уверенности, с которой она надвигалась ко мне. Только непонимание и отголоски страха. Я невольно перевел взгляд на её губы и подметил, что они были жестоко искусаны, будто говоря, что её ночи были тяжелые.

— Я его убил. Теперь ты понимаешь, что со мной лучше не шутить? Никто, слышишь, никто не может трогать, то, что принадлежит лишь мне одному, — рядом с ней, я сходил с ума и не мог даже представить, что она может быть с кем-то, кроме меня. Это невозможно. Я не допущу этого.

— Ты..ты псих! Даррес, это не шутки, извини, но я иду в полицию! — кричала Ада, пытаясь оттолкнуть меня, но у неё это не вышло. На руках и шее вздулись вены от злости, челюсть сжата, а глаза как у хищника. Меня взбесили её вопли и сжав её руку, я повел её по коридору, пока ты вырывалась и кричала, я впихнул её в свою комнату и закрыл на ключ. Мне повезло, что я сам делал свою в комнату и у меня был ключ, на всякий случай.

— Посиди и подумай над своим поведением, Ада. — стараясь говорить спокойно, произнес я напоследок.

Надеюсь после этого она успокоится и перестанет нести чушь. Я думал она гораздо умнее. Думал она задает вопросы, по типу: «Как мог убить?» «Почему ты не в тюрьме?», Но все оказалось намного проще, ведь Ада слишком эмоциональна, чтобы все осознавать и задавать вопросы. Её реакция была понятна и оправдана, только она пока не знала того, что полиция пожмут мне руку и уйдут. Это было не первое убийство.

Порой мне было жалко Абу, ведь она не знает и не подозревает в какие игры втянута. Я пытаюсь предостеречь её от от опасности, но не всегда все в моих руках и, признаться, это делает меня уязвимым. Она даже не подозревает какой слабостью является для меня, ради её защиты я готов сделать, что угодно. Каждый день, каждый, чертов день я вспоминал её фразу, которая ломала мне кости изнутри. «Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.»

Лишь надоедливый, ужасный сводный брат. Лишь надоедливый, ужасный сводный брат. Лишь надоедливый, ужасный сводный брат. Лишь надоедливый, ужасный сводный брат. Лишь надоедливый, ужасный сводный брат. Лишь надоедливый, ужасный сводный брат. Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.
Лишь надоедливый, ужасный сводный брат.

Каждый день я пытался внушить себе, что это были лишь эмоции и она, на самом деле, любит и дорожит мной. Но было ли это так? Она даже не не могла представить настолько я был одержим ею. Каждая острая фраза от неё, глубоким осколком застревала в моей груди. Я помнил каждый наш поцелуй.

В ванной, когда она не знала, что я был за её спиной.

«Я проводил своими губами по шее, мочке уха, щеке, поднимаясь к виску. Вдыхая родной запах свежести и цветов, хотелось вдыхать его вечность.»

В своем логове, когда напугал её до истерики.

«Я наклонился и ласково погладил её по щеке, а после заправил выбившуюся прядь за ухо. Она облизнула губы и я не выдержал. Накрыл её сладкие губы своими, сначала неуверенно, словно давал ей шанс отстраниться, но после и вовсе захватил её рот своим языком. Мне снесло крышу, когда услышал её стон, а после ответ на мои действия.»

И последний. На важном вечере.

Она с первого дня пребывания заинтересовала меня. Показалась «не такой как все» и это было именно так. Я никогда не мог подумать, что буду преследовать девчонку младше меня, да ещё и из обычной семьи. Её внешность не подходила по моим предпочетаниям. Раньше. Теперь она была для меня эталоном красоты, которому я был готов поклоняться. Был ли я безумен? Определенно. Готов поклясться, что убью каждого кто встанет на нашем с ней пути, и те кто лежат в земле, тому доказательство.

Она думает, что я ей враг, но на самом деле — я самый верный ей человек.

Мой телефон завибрировал и вытащив его из кармана, увидел отправителя. «Кошмарик»

Кошмарик: «Даррес, это не смешно, выпусти меня!»

Кошмарик: «Я разгромлю тебе комнату.»

Даррес: «Попробуй. Посмотрим, что потом будет с тобой.»

Кошмарик: «Я все равно сбегу!»

Даррес: «Удачи, кошмарик.»

Усмехнулся смотря в экран телефона, а затем сел в свою машину и поехал. Обычно, я бываю чаще на могиле матери, но с новыми «проблемами» она было времени на это, поэтому сейчас я направлялся именно туда. Иногда, полезно высказать все, что накопилось. С подросткового возраста это стало моей традицией. Она была единственным человеком, которому были важны мои настоящие чувства. Она выслушивала меня и никогда не осуждала, только давала совет.

Я благодарен ей за всё и никогда не забуду её. Я любил её..

Могила матери скромно приютилась на краю старого кладбища. Серая каменная плита хранила лишь имя и годы жизни. Никаких пышных эпитафий, витиеватых фраз или скорбных изваяний. Простое и лаконичное надгробие. Вокруг могилы росла дикая ромашка, словно слёзы, тихо трепетали на ветру. Несколько пожухлых гвоздик, когда-то принесенных мною, поблекли, потеряв свой яркий цвет. Тишину кладбища нарушал лишь шелест листьев и редко щебетание птиц.

Вдали виднелись другие могилы — большие и маленькие, богато украшенных и совсем простые. Но мамина манила хранила частичку меня. Мою любовь и нежность утраченных навсегда. Или нет?

Сидя на траве рядом с могилой я вспоминал свое детство, когда мама была рядом. Тогда я был всего лишь мальчишкой, который ничего не осознавал. Не знал настолько мир жесток. Уйдя глубоко в свои мысли, посерьезнел почувствовав прикосновение к своему плечо. Обернувшись увидел Аду.

— Что ты здесь забыла? Я ведь запер тебя, — проговорил серьезно я, это было моё личное место в котором меня не должны отвлекать.

— Я сказала что все равно сбегу — я здесь, — улыбнувшись проговорила она, она напоминала мне маму. Она была такой же красивой и смелой. Я даже не понял когда она сломалась и потухла. — Расскажешь..?

— Суицид. — выдохнув проговорил я, после продолжил, — Я думал, что наша семья счастливая, думал, что мама любила отца, а он — её, но это было выдумкой. Мама старалась ухаживать за домом и мной, а папа вечно пропадал на работе или у любовниц. Они часто ругались и я стал свыкаться с этим, но иногда все выходило за грань. Мама была единственным человеком, которому по правде были важны мои настоящие чувства, человеком, который спрашивал как прошел мой день и что я делал. Она была похожа на тебя. Добрая, но с острым языком. Такая же красивая и улыбчивая, отец говорил, что она ангел. Это произошло вечером. Весь день я пробыл на улице с Каином, играли, веселились, были детьми, которые ничего не осознавали. Когда повечерело я пошёл домой, ведь скоро должен был вернуться отец и к его приходу всегда должен быть дома, было странно что мама не звала, но я ничего не подозревал, подумал, мол, «убиралась». Зайдя в дом все было тихо, я напрягся, крича маму, но никто не отвечал. Поднялся на второй этаж и зашёл в комнату родителей, а потом..увидел её. Она была повешена...я пытался снять её сам, крича, думая, что ты ещё жива, но это было не так. Затем пришел отец и обнаружил нас..Меня увели, а мать сняли и отправили в морг, — на одном дыхание рассказал, по щекам потекли слёзы. Я будто снова был там и проживал это всё, сердец заныло.

— Бедный..мне жаль, Даррес, — прошептала Ада и крепко обняла меня, прижавшись к ней, я ощутил тепло в груди и уткнулся лицом её плечо. Тело содрогалось из-за слез.

— Я злился на него. Он довел её, Ада! — впервые я позволил себе заплакать после этого, да ещё и при ком-то. Я всегда оставался холодным и бесчувственным, а сейчас расклеился и плакал девчонке в плечо, словно маленький мальчик, которому не хватало тепло и любви.

Не знаю сколько мы просидели в обнимку оплакивая смерть моей матери, я чувствовал, что теперь мы стали ближе друг другу, словно стена между нами начинала рушиться с каждым мгновением. Мы начинали понимать горе друг друга. Я не хотел считать это ошибкой, нет, я был рад выговориться ей. Именно ей. Той, которая правда все поняла и пожалела. Которая не осудила.

— Спасибо. Спасибо, что выслушала меня, — сказал я, наконец оторвавшись от нее, после наклонился и поцеловал её в лоб, пытаясь передать ей все свои чувства в этот момент, чтобы она поняла, что это значит для меня — я никогда не позволю тебе сделать так же, слышишь? Никогда. Как бы мы не ссорились, ты никогда не умрешь так же, как моя мать. Ты должна жить, Ада.