Глава 20.
В раздевалке было пусто и глухо, будто сама комната понимала, что лучше молчать. Я зашла резко, скинула кроссовки с грохотом, будто этим звуком могла перебить собственные мысли. Дрожащими руками тянулась к замку на спортивной кофте, но он будто сопротивлялся. Всё внутри меня кипело, но снаружи — идеально ровное лицо. Как всегда.
Следом за мной зашла Рита. Она закрыла за собой дверь и не сказала ни слова сразу. Просто наблюдала. Потом, тихо:
— Ника… ну ты чего…
Я резко обернулась.
— Рит, блядь, всё нормально, ясно?
— Да ни хрена не ясно, — она скрестила руки, в голосе дрожала обида за меня. — Ты думаешь, я не видела, как ты побелела, когда он начал выёбываться?
Я отвернулась, стягивая майку через голову. Голос держался ровным, но в горле стоял комок.
— Да чё ты вообще пристала? Он просто показал себя. Я-то хоть поняла, с кем имела дело. И, между прочим, не я к нему в койку прыгнула первая.
— Ты себя сейчас защищаешь или от меня отмазываешься?
— Я тебе говорю: мне плевать, — отчеканила я, снова глядя на неё. Глаза в глаза.
Рита вздохнула, подошла ближе.
— Ты мне не ври. Себе ври, кому угодно, но не мне. Я тебя знаю. У тебя губы дрожали, когда ты из спортзала вышла. Ты думала, никто не заметит?
Я засмеялась. Горько, на выдохе. Склонилась над рюкзаком, собирая вещи.
— Рит, мне что, пойти поплакать? Или выложить в сторис слёзы под трек Коржа? Это поможет?
— Ника...
— Он мудак, и я мудачка, что вообще подумала, будто из этого что-то выйдет. Всё. Конец. Мы оба играли. Он сыграл грязно, я... просто не ожидала. Но мне не больно. Я справлюсь.
Рита села рядом, молча. Несколько секунд — просто тишина. А потом тихо:
— Ладно. Справишься — хорошо. Только знай, что я рядом, если захочешь не справляться.
Я не ответила. Просто сидела, уставившись в одну точку. Где-то глубоко под кожей всё жгло, но снаружи — всё ещё идеально ровная маска.
— Спасибо, — сказала я через минуту.
— И знаешь что, — добавила Рита, — он ещё пожалеет. Такие, как он, потом сами в пасть прыгают тем, кого однажды оттолкнули.
Я молча кивнула. Но внутри знала: мне не нужно, чтобы он пожалел. Мне нужно, чтобы перестало болеть.
Дорога домой тянулась, как грёбаная вечность. Кажется, даже ветер знал, что внутри меня всё рушится, и специально дул в лицо — будто добивал. Шаг за шагом, а в голове одно сплошное эхо:
«Сама виновата. СА-МА, БЛЯДЬ.»
Я ведь начала эту игру. Я. Не он. Не кто-то другой. Я.
Была ли цель? Конечно была. Сломать, сыграть, оставить с разбитым сердцем. Он должен был стать очередной победой. Галочкой в моём списке. Но что-то пошло не так. Чёрт, всё пошло не так.
Я — дура. Грёбаная дура.
Я ведь не ангел. Ни разу. У меня были грязные мысли, когда мы только начинали. Я хотела посмотреть, как он превратится в раненого щенка, когда я уйду, когда скажу "всё, спасибо, свободен". Хотела быть той, кто разбивает. Кто уходит первой.
Ага, разбила, только вот не его — себя.
Сама себе яму вырыла, сама в неё ебнулась, и теперь сижу по уши в грязи своих же эмоций.
Вот и обернулось всё против меня.
Он оказался хитрее. Хладнокровнее. А может, просто ему было похуй с самого начала. И я — сраная пешка в его игре. Только вот смешно — мы оба играли, оба думали, что контролируем ситуацию.
А теперь я иду одна, вонючей улицей, с комом в горле и гордостью в жопе.
Потому что даже сейчас, даже с этим разъедающим чувством, я не заплачу.
Никто не увидит, как мне больно. Никто не узнает, как я мысленно кричу ему: "Зачем ты так? Я же почти поверила тебе…"
А ведь могла уйти вовремя.
Могла.
Но не ушла.
И вот теперь — сама виновата, сучка.
Дверь дома закрылась за мной с глухим щелчком, и на секунду показалось, что она отрезала меня от всего мира — с его шумом, разговорами, лицемерием и его… Кисой.
Я стояла в прихожей, будто не знала, что дальше делать. Куртку скинула прямо на пол, обувь пнули в угол. Плевать. Пусть всё валяется. Пусть весь дом развалится к чертям. Я и так развалилась.
Прошла в комнату, села на край кровати, согнулась, обняв колени. Не плачу. Нет. Просто сижу. Просто тяжело дышать. Просто сердце, сука, сжимается, будто кто-то держит его голыми руками.
Я закрыла глаза. Перед ними сразу — его лицо.
Улыбка, взгляд, этот дерзкий голос:
"Ты проиграла."
Да пошёл ты.
Нет.
Да пошла я.
Сама впустила. Сама влюбилась. Сама. САМА, БЛЯДЬ.
Я резко встала, подойдя к зеркалу. Глянула на своё отражение. Губы сжаты, взгляд стеклянный. Вижу сильную — и ломающуюся изнутри. Видимо, так и выглядит настоящая слабость: снаружи сталь, а внутри — куски стекла, которые с каждым вздохом режут.
— Ну что, довольна, королева драмы? — прошептала я отражению. — Сыграла? Получила? Обожглась?
В комнате было тихо, так тихо, что даже голос внутри головы звучал громче реальности. Я легла в постель, не снимая ни одежды, ни макияжа. Лежала, смотрела в потолок.
"Ты проиграла."
Нет, блядь.
Я не проиграла. Просто не та игра была. И не тот противник.
Но завтра я встану.
Нарисую новую улыбку.
И никто не узнает, что я этой ночью умирала внутри. Потому что моя боль — моя. И никто её не заслуживает видеть. Особенно он.
***
— Просыпайся! — голос Оксаны ворвался в комнату, как вихрь, — Сегодня тусняк у костра, все идут. Ты как?
Я лежала, лицом в подушку, но её слова моментально включили меня в реальность.
— Я в деле, — отозвалась я хрипло, не поднимая головы.
— Вот и отлично, — хмыкнула она, плюхаясь на край кровати. — Только давай без вот этого твоего "мне плевать, всё норм" — Рита всё рассказала.
Я медленно повернула голову к ней.
— Что именно "всё"? — голос был ровным, но внутри всё сжалось.
— Все,что сегодня было. Что ты сделала вид, что тебе ок. — Оксана говорила спокойно, но в её голосе была та мягкость, которая сразу давала понять: она рядом. Она не осуждает. Просто переживает.
— Ну… — я пожала плечами, садясь на кровати. — Не знаю, чё тут обсуждать. Да, я облажалась. Да, он мудак. Ну и чё? Я жива. Пульс есть. Значит, всё заебись.
— Ты не обязана делать вид, что тебе пофиг, когда не пофиг, — сказала она тихо.
— А ты не обязана быть такой правильной, — фыркнула я, но уже с кривой улыбкой. — Всё норм, Оксан. Правда. Просто… не ожидала, что он окажется таким слабым. Сначала за слова держался, а потом — как будто подменили. Сука.
Мы помолчали. Потом я встала с кровати, подошла к зеркалу.
— Ладно, пойду выберу что-нибудь эффектное. Пусть жалеет. Пусть охуевает. Я должна быть на этой тусовке непросто в строю, а королевой, понимаешь?
— Понимаю, — усмехнулась Оксана. — Но ты и без наряда уже огонь.
Мы начали рыться по шкафам. Я кидала на кровать топы, джинсы, платья, пока, наконец, не вытащила чёрный облегающий лонгслив с глубоким вырезом, который идеально сидел на груди, и тёмно-синие рваные джинсы.
— О, вот это победа, — кивнула я. — Волосы в хвост, макияж чёткий, лицо — как будто не страдала всю ночь. Погнали?
— Ты родилась, чтобы мстить красиво, — засмеялась Оксана.
Мы перекинулись ещё парой фраз, в духе "а ты кого сегодня соблазнять будешь?" и "если кто-то будет рядом с Кисой — я её в костёр брошу", и уже через полчаса были готовы.
***
Ночь уже основательно вступила в свои права. Воздух был прохладным, но приятным — таким, что от него щёки слегка розовеют. Костёр пылал ярким живым светом, вырывая из темноты лица, тени, искры, которые то и дело срывались вверх и исчезали в темноте. Громко играла музыка: то что-то рэповое, то вдруг переключалось на танцевальный хаус. Кто-то уже изрядно подбухал и танцевал у огня, кто-то сидел по парам в темных углах, болтая, флиртуя, смеясь в голос.
Я стояла чуть поодаль, с банкой пива в руке, наблюдая за этим всем, будто смотрела фильм. Только в этом фильме я вроде как одна из главных героинь, но давно уже не понимаю, по чьему сценарию всё это дерьмо идёт.
"Как, блядь, я до такого докатилась?" — спросила я себя в очередной раз, отхлебнув.
Не было в голове мыслей, только ощущения — ком в горле, пульс в ушах, и вот это неприятное чувство в груди, будто туда кто-то засунул ледышку и она там теперь живёт.
Глаза как по накатанной нашли его.
Киса. Стоял у костра, освещённый языками пламени. Чёрная свитер с огнями, сигарета в пальцах. Рядом — Мел. Он что-то ему говорил тихо, глядя под ноги, потом незаметно сунул ему что-то в руку.
Что за нахрен?
Киса кивнул, даже не посмотрев в сторону. Какой-то он был… отстранённый. Не веселился. Даже не флиртовал, что, согласитесь, странно для него.
Когда Мел отошёл, я вдохнула поглубже, поправила волосы, сгладила выражение лица и пошла в его сторону.
Он заметил меня уже на подходе. Не удивился. Только выдохнул дым в сторону и сказал:
— А ты чего такая серьёзная?
— А ты чего такой деловой? — я кивнула в сторону, откуда ушёл Мел. — Наркоту продал или душу дьяволу?
Киса хмыкнул.
— Не твоё дело, Вероника.
— Ммм… — я медленно сделала глоток. — То есть теперь мы даже не играем в вежливость?
Он отвернулся к огню.
— А ты чего пришла? Я думал, ты теперь в команде "Локон я хочу тебя".
Я усмехнулась.
— Ну, ты же знаешь — я люблю игры. Вот и пришла посмотреть, как ты продолжаешь делать вид, что тебе плевать.
Он медленно повернул ко мне голову. В глазах снова этот холод, но под ним что-то дрожало — напряжение, как перед взрывом.
— Не делаю я вид. Мне правда плевать. Ты сама хотела играть — вот и играй теперь.
Я посмотрела на него пару секунд. Потом усмехнулась.
— Знаешь, Киса, самое смешное — что ты ведь ни хрена не веришь в то, что говоришь. Просто тебе легче быть мудаком, чем признать, что тебя тоже зацепило.
И мы замолчали. Костёр трещал, музыка гремела, вокруг кто-то смеялся, кто-то кричал.
А между нами — огонь. Не только физический.
Музыка становилась громче, пьянее, всё больше тел двигалось в ритме, у каждого — свой грув, своя драма за плечами. А мы с ним — как будто в другой вселенной, застыли в напряжённой тишине посреди шума и огня.
Я взглянула ему прямо в глаза, не отводя.
— Ты не хочешь признавать, что тебя тянет ко мне. Ты можешь сколько угодно строить из себя равнодушного, но, Кисуль, — я усмехнулась, — та ночь для тебя значит куда больше, чем для меня. И ты это знаешь.
Он прищурился. И медленно проговорил, словно каждое слово давалось с усилием:
— Вероника… как бы тебе так помягче сказать… — он изогнул губы в своей дежурной ухмылке, но в глазах мелькнуло что-то, похожее на боль, — мне абсолютно похрен, что ты там думаешь. Мне нужно было только твоё тело, ты ж знала это с самого начала.
Голос его дрожал. Вот сука, дрожал, и он это прекрасно понимал.
Я смотрела на него пару секунд. Спокойно. Иронично. Почти с жалостью.
— Ну хорошо, кисуль. Пусть будет по-твоему.
Я улыбнулась. Медленно, с вызовом, с этим фирменным прищуром «а теперь смотри, как я сияю без тебя», и просто развернулась.
Музыка выстрелила басами, я влилась в толпу, будто всё, что было между нами — дым от костра.
Я танцевала. По-настоящему. Сбросив злость, обиду, и эту проклятую тянущую боль внутри. Пусть увидит, кого он проебал.
И вот спустя минут десять, когда я уже просто терялась в ритме, ко мне подошёл парень.
Я увидела его впервые.
Высокий. Спокойный взгляд, но с искрой. Очень даже симпатичный.
— Привет, — сказал он, перекрикивая музыку. — Познакомимся?
Я чуть наклонилась к нему, расплываясь в полуулыбке.
— Почему бы и нет, — я кинула взгляд через плечо, в сторону Кисы, будто проверяла — смотрит ли. Конечно, смотрит.
— Я Вероника.
— Глеб, — представился он и улыбнулся в ответ.
Я быстро оценила его. Чем-то напоминал Кису — в лице, в этой лёгкой наглости, но был строже, сдержанней.
Короткая стрижка, совсем не как у Кисы. Но глаза… чёрт, глаза почти такие же.
И вот тут меня перекосило изнутри.
"Ну конечно, и тут я упоминаю Кису. Да что ж за зависимость такая, блядь?"
Пора бы уже перестать сравнивать. Перестать скучать. Перестать чувствовать.
Но сердце, тварь такая, не слушается.
Огонь продолжал потрескивать, музыка лилась волнами — от лёгкого рэпа до качающего хауса. Вокруг всё было как в замедленном кино: кто-то смеялся, кто-то спорил у пива, кто-то танцевал, теряясь в себе. А мы стояли с Глебом чуть в стороне, подальше от общей толпы, но всё равно в пределах поля зрения его. Конечно.
— Так ты давно тут? — спросила я, делая глоток из бутылки, стараясь не коситься в сторону Кисы. Но взгляд уже чувствовал его взгляд на мне.
— Пару дней, — ответил Глеб, облокотившись на дерево, — отец устроился работать в санаторий. Главврачом. И сразу — переезд. Быстро всё. Я в шоке до сих пор.
— Из?
— Из Ярославля.
— Ааа, северный мальчик, — я улыбнулась, — будет тебе экзотика.
— Ну ты сама как экзотика, — он усмехнулся, глядя в упор, — я только пришёл на эту тусу и вот, сразу — бац, богиня стоит у костра.
Я рассмеялась. Честно, легко, с тем самым "ух ты, ещё кто-то считает меня охрененной" — сейчас мне это надо было.
— Не богиня, а ведьма. А ещё зубрилка по алгебре. Тебе со мной не повезло.
— Ты в каком классе?
— Одиннадцатый.
— Совпадение… — Глеб подмигнул. — Я теперь тоже в одиннадцатом.
— Что, правда? — я приподняла бровь. — О, блядь, держитесь, школа.
И пока я улыбалась, веселилась, изображала "всё окей, всё круто", взгляд сам ускользнул в сторону костра.
Там, в самом центре — Киса.
И в обнимку с какой-то девкой. С новой. Я её не знала, точно не из школы.
Она почти сидела у него на коленях, ржала, что-то говорила ему в ухо. А он — курил, слушал, и иногда кивал. Не отталкивал. Не играл. Просто принимал это, как будто ему абсолютно плевать.
И всё бы ничего.
Но его взгляд…
Он был не с ней. Он был на мне.
Пронзающий. Явный. Злой.
Он смотрел, как я флиртую. Как Глеб приближается ко мне. Как я смеюсь, как будто меня это не задело.
И он еще сильнее прижимал к себе ту девку, как будто в доказательство: "мне похуй, слышишь, Вероника, мне вообще нахрен не сдалась ты." Или я уже накручиваю себя?
Глеб что-то рассказывал про свою школу, про то, как хочет после учебы уехать в Москву , про младшего брата.
А я слушала… наполовину. Вторая половина — горела под взглядом Кисы. Прямо под кожей.
Жгло. До дрожи.
И я подумала:
"Ну что, Киса? Это тебе не мои губы, не мои пальцы в твоих кудрях. Это просто девка на коленях. А я уже как будто — дальше."
И в то же время:
"Пиздец как хочется, чтоб ты ревновал."