Нелюбимая

Он должен жениться ― эта мысль пришла Лу Ханю, наверное, месяц или два назад, когда малышка Вики в третий раз разукрасила суперстойкими красками для детского творчества его дорогущий пиджак, а потом чуть не испортила кофе для важных гостей. «Ребёнку нужна мама, в конце концов! А мне нужен нормальный напарник!» ― изо дня в день нудил над ухом его партнёр, Сюмин. А неизменные в своём постоянстве няньки, которые всё время хотели умыкнуть что-нибудь из его шикарного дома, просто уже действовали на нервы.

Хань мог без проблем найти себе жену, учитывая его ежегодный доход и знаменитую на весь Китай фамилию, он был первым красавцем в высших кругах общества, и девушки просто мечтали хотя бы постоять рядом с ним, но Хань медлил с женитьбой; дело было в его личных вкусах и запросах к будущей избраннице ― рядом с ним должна была находиться девушка, не лишённая материнского инстинкта, в первую очередь, а во вторую ― настоящая аристократка. Такая, с которой было бы не стыдно появиться на одном из этих ужасно скучных званых вечеров у извечных конкурентов. Желательно было бы, чтобы у девушки была такая же говорящая фамилия, а уж о внешности и говорить не стоит. У него на примете были десятки девушек, которых он встречал на всё тех же званых вечерах и которых он, к счастью, знал как облупленных ― ни одна из них не подошла бы на роль матери для его дочки. «У тебя слишком высокие запросы!», ― хныкал Сюмин, когда Хань отвергал очередную предложенную им «невесту».
Хань, что было совсем незаметно на первый взгляд, действительно проводил всё возможное для этого время в поисках. Изучал профайлы девушек, иногда встречался с ними лично, и встречи эти были, конечно же, «случайными», но... ничего. Ноль. Он утешал себя, как мог, пока однажды ему не подвернулся почти идеальный вариант.

Загородный дом семьи Ву давно уже потерял весь свой былой шикарный облик ― сам дом осел под своей собственной тяжестью; стены, бывшие некогда белоснежными, потемнели, пошли мелкими трещинами; сад пожух, и лишь поддерживаемые усердиями молодой хозяйки некоторые цветы всё ещё зацветали время от времени; тропинки, мощённые камнем, на половину разрушились. Здесь в каждом предмете чувствовалось увядание, и единственным источником жизни были брат с сестрой: Крис и Янлин были до того похожи между собой, что часто их называли близнецами, несмотря на разницу в 4 года. Они любили друг друга той самой родственной любовью, которая была приятна и не приносила никакого урона в отличие от любви обыкновенной; и если бы их не было друг у друга, то жизнь бы их давно остановилась.

Их мама, женщина глупая и праздная, спустя пятнадцать лет после смерти мужа, всё ещё пыталась быть той самой богатой леди, коей она была при живом муже. Она не хотела, отказывалась понимать, что от былого богатства не осталось и следа, а все их счета давно закрыты. Ту небогатую пенсию, что им выплачивали органы соцопеки, госпожа Ву тут же тратила на относительно красивую одежду, на какие-то ненужные мелочи, которые, на её взгляд, должны были быть буквально в каждом обеспеченном доме, и о средствах пропитания забывала совершенно. «Ты должен жениться!», «Ты должна выйти замуж!», «Долго вы будете сидеть у меня на шее?» ― вот были её обычные фразы, обращённые к своим детям. Женщина, как и дом, потерявшая былое своё величие, редко теперь покидала свою комнату, в которой всегда сидела на кресле и предавалась воспоминаниям о прошлой жизни. Её легко было бы принять за сумасшедшую, но живой, шустрый взгляд подтверждал пока её относительное здоровье.
Бедная женщина совсем не хотела замечать, что обед, скудный, но всё ещё питательный, готовит её собственная дочь, которая, по сути, и знать не должна, где находится кухня; не хотела верить словам окружающих, что это её дочь делает всю работу по дому, не признавала того, что её сын бросил учёбу в университете и теперь, запершись в своей комнате, занимался переводами текстов для школьников за умеренную плату, зарабатывая тем самым себе на жизнь.

Брат с сестрой почти не были похожи на свою мать и свою красоту унаследовали от отца. Госпожа Ву была высокая и тонкая, словно трость, а её манера подать себя всегда делала её только выше, прямее, величественнее. Прямые, несколько сухие черты лица выдавали в ней ту самую аристократическую породу, которая, казалось, исчезла ещё в средние века. Надменность в её выражении лица была постоянной и лишь изредка разбавлялась явным скепсисом и презрением. Она была холодна по отношению ко всем, и к себе в том числе.
Покойный господин Ву, напротив, был очень весёлым и жизнерадостным человеком и, обладая поистине невероятным состоянием, сумел сохранить в себе ту простоту, которая делала его отличительным из всех. И к великой радости Криса и Лин, они унаследовали характер своего отца. От матери в них было разве что рост брата и взгляд ― непокорный, живой, блестящий ― сестры. В остальном же они были детьми своего папы, безмерно ими обожаемого и чтимого до сих дней.

Янлин была кроткой и крайне покорной девушкой, не позволяющей себе из-за своей истинно очаровательной внешности возгордиться или мнить себя лучше других. Она была воспитана всё в тех же старинных, строгих правилах, что и её мама, а поэтому, даже терпя крайнюю нужду, оставалась истинной представительницей своей фамилии. И пускай её атласная блузка была давно не нова, в ушах не сверкало бриллиантов, а институт ей пришлось оставить, Янлин никогда не вела себя ниже своего достоинства, являя собой персону хоть и скромную, но умеющую за себя постоять.
Лин-Лин, как звал её брат, умела деликатно спорить, умела доказывать свою точку зрения умно, умела даже перечить, но слов родителей она не могла ослушаться, поэтому, когда госпожа Ву с горящими глазами заявила ей, что какой-то идиот просит её руки и что она просто обязана согласиться, ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть, слабо и неуверенно, стараясь устоять на ногах.

***

Время в ожидании дорогого гостя тянулось бесконечно, и беспокойство медовыми струйками разливалось по венам вместе с кровью. Оставить отцовский дом казалось нереальным, чем-то таким странным, что Янлин из-за этих мыслей даже не заметила, как прокусила до крови свою губу. Коротко ойкнув, она подбежала к зеркалу, чтобы аккуратно замаскировать небольшую ранку. Бросив ещё один взгляд на себя, она приметила, что выглядит, должно быть, не совсем уж худо: на ней была её неношеная, купленная ещё в школьные годы, когда счета отца ещё не были заблокированы, кремовая блузка, юбка, на ладонь выше колена и с завышенной талией, на пару оттенков темнее блузки, и совсем новые туфли на достаточно высоком каблуке. Волосы она решила оставить как есть, ведь всегда ими гордилась.

В дверь негромко постучали. В ответ раздалось такое же тихое приглашение войти. В этом доме уже давно не случалось чего-то громкого, а обитатели его давно привыкли к тишине, боясь лишними децибелами шума окончательно разрушить дом.

― Сестра, ты совсем не обязана...

― Не начинай, Крис, не нужно, ― мягко перебила Янлин своего брата, коротким движением руки. ― Это хорошая возможность встать на ноги. Мама сказала, что мой жених предложил достаточно большую сумму в качестве свадебного подарка. Только подумай, ― сестра подбежала к Крису и взяла его ладони, ― ты только представь: ты сможешь вернуться в университет, прекратить унижение со стороны мамы, ты сможешь наладить свою жизнь! Кроме того, мама не будет страдать более, как страдает сейчас. Это такая чудесная возможность для вас!

― А ты? ― угрюмо поинтересовался молодой человек, стирая тем самым улыбку с лица девушки. ― Что, если твой жених ― какой-нибудь извращенец? Подумай сама, если он такой богатый, почему берёт в жёны девушку, хоть и известной, но обедневшей фамилии?

― Брат, это неважно, поверь, ― пытаясь избежать строгого взгляда Криса, Янлин посмотрела в окно. ― Мне всё равно уже не повернуть свою жизнь в нужное русло, а ты многого добьёшься. Крис, хоть раз в жизни, подумай о себе!

― Я тебя о том же прошу, ― крепко обнял парень девушку и поцеловал легонько в лоб. ― Обещай, если он тебе не понравится, то дашь знать мне, а я найду способ расстроить свадьбу.

«Конечно», ― с ласковой улыбкой проговорила сестра, почти сразу обрываемая визгом тормозов, которые донеслись с улицы. С нетерпением и любопытством, присущим совсем ещё юным особам, Янлин подбежала к окну, которое выходило как раз на дорогу. За кронами деревьев ей удалось разглядеть лишь чёрный цвет машины и яркие красные и жёлтые пятна. «Цветы, должно быть...», ― подумалось девушке.

Минуты две стояла звенящая тишина, после чего хрипящий от долгого молчания дверной звонок разрезал её. Раздался громкий голос госпожи Ву. «Раз. Два. Три. Спокойнее, Янлин, спокойнее», ― молодая невеста несколько раз глубоко вздохнула, после чего, напоследок сжав ладонь брата, приняла решение спуститься вниз.

― ... это такая честь, господин Лу, такая часть для нас, для моей дочери! ― распиналась мама девушки, и в голосе её, спустя многие года, вновь слышалась лилейность.

― Оставьте, госпожа Ву, мы оба с Вами знаем, что Вас в этом вопросе интересует только денежная его сторона. Вы просто продали мне вашу дочь, ― Янлин замерла, услышав этот холодный, полный льда и сухой уверенности ответ. Решительность её тут же улетучилась.

― Не говорите так, господин Лу, не будьте так жестоки!

― Оставим, оставим... Где же ваша дочь? Мы должны ехать! Я и так потратил полдня на то, чтобы добраться в такую дыру.

Янлин сделала несколько шагов вниз по лестнице и вновь замерла, когда встретилась взглядами с молодым, ненамного старше её брата, человеком. А взгляд его, совсем неуместный при его внешности, был холоден, равнодушен, как и сам он. Округлив глаза, Янлин хотела спрятаться за широкую спину брата, шедшего позади с её чемоданом, но что-то удерживало её.

― Лу Хань, ― кратко кивнул молодой человек, на что девушка совсем тихо выдохнула: «Ву Янлин».