Часы бьют полночь

— Не расстраивайся так, — сказала мама. — Всякое бывает. Сходим к парикмахеру, сделаешь крутую асимметричную причёску, здорово же, да?

Оля только мрачно кивала. Они сидели на кухне: мать, стоявшая сзади, перебирала испорченные пряди, пока сама Оля сидела на табуретке и покорно ожидала, когда та закончит. Сейчас, в краткий миг передышки, она могла выпустить наружу настоящие чувства. Горечь. Обиду. Мерзкое ощущение жалости к себе, болезненной и липкой: всё пропало. Сколько она ни пыталась сражаться с будущим, которое продолжала видеть в мутных осенних снах, это будущее раз за разом наносило новые удары.

Сотрясение. Книга, подаренная Стаськой. Дурацкая привычка наматывать прядь на палец, от которой Оля так и не смогла избавиться.

И вот теперь — волосы. Вряд ли их получится спасти, даже учитывая, что пострадала только половина: дура-Ленка ухитрилась обрезать почти всю правую половину шевелюры. Разве что и впрямь делать асимметрию. Но это ведь уже не то, что было.

Может, и не значили они ничего? Может, сохрани она причёску — и декорации сна просто поменялись бы, оставив ей косу, как они изменились после покупки шнурка для телефона?

И всё же Оля ощущала себя проигравшей. Проигравшей беспощадным часам судного дня, которые продолжали ворочаться внутри и мерно отсчитывать секунды до будущего. Неизбежного — как она ни пыталась его обмануть.

— Я понимаю, да, они были твоей гордостью, — мама печально вздохнула. — Но, Оля, всякое случается. Дай бог, чтобы эта потеря стала самой большой в твоей жизни.

«Она такой и станет», — хотела сказать Оля, но вовремя прикусила язык. Мама её проблемы не поймёт.

— И всё-таки, — мать снова невесомо прикоснулась к её волосам, — как вышло, что ты ввязалась в драку, да ещё такую жестокую? Волосы обрезать... Я думала, у вас учатся приличные ребята, а тут такое.

— Я уже рассказывала, — начала было Оля, но мама перебила.

— Да помню я, помню! Если всё действительно было так, как ты говоришь, и ты пришла на помощь другу, то ты молодец. Правда. Просто... это на тебя не похоже. Ты всегда была примерной девочкой, никогда не лезла ни в какие драки. Но в последнее время я тебя не узнаю. Как будто что-то изменилось.

— Причёска? — безнадёжно пошутила Оля и услышала в ответ смешок.

— Ты понимаешь, о чём я.

Мамин голос звучал грустно и по-доброму, настолько по-доброму, что Оле на миг стало стыдно: она совсем завралась. А что делать? Не правду же рассказывать. «Мам, я и вон тот парень видим чудовищ, и из-за этого какие-то странные люди открыли на нас охоту» — да кто бы ей поверил?

Уж точно не родители. Её бы отправили к психиатру, и на этом всё бы закончилось.

— Может, и правда изменилось, — пожала плечами Оля. Нужно было сменить тему. — Слушай, мам... можно я завтра в школу не пойду? Посмотри, как выгляжу. Кошмар же.

— Всё ещё лучше, чем твой друг, но да, кошмар, — согласилась мать и отпустила её волосы. В голосе читалось: не хочешь говорить, да? Ладно. Не буду на тебя давить.

От такого становилось ещё хуже.

— Можно, — продолжила мама. — И завтра, и послезавтра. Пока синяки не сойдут. Ты только не увлекайся особо, хорошо? А к парикмахеру я тебя на днях свожу. Знаю тут одного хорошего...

Оля рассеянно кивнула. Теперь, когда всё уже закончилось, пусть творит с её волосами что хочет.

Отдых давал краткую передышку. За несколько дней, что она проведёт дома, нужно будет решить, что делать дальше. Потому что на них с Женькой нацелилось что-то большое.

И оно так просто не отступит.

***

— Слушай, может, ты просто поедешь с отцом на Север? Там они тебя точно не найдут, — протянула Оля несколькими часами ранее, когда они сидели в очереди в душном больничном коридоре. Горько пахло лекарствами. Перешёптывались в очереди, косясь на них, старухи да презрительно фыркали серьёзные молодые люди — видимо, принимали за малолетнюю шпану. Да и чёрт бы с ними.

— Издеваешься? — спросил Женька, вытаращившись на неё, насколько позволяло опухшее лицо. — И оставить тебя тут разбираться со всем в одиночку? Забыла, что ли, главное правило историй о чудовищах? Разделяться — прямой путь к полной заднице.

— Не забыла, — Оля вздохнула. — Ладно, я не ожидала, что ты согласишься. Просто... а вдруг не сработает? А если тебя продолжат считать убийцей? А если, упаси боже, с Фроловым что-то случится?..

— Значит, придётся думать по ситуации, — пожал плечами Женька. — Будет сложно, но я, кажется, почти смирился. Всё равно ничего уже не изменишь. Да что с тобой, куда делся твой боевой дух?

— Отвалился вместе с волосами, — мрачно ответила Оля и опустила голову. Внутренний огонь, так ярко сиявший сегодня днём, ослабился и почти потух. Одолевало ощущение, будто всё, что она делает — напрасно.

— Переживаешь из-за снов? Да ладно тебе, — Женька осторожно коснулся остатков длинных прядей, которые, не скреплённые ничем, струились по плечу и концами касались жёсткого больничного сиденья. — Может, ещё наладится. Может, найдёшь другой способ. Может, они и не вещие вовсе. А что до волос, если хочешь моего мнения — тебе и так хорошо.

«А тебя никто не спрашивал», — чуть не огрызнулась в ответ Оля. К счастью, смогла промолчать: пусть настроение и было испорчено окончательно, грубить сейчас — это уже слишком. Им и без того невесело, а он хотя бы пытается как-то её подбодрить.

— Ты не забыл, что у тебя перспектива похуже моей? — мрачно осведомилась она вместо этого. — Мы о таком варианте особо не говорили, но... я в этом сне просто одинока. А тебя там нет. Вообще. Я даже имени твоего вспомнить не могу. И с каждым сном забываю всё больше.

Значило ли это, что он погибнет? Не просто погибнет — исчезнет в лапах нечеловеческой твари и сотрётся из умов людей, как стёрлась Марина из памяти всех, кроме Оли и Женьки? Даже его отец считал свою жену уже девять лет как мёртвой. Правду помнили только они.

Что, если случится нечто подобное?

Что, если мрачное будущее как-то связано с теми, кто ищет их, мечтая заманить в свои сети?

Оля часто об этом думала, но так и не могла найти ответа.

— Я помню, — серьёзно ответил Женька. — Ты думаешь, я бы смог такое забыть? Вряд ли кого-то обрадует возможная скорая смерть. Но...

Он ненадолго замолчал, и Оле пришлось поторопить.

— Что — но?

— Но я не думаю, будто могу что-то сделать, — нехотя продолжил одноклассник. — Это твой сон и твоё будущее. Может быть, на самом деле всё вообще не так. Может быть, со мной там всё в порядке. Может быть, ты не помнишь, потому что что-то случилось с тобой. Может быть, мы забыли друг друга, потому что тому... была причина. У меня к этим снам доступа нет, я не знаю, что там могло произойти. Понимаешь? Ты единственная, у кого есть шанс понять, что случилось... то есть, случится. И помешать этому.

— Хочешь сказать, твоя судьба тоже зависит от меня? От того, что я узнаю и решу? — охнула Оля. С такого ракурса она о своих снах никогда не думала. Да и звучало чересчур нереально.

Неприметный человек в очереди завозился, демонстрируя две пары тонких, как у жука, рук, и она одёрнула себя. Речь о мистике, а значит — реально всё. И всё же, как Женька до такого додумался?

— Именно это я и хочу сказать. Но не забывай, я могу ошибаться, а это вообще только догадки, — он зевнул. — Но как бы оно там ни было... всё равно никуда я не поеду.

— А это тут при чём?

— Притом, что, если я уеду на Север, шанс, что ты забудешь меня, резко возрастает, разве нет?

Оля отрицательно качнула головой.

— Не факт. По своей воле я никогда тебя не забуду.

— Про волосы ты говорила то же са...

— Я сказала «по своей воле»!

Последний возглас Оли оказался настолько громким, что к ним обернулась парочка людей в очереди, и она поспешила прикусить язык. Не стоит привлекать лишнего внимания. Не все эти люди на самом деле простые пациенты.

Прямо как вампиры в метро, там, во сне.

И всё-таки она оставалась благодарна Женьке за то, что он никуда не едет. Вдвоём было спокойнее. В глубине души продолжала гореть робкая надежда: всё ещё может обернуться хорошо.

***

Отпущенные ей дни свободы пролетели, как в тумане. Оля сидела за компьютером, играла, читала, думала о будущем и пыталась свыкнуться с новым отражением в зеркале. То отражало девушку с грустными карими глазами и непривычной причёской, похожей на чересчур удлинённую стрижку пикси.

Она отправила отредактированную аудиозапись в чат класса, но ответа не последовало. Беседа как будто вымерла. Парочка невнятных мемов да вопросы формата «что с Фроловым, почему не пришел?» — и всё. Будто Гоша или другая неведомая сила отняли у ребят из девятого «Б» способность общаться.

Судя по обрывочным сообщениям, «новенький» пропал. Об отсутствии самих Оли и Женьки почти не спрашивали — и, наверное, оно было и к лучшему.

Что делать с будущим и с теми, кто ищет их, в голову не приходило. Ни ей самой, ни Женьке.

Когда через несколько дней они столкнулись у ворот школы, Оле было нечего ему сказать.

— Вау, — произнёс он, осматривая её новую причёску. — Никогда бы не подумал, но тебе идёт.

— Не надо об этом, — поморщилась Оля. — Извини, я идиотка. Думала, смогу что-нибудь придумать на случай, если с аудиозаписью не прокатит, но... я слишком мало знаю.

— Как и я, — легко согласился Женька. — Успокойся пока. Говорю же, будем смотреть по ситуации. Ты и так сделала слишком много. Настолько много, что я даже не знаю, как тебе ответить.

— Забей, — Оля отмахнулась. — Как рука? И вообще ты сам? Разве тебя не должны были госпитализировать из-за перелома?

— Трещины, — поправил он. — Должны были, но я оттуда сбежал. Как с экскурсии. Не так сложно, если есть навык.

Женька улыбнулся, и Оля фыркнула в ответ. В его способности мастерски ускользать от любых неприятных, но обязательных мероприятий она не сомневалась.

— На экскурсии можно просто не ходить, — напомнила она. — И тебе ничего за это не будет. А тут другое. Вдруг срастётся неправильно? И синяки ещё не сошли, и...

— Не понял, я что, похож на того, кто парится из-за внешнего вида? — он приподнял брови. — Всё с этим нормально, не переживай. Прибегу туда ещё разок, чтобы гипс снять, и всё.

В его кармане судорожно пискнуло, и Женька замедлил шаг, нашаривая телефон.

— Входящий от отца. Ты это, иди вперёд, я потом догоню. Окей?

— Ладно, — отозвалась Оля. Она, в общем, была не против ещё чуток постоять на улице, а не нырять в шум и гам школьной рекреации, но не хотела подслушивать чужой диалог. Вдруг там что-то личное, о чём не стоит слышать?

Она вошла в класс и тут же пожалела: с порога на неё кинулась гомонящая толпа.

— О, пришла!

— Как всё было?.. Расскажи!

— Мы в конфу не хотели, мало ли что, но тут такое...

— Крыса и убийца!

— Заткнись, мы ещё ничего не знаем...

— Ведьма! Настоящая!

— Ты что, идиот?! Какие ведьмы? Просто...

Оля стояла посреди класса в окружении десятка одноклассников и только открывала и закрывала рот, не в силах понять, что происходит. Сегодня утром она не проверяла соцсети — а что-то, похоже, случилось. Что-то, связанное с ней. Но почему в таком случае ей не позвонили? Не написали?

Точно. Чёрный список. Сразу после событий с котятами Оля отгородилась почти от всех, запретив звонить и отправлять сообщения. Достали обвинения с незнакомых номеров.

— Ребят, вы о чём? — попыталась вклиниться она, но голос потонул в выкриках.

— Так она ещё и не знает? Фролов...

— Говорю же, она ни при чём, и этот, который кошачий, тоже!

— Он не кошачий! Вы войс тот слышали?

— Да она под дуру косит, чтобы не запалили! Понятно, блин, тюрьма светит!

Информационный шум заставлял голову трещать, как перезревшая дыня. Что вообще происходит? Что-то случилось с Фроловым?

Они с Женькой не знали, что будет с Гошей после смерти «фамильяра». Надеялись, что тот окажется вне игры, а то и вовсе придёт в себя, став без твари на плече нормальным человеком. Но втайне боялись худшего.

Судя по реакции одноклассников, худшее всё-таки произошло.

Оля пропустила момент, когда Женькина фигура показалась в дверном проёме, и поняла, что он здесь, только когда кто-то отвернулся к двери и заорал:

— А вот и он! От кошек к людям, да?

— Чего? — хлопнул глазами Женька. — К каким ещё...

— Да заткнись уже, он ни при чём! Пруфы есть!

— А я говорю — при чём! Ты на его лицо посмотри, это же явно Фролов сделал!

— Ага, сопротивлялся...

— Да вы чего, он же не от этого...

— А от чего тогда? Кто ещё мог настолько желать ему зла, а?

— Он ему угрожал...

— Пруфы, народ! Пруфы!

— А кто тогда, если не они?!

— Да щас, слушай их больше! Ты Фролова видел? Лоб здоровый, ещё и ходит вечно со свитой! Куда ему...

Слушать это больше не было сил: в голове гудело. Оля глянула, как с каждой новой репликой всё сильнее расширяются глаза Женьки, и, набрав в грудь побольше воздуха, завопила:

— Да что произошло вообще?!!

Крик перекрыл голоса, и на миг в классе повисла тишина — точно кто-то нажал на кнопку выключения.

— Ты серьёзно не знаешь? — уточнила Светка, появляясь откуда-то сбоку. — Оль, Фролов... после того как ты выложила свою аудиозапись, он...

— Сегодня утром пришла инфа, что он умер в больнице, — прервал Свету Никитка. — А его друзья, ну, Лена, Глеб и Вовка... там же, но живы и без сознания. Отчего — никто не знает. И все, ну...

Он запнулся и обвёл класс глазами, так, что без слов стало понятно: подозревают их, Олю и Женьку. Нетрудно догадаться, почему.

Тишина длилась недолго. Откуда-то с задних парт полетел тонкий крик:

— Убийцы!

Оля не успела даже слова вымолвить: класс опять взорвался разговорами. В мельтешащей толпе она успела увидеть, как Женька, так и не зайдя в кабинет до конца, развернулся и быстро пошёл прочь. Из класса. Обратно.

Она рванулась было ему вслед, но кто-то загородил дорогу. Так что, когда Оля, тяжело дыша и отплёвываясь от коротких концов волос, что лезли в лицо, наконец выскочила в коридор, Женьку она уже не увидела.

Звонок ударил по ушам, пока она летела вниз по лестнице. Выскочить из школы не удалось: путь в раздевалку преградила вечно злобная бабка-техничка. Разбежались, мол, тут, уроки прогуливать. В класс иди!

Сообщение от Женьки пришло уже позже, когда Оля сидела на уроке и отчаянно пыталась сконцентрироваться на занятии и не слушать шёпот, доносившийся со всех сторон.

«Прости. Я думал, ты догонишь».

«Да ничего», — напечатала в ответ Оля, хотя в душе ворочалась тяжёлая мокрая обида. Не за то, что сбежал с уроков. А за то, что не подождал её и предоставил самой разбираться со злыми слухами.

И, подумав, добавила: «О чём ты хотел поговорить?».

«Отец звонил», — пришло в ответ. Ещё какое-то время новых сообщений не было. Только мигала, появляясь и исчезая, иконка «собеседник набирает сообщение», будто он раз за разом стирал разные версии одной и той же новости.

«Короче. Бабушка умерла. И он говорит, мы с ним сперва на похороны, а потом вдвоём на Север. Без вариантов».

Оля оцепенела, чувствуя, как улетает из-под ног и без того не слишком твёрдая почва. Что? В смысле — умерла? Как это — без вариантов?

«То есть...» — начала было набирать она, но окошко мессенджера взорвалось сообщениями — одно за другим, как из пулемёта.

«Я что-нибудь придумаю, чтобы задержаться, должен же быть способ».

«Не пугайся, сама же говорила — разберёмся, как со всем остальным».

«В крайнем случае сбегу с посадки, ну)».

«Должно быть не сложнее, чем с экскурсии».

Фразы летели одна за другой, но Оля их уже не читала. Слёзы застилали глаза, стрелки внутри неё вращались, как бешеные, и маленькие крупицы надежды гасли и таяли. Обнадёживающие сообщения не могли скрыть правды: вряд ли у него, несовершеннолетнего, что-нибудь получится. Ничего не выйдет.

Его отец сказал «без вариантов», и, похоже, он был прав.

Может быть, к лучшему? Может быть, хотя бы Женьку не настигнут те, кто идёт за ними? Неизвестные «они», желающие видеть его в своих рядах?

Но тогда Оля останется против них совсем одна.

«Езжай, — наконец написала она, проигнорировав его предыдущие реплики. — Если надо — езжай, я отпускаю. Всё будет хорошо».

Хорошо ничего не было. Без вариантов.

«Блин, я же не могу тебя тут бросить», — пришло в ответ, и Оля чуть не ответила едким «ты уже».

«Ты не бросаешь. Мы будем списываться, окей? Если ты будешь убегать и прочее, сделаешь только хуже, сам же понимаешь».

«Да, но».

«ЗАБЕЙ».

«НЕ МОГУ».

«Можешь!!!».

Оля поставила три восклицательных знака и отключила экран телефона. Всё, пусть пишет, что захочет. Она больше не будет ввязываться в спор и не будет переубеждать.

Что может подросток противопоставить воле взрослого? Если даже он сбежит с самолёта, отец просто вернётся и заберёт его с собой. Женька не мог этого не понимать, а спорил потому, что не хотел признавать правду.

Новых сообщений не было. Кто-то заметил её слёзы, и шепотков стало больше. Оля с трудом подавила желание выйти из класса, чтобы прореветься в туалете.

Наконец телефон завибрировал, и она не удержалась: включила экран и потянулась к значку мессенджера.

«Я приеду обратно так быстро, как смогу, хорошо?» — гласило сообщение. Оля ощутила, как захлёстывает с головой безнадёжное отчаяние, и отпечатала в ответ:

«Хорошо) Всё будет нормально)».

Они оба понимали, что он не приедет. Они оба понимали, что нормально больше не будет. И что опасность никуда не делась — тоже понимали.

Что бы ни случилось несколько дней назад за гаражами, для их судьбы это стало началом конца.