17
Фил и Дина появились в зале. Двигались под слегка приглушенную медленную мелодию. Дина повисла на шее у Гурьева, а парень бережно поддерживал рыжую за талию. Значит, помирились? Какие страсти кипят в этой паре.
А в руке Фил держал бежевое пальто нашей новенькой. В углу помог ей переобуться и повел к выходу. Диана слегка покачивалась.
Карина проводила взглядом парочку и усмехнулась:
– Не умеешь пить – не пей. Какой позор! Вот тебе и тихоня... Как думаешь, кто-нибудь из учителей ее спалил?
– Понятия не имею, – пожала я плечами, поглядывая на экран телефона.
За мной уже должен был заехать мамин водитель. Скорее бы...
– А Елесин-то! – усмехнулась подруга. – Ну и жук! У нашей Викули прощение вымаливает... За обнимашки с Диной.
Я проследила за взглядом Карины. Вика стояла с каменным лицом, скрестив руки на груди. Клим, привалившись плечом к стене, что-то эмоционально объяснял девушке.
– Простит ведь его, слабохарактерная, – вздохнула Карина.
Интересно, а как будут развиваться отношения между Филиппом и Диной? Или он тоже слабохарактерный? А видел ли вообще Гурьев, что случилось в темном коридоре? Или свидетелем той сцены стала лишь Викуля... Хотя, судя по тому, что ребята ушли вместе, сейчас у них все хорошо.
Я посмотрела на экран. Водитель писал, что на центральном проспекте из-за крупной аварии образовалась пробка. Какие-то дятлы-водители вздумали погонять по полупустым вечерним улицам. Ладно, прогуляюсь пешком.
Попрощавшись с Кариной, направилась к выходу. Возле дверей актового зала дорогу мне перегородила Малышенко.
– Тринни, а танец? – спросила Ви.
– Какой еще танец?
– Медленный! Ты за весь вечер ни разу со мной не танцевала.
– И что? Ви, к чему ты клонишь?
– Мы ведь с тобой вроде как встречаемся. Другим это может показаться подозрительным...
– Поверь, никому нет до нас дела! – покачала я головой. – И здесь уже появились другие звезды.
– Ты о чем? – удивилась Ви.
В то время как мы с Кариной обсудили все, что произошло, вдоль и поперек, Малышенко даже ничего не заметила.
– Забей! – махнула я. – Прости, устала... Не до танцев.
Я осторожно обошла Виолетту, которая и с места не сдвинулась.
– Но песня классная, – сказала Малышенко, не поворачивая ко мне головы.
– Терпеть ее не могу! – ответила я, толкая дверь.
Обернувшись напоследок, обнаружила, как Ви, пожав плечами, направилась к танцполу. В мою сторону она больше не смотрела.
Вечер был холодным. В морозном воздухе парили редкие колкие снежинки. Я подняла воротник пальто и быстро зашагала по пустому серому проспекту. Не сразу увидела под бледным светом фонаря Дину и Фила. Они стояли у обочины. Рыжая прислонилась к парню и дремала. Филипп крепко держал девушку за талию. Я поняла, что ему неудобно придерживать спящую Дину, которая норовила вот-вот повалиться на Гурьева.
Фил не обернулся на стук моих каблуков.
– Помощь не требуется? – спросила я.
– Катя? – выдохнул Филипп. – Вообще-то... да, требуется... Ведь шла нормально, а сейчас что-то развезло совсем. Взять ее на руки?
– Не знаю, – честно сказала я, оглядывая Дину.
Милая вязаная шапочка съехала на глаза одноклассницы. А меня до сих пор не покинул вопрос: видел ли Фил, что случилось в темном коридоре между Климом и Диной? Если нет, у меня в рукаве припасен хороший козырь...
– Придержи ее, ладно? Рука затекла, вдруг уроню.
– Ох, а ты тяжелая... – заявила я.
– Севастьянова? – раздался пьяный голос Дины. – Что здесь делает Севастьянова?
Рыжая подняла голову, чтобы рассмотреть меня из-под вязаной шапочки, и начала ловить ртом холодный воздух. Будто от одного моего вида ей поплохело. А мне и самой бы хотелось знать, что я здесь забыла...
– Так, немного отдохнул, давай ее на руки возьму!
Филипп подхватил Динку.
– Прислонил бы ее к столбу, – посоветовала я. – И делов-то...
– Она на ногах не стоит! – укоризненно посмотрел на меня Фил. – У нее еще такое пальто светлое... Боюсь замарать.
– Ты хочешь поймать машину? Можем дождаться нашего водителя.
Филипп отрицательно покачал головой:
– Дину заберет мама.
– Вау! – вырвалось у меня. – Что будет!
Вот если бы моя мама приехала за мной, когда я находилась в таком состоянии... Да меня бы в порошок стерли.
– Я даже боюсь представить, что она скажет, – словно прочитал мои мысли Фил.
– Побыть с тобой? – предложила я. – Передадим матери на руки загулявшую дочь.
Филипп не ответил. Только с благодарностью посмотрел на меня.
Некоторое время мы молчали. В тишине редкий снег продолжал кружить над пустым проспектом.
– А чего она так надралась-то? – кивнула я на спящую Дину.
– Мы повздорили из-за...
– Меня? – спросила я.
– Диана ревнует, – смутился Фил.
– Что ж... – начала я, – напомни мне потом кое-что тебе рассказать.
Из-за угла выехал большой черный внедорожник, который мчался в нашу сторону на огромной скорости. В какой-то момент мне показалось, что сейчас машина просто сплющит нас троих в лепешку. Но автомобиль с визгом затормозил буквально в метре. Из него выскочила высокая рыжая женщина. Не знаю, сколько ей лет, но сперва я приняла ее за старшую сестру Дины. Интересно, в каком возрасте она родила свою дочь?
– Мерзавка! – громко воскликнула женщина. – Она спит? Ударь ее по щекам! Посильнее!
Это она Филу приказала. Гурьев растерянно уставился на мать Дины.
– Нужно привести в чувства маленькую дрянь. Диана!
Дина, услышав злобный голос матери, схватила Фила за шею и заплетающимся языком прошептала:
– Не отдавай меня ей! Она... Ик!.. Она меня убьет!
– Не говори глупостей! – нервно поморщилась женщина. – Мальчик, грузи ее в машину. Дрянь какая! Гадина. Ты решила меня и в этой школе опозорить?
И она продолжала орать, пока Фил пытался аккуратно усадить Дину на заднее сиденье внедорожника. Рыжая по-прежнему не выпускала Гурьева из цепких объятий. Видимо, от страха.
– Вы ее одноклассники? – спросила тем временем женщина у меня.
Я подумала, что у нее эффектная, яркая внешность... Наверняка несколько лет назад она снималась на обложках глянцевых журналов или ходила по подиуму. Ее красивое лицо никак не вязалось с той злостью, которую она выплевывала с каждым новым словом.
– Да, одноклассники, – кивнула я.
– Почему вы допустили такой?.. – выругалась мама Дины. – И где были учителя?
Хороший вопрос. Жаждущие веселья старшеклассники перехитрили «надсмотрщиков». Я отвечала за осенний бал, но не заложила преподавателям ребят, которые выпивали.
– У каждого своя голова на плечах, – ответила я. – Насильно в вашу дочь ничего не вливали.
Женщина прищурилась. К счастью, к нам подоспел Фил, который сумел усадить Дину в автомобиль.
– Надеюсь, Дианку не укачает, – брезгливо проговорила ее мать. – Машинка только сегодня из салона.
Женщина начала рыться в небольшом блестящем клатче.
– Вы не курите? – с сожалением в голосе обратилась она к нам, вероятно, не найдя сигареты.
Мы с Филом отрицательно замотали головами.
– Молодцы, ребятишки! А теперь – на горшок и в люльку!
Женщина обошла внедорожник и села за руль. Дала по газам. Машина резко тронулась с места. Последнее, что я увидела – как спящая Дина стукнулась головой об окно.
– Да уж! – первой нарушила я тишину. – Еще думала, что моя мама с катушек съезжает.
– Да уж... – эхом отозвался Филипп.
Теперь мы вдвоем стояли под тусклым фонарным столбом, в свете которого снежинки, словно надоедливые белые мошки, летали над нашими головами.
– Ты хотела что-то мне рассказать, – напомнил Фил наконец.
– А-а-а, – протянула я. До встречи с мамой Дины я была готова воспользоваться козырем, но теперь стало как-то гадко. С такой родительницей и я бы напилась.
– Уже неактуально. Пора домой.
– Тебя проводить? – спросил Филипп, не глядя мне в глаза.
Мы оба смущенно уставились на мигающий оранжевый сигнал светофора.
Я неопределенно пожала плечами.
– Если хочешь, – негромко ответила я. – Только нужно водителю позвонить, он застрял где-то на...
– Позвони, – перебив меня, произнес Фил. А затем утвердительно добавил: – Я тебя провожу.
Мы неспешно побрели по пустому бульвару, освещенному одинокими желтыми фонарями. Снегопад усиливался. Шли молча, каждый думал о своем под нервный грохот мчащегося в депо последнего трамвая.
1 декабря 20...
Когда нам с Виолеттой говорят, что мы – чудесная пара, остается только переглядываться и усмехаться. Одноклассники будто не помнят, с чего началась наша ожесточенная война, которая длилась несколько лет. Только в этом году, в силу обстоятельств, нам пришлось выбросить белый флаг и даже стать кем-то вроде напарников.
О том, что случилось в тот дождливый весенний день в спортивном школьном зале, уже долгое время не вспоминает никто. Никто, кроме меня и Виолетты.
Малышенко пришла к нам в третьем классе и сразу завоевала доверие у ребят. Никого не стеснялась, что обычно присуще другим новеньким, сразу нашла общий язык с одноклассниками, отпускала веселые шуточки во время уроков. Меньше чем за пару недель Виолетта очаровала всех вокруг. В том числе и меня.
Поначалу я старалась не обращать внимания на симпатичную девчонку. Но однажды на большой перемене она направилась ко мне и заявила, что у меня прикольная коса. А я в тот момент своими длинными волосами страшно гордилась... И все. Простого комплимента тогда было достаточно, чтобы покорить моё сердце. Ну обмолвилась о чем-то и дальше пошла, не придавая особого значения... А я пропала. Впервые влюбилась и не знала, что делать... Все мои мысли занимала Виолетта Малышенко. Теперь я замечала в ней только хорошее и восхищалась каждым остроумным замечанием или отличным ответом у доски. Искренне радовалась за ее пятерки в дневнике, как за свои собственные. Постоянно оборачивалась к Малышенко во время уроков, строчила в тетради и личном дневнике ее имя: Виолетта Виолетта Виолетта Виолетточка Виолетта и *сердечко* *сердечко* *сердечко* *сердечко* *сердечко* Много сердечек.
Рассказала я о своей первой влюбленности только тете Маше. Родители уже тогда рассеянно целовали меня в макушку и особо не интересовались школьными делами. Головы их были заняты бизнес-планами, проектами, тратами и закупками... Помню тот день, когда Мария Архиповна помогала мне с математикой, а я ей все уши прожужжала про Малышенко.
– Она очень смешно шутит! Лучше всех в классе знает английский язык. Сказала, что у меня прикольная коса! А еще у нее есть белые кеды на липучках. Наши мальчики о них мечтают.
– Кеды на липучках – серьезный аргумент, – пытаясь скрыть улыбку, ответила тетя Маша. – Как тут не влюбиться?
– Я обязательно покажу ей свою симпатию, – решительно заявила я. – Сделаю для Виолетты что-нибудь приятное.
«Чем-нибудь приятным» не были обделены и мои мама с папой: ведь я хотела, чтобы они обратили на меня внимание. Развешанные по дому рисунки и самодельные открытки, кривые детские бутерброды на завтрак и записочки в карманах верхней одежды. Не скажу, что это имело какой-то успех. Часто родители вообще ничего не замечали или сухо благодарили. Мой энтузиазм постепенно угасал, но по поводу Малышенко сомнений не было – «приятности» нужны. Ви, по сравнению с мамой, чуткая, классная... Она оценит!
Поэтому я начала оставлять в пенале Виолетты послания с признаниями, шоколадные батончики, жвачки... Пришлось воспользоваться «сладким тайником», куда я складывала все необычные вкусности, которые привозил папа из-за границы. Виолетту нужно было удивлять. Она привыкла к неординарным вещам.
Мне нравилось на переменах подкрадываться к парте Малышенко и оставлять там «что-нибудь приятное», а потом во время урока следить за реакцией девочки. После того как Ви обнаруживала очередное послание, мы встречались глазами. Малышенко сразу отводила взгляд, становилась растерянной и смущенной, а я в душе ликовала... Но почему-то Ви не предпринимала попыток начать со мной дружить. А мне так хотелось, чтобы мы вместе возвращались домой из гимназии... Ведь я уже знала, что живем мы всего через пару домов друг от друга, недалеко от городской набережной.
Наступило время сделать решительный шаг – признаться во всем лично. Я попросила тетю Машу помочь мне сделать сердце из крупного ярко-красного бисера. В моей голове уже четко вырисовывалась картина, как я подойду после физкультуры к Виолетте и протяну ей свое «сердце». Скажу: «Отдаю его тебе! Очень хочу с тобой дружить. И после уроков гулять по набережной!» А Ви в моих мечтах должна была широко улыбнуться и проговорить: «Ты, Кать, мне тоже сразу понравилась. С первого взгляда, как я появилась на пороге класса. Я тоже хотела предложить тебе свою дружбу, только стеснялась...» И в тот день мы бы обязательно стали возвращаться из школы вместе. И, возможно, даже взялись бы за руки...
Получившееся объемное сердечко из бисера я положила в нагрудный кармашек школьного пиджака. Решила подойти к Виолетте после физкультуры, в спортивном зале. Выглянув из девчачьей раздевалки, увидела Виолетту, которая, как обычно, стояла в окружении других мальчишек. Ладно, сейчас я попрошу уделить мне пару минут. Точно.
Но чем ближе я подходила к хохочущим одноклассникам, тем сильнее меня охватывало волнение. Все-таки не каждый день влюбляешься и признаешься в своих чувствах кому то... Я слышала обрывки фраз и громкий смех ребят.
– ...да ваша Севастьянова мне прохода не дает! – говорила Виолетта. – Шоколадки дарит. Представляю, как тяжело ей их от сердца отрывать...
Ребята хохотали.
– А тебе-то она нравится?
– Кто? – ахнула Виолетта. – Этот слонопотам с косой?
Одноклассники засмеялись еще громче. Мои глаза увлажнились, и в носу защекотало. Знала, что у меня проблемы с весом, и я не отличаюсь особой грациозностью, как остальные девочки в нашем классе. Но никогда ребята не осмеливались высмеивать меня по этому поводу – в отличие от новенькой Виолетты Малышенко. А учитывая тот факт, с какими намерениями я к ней подходила...
Меня, кстати, нисколечко не смущало, что Ви – щуплая и ниже меня на полголовы. Разве любят за внешность?
Улизнуть незамеченной не удалось, хотя очень хотелось спрятаться и разреветься. На меня обрушилась такая обида. И еще яркое сердечко из бисера... Влюбленная дура!
– А слонопотам Севастьянова стоит за твоей спиной! – улыбнулся Елесин, который с первого дня прицепился к Виолетте, как репей.
Малышенко быстро обернулась и уставилась на меня. В глазах не было ни испуга, ни сожаления за сказанные слова. Ее выражение лица будто говорило: «Ты и здесь меня решила допечь, Севастьянова?»
Я рассердилась. Не столько на Виолетту, сколько на себя и на свою наивность, вспомнив все глупые записки, которые оставляла однокласснице. Пока я думала, что она прониклась ко мне симпатией, она просто потешалась надо мной! Успела ли она кому-нибудь еще показать мои послания? От ужаса закружилась голова...
– Ой, Катя! – равнодушно воскликнула Малышенко. – Ты все слышала?
– Никто не имеет права смеяться надо мной! – дрогнувшим голосом предупредила я. – Иначе...
– Иначе что? – фыркнула Виола.
– Вил, ты с Катькой не шути! – предупредил кто-то из мальчишек.
– Ударишь меня? – ухмыльнулась Малышенко.
Девочкам из хороших семей не положено драться. Так сказала бы моя мама. Но я со слезами на глазах налетела на Виолетту. Мне не давала покоя мысль, что я хотела подарить ей сердце, которое накануне весь вечер делала под руководством тети Маши. Наивная! Обидно! Обидно! Обидно! И как показал мой горький опыт, «что-нибудь приятное» в моем исполнении оказывалось никому не нужным... Это был мой последний презент, который я решила обязательно отправить в урну.
Малышенко не ожидала от меня нападения (да и я не думала, что все так выйдет). Мы повалились на пол и начали бороться. Одноклассники, которые выходили из раздевалок, столпились вокруг нас. Слезы градом текли из моих глаз, и я пронзительно завизжала от злости, совсем обескуражив растерянную Виолетту.
– Дура! Дура! – кричала я.
– Раздавишь меня, идиотка! – пыхтела подо мной Малвшенко, пока я с остервенением вцепилась в ее каштановую шевелюру. – Что ты пристала-то ко мне, ненормальная? Отпусти!
В ушах стоял звонкий смех одноклассников, которые окружили нас и смеялись над этим представлением.
– Дура! Малышенко, какая же ты дура! – твердила я.
– Ай, толстуха! Сама дура! Слезь!
Конечно, в то время я была сильнее ее. Не знаю, над кем в тот момент смеялись громче: над бешеным «слонопотамом» Севастьяновой или бедняжкой Вилкой, которая не могла дать отпор. Дружный хохот эхом разносился по спортивному залу, но наконец раздался пронзительный звук свистка.
Физрук быстро растащил нас в разные стороны и встряхнул словно нашкодивших котят.
– Что здесь творится? – рявкнул учитель.
– Севастьянова втюрилась в Малышенко... – донеслось ехидно справа.
– А она ее отвергла и назвала толстухой! – поддакнули слева.
– Она и правда такая туша!
– Тсс!
– Зато как дохлую Виолетту отделала! – выкрикнули из толпы.
И снова – взрыв хохота.
Я и Виолетта, находясь в крепких руках физрука, воинственно смотрели друг на друга.
Когда мужчина нас отпустил и сделал выговор, одноклассники разошлись. Мы остались вдвоем в пустом спортивном зале.
– Ты опозорила меня в новой школе! – зло проговорила Малышенко.
– На ногах устоять не можешь? – хмыкнула я. – Каши больше ешь!
– Боюсь, всю кашу в городе уже ты схомячила, – закивала Ви.
– Как ты смеешь? – задохнулась я от возмущения. – Тебе в нашей гимназии не выжить! Готовься к веселенькой жизни!
– Аналогично, Севастьянова, – объявила Виолетта. – Аналогично!
Девчонка пулей выскочила из зала, едва не столкнувшись в дверях с Кариной, которая дожидалась меня. С этой девчонкой мы сразу нашли общий язык, ведь подруга в детстве тоже отличалась от одноклассников. И если я была «слонопотамом», то Каринке отлично подходило прозвище «жирафа», потому что она оказалась выше всех мальчишек в нашем классе.
– Катька, ты как? – сочувственно спросила она.
– Сойдет! – шмыгнула я распухшим от слез носом.
– Твой пиджак... – начала Карина.
– Порвался? – испугалась я. – Мама убьет!
– Помялся еще, вот тут...
Я стянула пиджак и с силой тряхнула его. Из нагрудного кармана посыпался алый бисер. Подпрыгивая, словно капли дождя о жестяной карниз, бусинки разлетелись по полу. Видимо, леска порвалась, пока мы с Виолеттой боролись.
– Что это? – Карина удивленно смотрела на рассыпавшийся по залу бисер.
– Не обращай внимания, ерунда, – вздохнула я. – Это было всего лишь мое сердце.