Глава VII
Дробь
- Боже мой, порох!.. - воскликнула Мими задыхающимся от волнения голосом. - Что вы делаете? Вы хотите сжечь дом, погубить всех нас...
И с неописанным выражением твердости духа Мими приказала всем посторониться, большими, решительными шагами подошла к рассыпанной дроби и, презирая опасность, могущую произойти от неожиданного взрыва, начала топтать ее ногами. Когда, по ее мнению, опасность уже миновалась, она позвала Михея и приказала ему выбросить весь этот порох куда-нибудь подальше или, всего лучше, в воду и, гордо встряхивая чепцом, направилась к гостиной. «Очень хорошо за ними смотрят, нечего сказать»,- проворчала она.
Когда папа пришел из флигеля и мы вместе с ним пошли к бабушке, в комнате ее уже сидела Мими около окна и с каким-то таинственно официальным выражением грозно смотрела мимо двери. В руке ее находилось что-то завернутое в несколько бумажек. Я догадался, что это была дробь и что бабушке уже все известно.
Кроме Мими, в комнате бабушки находились еще горничная Гаша, которая, как заметно было по ее гневному, раскрасневшемуся лицу, была сильно расстроена, и доктор Блюменталь, маленький рябоватый человечек, который тщетно старался успокоить Гашу, делая ей глазами и головой таинственные миротворные знаки.
Сама бабушка сидела несколько боком и раскладывала пасьянс Путешественник, что всегда означало весьма неблагоприятное расположение духа.
- Как себя чувствуете нынче, maman? хорошо ли почивали? - сказал папа, почтительно целуя ее руку.
- Прекрасно, мой милый; кажется, знаете, что я всегда совершенно здорова,- отвечала бабушка таким тоном, как будто вопрос папа был самый неуместный и оскорбительный вопрос. - Что ж, хотите вы мне дать чистый платок? - продолжала она, обращаясь к Гаше.
- Я вам подала,- отвечала Гаша, указывая на белый, как снег, батистовый платок, лежавший на ручке кресел.
- Возьмите эту грязную ветошку и дайте мне чистый, моя милая.
Гаша подошла к шифоньерке, выдвинула ящик и так сильно хлопнула им, что стекла задрожали в комнате. Бабушка грозно оглянулась на всех нас и продолжала пристально следить за всеми движениями горничной. Когда она подала ей, как мне показалось, тот же самый платок, бабушка сказала:
- Когда же вы мне натрете табак, моя милая?
- Время будет, так натру.
- Что вы говорите?
- Натру нынче.
- Ежели вы не хотите мне служить, моя милая, вы бы так и сказали: я бы давно вас отпустила.
- И отпустите, не заплачут,- проворчала вполголоса горничная.
В это время доктор начал было мигать ей; но она так гневно и решительно посмотрела на него, что он тотчас же потупился и занялся ключиком своих часов.
- Видите, мой милый, - сказала бабушка, обращаясь к папа, когда Гаша, продолжая ворчать, вышла из комнаты,- как со мной говорят в моем доме?
- Позвольте, maman, я сам натру вам табак,- сказал папа, приведенный, по-видимому, в большое затруднение этим неожиданным обращением.
- Нет уж, благодарю вас: она ведь оттого так и груба, что знает, никто, кроме нее, не умеет стереть табак, как я люблю. Вы знаете, мой милый,- продолжала бабушка после минутного молчания,- что ваши дети нынче чуть было дом не сожгли?
Папа с почтительным любопытством смотрел на бабушку.
- Да, они вот чем играют. Покажите им,- сказала она, обращаясь к Мими.
Папа взял в руки дробь и не мог не улыбнуться.
- Да это дробь, maman,- сказал он,- это совсем не опасно.
- Очень вам благодарна, мой милый, что вы меня учите, только уж я стара слишком...
- Нервы, нервы! - прошептал доктор.
И папа тотчас обратился к нам:
- Где вы это взяли? и как смеете шалить такими вещами?
- Нечего их спрашивать, а надо спросить их дядьку,- сказала бабушка, особенно презрительно выговаривая слово «дядька»,- что он смотрит?
- Вольдемар сказал, что сам Карл Иваныч дал ему этот порох,- подхватила Мими.
- Ну вот видите, какой он хороший,- продолжала бабушка,- и где он, этот дядька, как бишь его? пошлите его сюда.
- Я его отпустил в гости,- сказал папа.
- Это не резон; он всегда должен быть здесь. Дети не мои, а ваши, и я не имею права советовать вам, потому что вы умнее меня,- продолжала бабушка,- но, кажется, пора бы для них нанять гувернера, а не дядьку, немецкого мужика. Да, глупого мужика, который их ничему научить не может, кроме дурным манерам и тирольским песням. Очень нужно, я вас спрашиваю, детям уметь петь тирольские песни. Впрочем, теперь некому об этом подумать, и вы можете делать, как хотите.
Слово «теперь» значило: когда у них нет матери, и вызвало грустные воспоминания в сердце бабушки,- она опустила глаза на табакерку с портретом и задумалась.
- Я давно уже думал об этом,- поспешил сказать папа,- и хотел посоветоваться с вами, maman: не пригласить ли нам St.-Jérôme'a, который теперь по билетам дает им уроки?
- И прекрасно сделаешь, мой друг,- сказала бабушка уже не тем недовольным голосом, которым говорила прежде. - St.-Jérôme, по крайней мере, gouverneur, который поймет, как нужно вести des enfants de bonne maison1, a не простой menin, дядька, который годен только на то, чтобы водить их гулять.
- Я завтра же поговорю с ним,- сказал папа.
И действительно, через два дня после этого разговора Карл Иваныч уступил свое место молодому щеголю французу.
1 детей из хорошей семьи (франц.).