20 глава
(От лица Василисы)
В кабинете директора было душно и тихо, несмотря на количество людей. Воздух был густым от напряжения, невысказанных обвинений и стыда. Все были в сборе. Мои родители, бледные и собранные. Родители Леши — его отец, молчаливый, и мать, смотрящая на меня с неожиданной теплотой. Классная руководительница, нервно теребящая ручку. Директор с каменным лицом. И они... родители Никиты, пытающиеся сохранить надменное выражение лиц, но проигрывающие эту битву. И он сам. Никита. Сидел, ссутулившись, с опухшим, разбитым лицом, не поднимая глаз от пола.
Я начала рассказывать. Голос сначала дрожал, но с каждым словом я становилась твёрже. Я говорила всё. С самого начала. О том, как всё началось с мелких пакостей и сплетен. О предательстве Киры, о том, как Никита манипулировал ею и шантажировал меня. О записках с угрозами, о том, как натравил на Лешу боксёров. И наконец... о сегодняшнем дне. О том, как он затащил меня в кладовку. О его диких, безумных глазах. О его словах. О ударах.
Взрослые слушали, затаив дыхание. Лицо моей мамы становилось всё белее, пальцы впились в сумку. Отец сидел неподвижно, но я видела, как наливаются кровью его белки, как сжимаются кулаки на коленях — тикающая бомба. Родители Никиты сначала пытались перебивать, что-то бормотать про «детские шалости» и «клевету», но суровый взгляд директора заставил их замолчать.
— У меня есть доказательства, — тихо, но чётко сказала я, закончив свой рассказ. — Лера, покажи, пожалуйста.
Лера, бледная, но с горящими решимостью глазами, молча кивнула. Она достала свой телефон и подключила его к проектору. На стене замелькали скриншоты переписок, которые она собрала, аудиозаписи слитых разговоров Никиты с его подручными. А потом... тот самый наш разговор с ним, который она записала. Его спокойный, сладковатый голос, цинично объясняющий свои мотивы, прозвучал в полной тишине и был ужаснее любого крика.
В этот момент в кабинет вошёл охранник и молча протянул директору флешку. — С камер наблюдения у спортзала. Там есть... звук, — коротко пояснил он.
Директор молча подключил флешку. На экране замерцало зернистое видео из той самой кладовки. И снова всё повторилось. Я увидела себя со стороны — испуганную, прижатую к стене. Услышала его орущий, искажённый злобой голос. Увидела, как его рука поднимается для удара...
Я не смогла смотреть. Я вжалась в Лешу, который сидел рядом, ищу хоть каплю опоры. Он молча обнял меня за плечи и стал гладить по спине, тяжело и успокаивающе. Его дыхание было ровным, но я чувствовала, как напряжены его мышцы.
Я рискнула повернуться к родителям. Мама плакала беззвучно, прикрыв ладонью рот. Отец... у отца глаза горели таким холодным, беспощадным огнём, что стало по-настоящему страшно. Он смотрел не на меня, а на родителей Никиты. Теперь они не смотрели свысока. Они потупили взгляд, их лица были алыми от стыда и унижения.
Отец Леши отошёл в сторону и молча, по-мужски, пожал руку моему отцу. В этом жесте было всё: понимание, поддержка и молчаливое соглашение, что дальше они разберутся сами. Я поняла — дома меня ждёт серьёзный, долгий и тяжёлый разговор.
Я вылезла из объятий Леши, чувствуя себя абсолютно разбитой. Поймала своё отражение в темном экране монитора. Зрелище было удручающим: опухшее лицо, запёкшаяся кровь на разбитой губе, заплаканные глаза. Класс просто.
Классная, видя наше состояние, вздохнула и сказала: — Дети, вам тут больше нечего делать. Идите домой. Отсыпайтесь, восстанавливайтесь. Алексей, проводи Василису.
Никита оставался сидеть под присмотром директора и наших отцов. Его ждал долгий и неприятный «допрос».
Моя мама хотела было пойти со мной, но мама Леши мягко остановила её, положив руку на плечо: — Пусть Алексей проводит. Он доведёт. Они... им нужно поговорить. Без нас.
Моя мама с облегчением кивнула, доверяя ей. Отец Леши ухмыльнулся своей фирменной ухмылкой и подозвал сына. Он что-то тихо прошептал ему на ухо. Леша смущённо фыркнул, покраснел и кивнул, а потом уверенно направился ко мне.
— Пошли? — просто спросил он, предлагая руку для опоры.
Я кивнула. Он предложил вызвать такси, но я покачала головой: — Нет, я... я хочу пройтись. Просто подышать. Сегодня слишком много всего было. Нужно остыть.
Он не стал спорить, лишь кивнул с пониманием. Мы шли по знакомым улицам, и он... он не лез с расспросами, не пытался обсуждать произошедшее. Он говорил о всякой ерунде — о том, как его боксёрский тренер ведёт тренировки, о глупом фильме, который смотрел на днях, о том, что завтра, наверное, будет дождь. Я была ему бесконечно благодарна за эту нормальность, за эту спасительную обыденность посреди хаоса.
Может, кто-то подумает, что мы шли по улице — я с синей, опухшей рожей, а он в засохшей, кровянистой майке — и все на нас оборачивались. Но нет. Наши родители всё продумали. Пока мы были на разборе полётов, моя мать сгоняла домой и привезла мне мой тональный крем, чтобы хоть как-то скрыть синяки. А его мать привезла ему чистую, свежую футболку. Все учителя и директор были на нашей стороне и искренне за нас переживали. Ведь Лешка — первый спортсмен школы, её гордость и надежда на все соревнования. А я — просто «хорошая девочка», которую любят все учителя за ум и прилежание. Вот такие невероятные расклады свели нас вместе.
Вот мы уже подходим к моему подъезду. Останавливаемся. Неловкое молчание. Он развернулся ко мне лицом. В его глазах не было ни насмешки, ни бравады — только какая-то новая, незнакомая серьезность. Он мягко обнял меня за талию, а я, почти не думая, положила руки ему на плечи. Мы медленно начали тянуться друг к другу, мир вокруг будто замер, затаив дыхание. Я уже почувствовала тепло его дыхания...
Как вдруг в кармане дико зазвонил телефон. ТВОЮ МАТЬ! Мы дёрнулись и неловко отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Сердце бешено колотилось. Я с дрожащими руками достала телефон. На экране — Лера.
— Алло? — выдохнула я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Она сразу же начала тараторить, забрасывая меня вопросами: «Ну как ты? Что там было? Что с Никитой? Родители что сказали?». Я вкратце, сбивчиво, рассказала ей всё, что произошло после её ухода. Выслушав, она что-то быстро пробормотала и бросила трубку, видимо, чтобы переварить информацию.
Я опустила телефон и посмотрела на Лешу. Мы стояли в глупой, неловкой позе, избегая смотреть друг другу в глаза. — Ну... я тогда... пойду, — прошептала я. — Ага... Выздоравливай, — кивнул он, засунув руки в карманы.
Мы разошлись в разные стороны, не обернувшись. Воздух между нами вибрировал от несказанного и недоделанного.
(От лица Алексея / Лехи)
Твою мать! Чуть не поцеловались! А эта чёртова Лера всё испортила, будь она неладна! Сидит там, копается в своих сплетнях, а тут такой момент... Эх.
Возможно, кому-то интересно, что сказал мне мой отец, когда мы вышли из кабинета. А сказал он мне в своём неподражаемом стиле, хлопнув по плечу: «Сынок, только проводи её нормально, аккуратно. Чтобы нам в следующий раз не пришлось собираться на тему, какое имя дать внукам. Хорошо?» Ахахахах! Ну батя, ну даёт. Мда, денёк сегодня интересный выдался.
Как только я пришёл домой, меня встретила мать. Обняла крепко-крепко, потом отодвинула, посмотрела в глаза и сказала: «Сын, запомни: вопросы кулаками решаются в самую последнюю очередь. Но... сегодня ты поступил как настоящий мужчина. Горжусь тобой». А потом она рассказала мне историю, как лет двадцать назад мой отец, тогда ещё просто молодой и дерзкий пацан, точно также заступился за неё перед компанией хамов. И после этого они начали встречаться. Вот это я понимаю — романтика по-нашему, по-мужски. Без соплей.
Потом подошёл отец. Молча протянул мне кружку с чаем и сказал: «Звонил отец Василисы. Передал тебе большую благодарность. Сказал: «Мужик растёт. Спасибо, что защитил и помогал моей девочке»». Мне стало на удивление приятно. Очень. Даже как-то тепло на душе сделалось.
(От лица Василисы)
После моего прихода домой прошло минут десять, и вернулись родители. Лица у них были усталые и серьёзные. Мне, конечно, прочитали лекцию о том, что нужно было сразу обращаться за помощью к взрослым, а не пытаться всё решать самой, что это было опасно и безрассудно.
Я выслушала их и тихо ответила: — Я думаю, что в любом случае со мной бы что-то случилось. Никита определённо свихнулся. Он бы не успокоился, пока не добился своего или пока его не остановили бы вот так... жёстко.
Они переглянулись и лишь молча кивнули, понимая, что я, к сожалению, права.
Мама была под огромным впечатлением от поступка Леши. Ведь всего полтора месяца назад я с пеной у рта рассказывала ей, какой он невыносимый, грубый и тупой бабник. А сегодня она узнаёт, что мы внезапно стали союзниками, и что он ради меня вломил Никите и носил меня на руках. В её глазах читалась полнейшая каша из удивления, недоумения и зарождающейся симпатии к нему.
После долгого, тяжёлого разговора я наконец-то поднялась в свою комнату. Этот день вымотал меня донельзя — морально и физически. Я рухнула на кровать, даже не раздеваясь, и провалилась в глубокий, беспробудный сон, где не было ни кладовок, ни боли, ни этих пронзительных, серьёзных глаз Алексея.