Часть 20
Обьединенная армия крестоносцев дошла до места генерального сражения - разрушенного города Вифсаиды. Очень жаль, что ни мы, ни даже рыцари не могли увидеть былую красоту этого библейского города, однако могучие колоны и остатки стен, все еще напоминали об былом величии могучего града. Проектировка была ориентирована на то, что восточная часть города упиралась в реку Иордан. Ловко смекнув, что вода будет замедлять и сковывать действия противника, Андраш приказал немедленно остановиться и разбить лагерь прямо в руинах. Сразу же были отправлены разведчики на исследовании территории будущего сражения.
Наконец, получив обещанный отдых, Миклош направился к себе в шатёр. Очень долго он ждал того момента, когда его никто не потревожит и он сможет заняться одним из своих немногочисленных развлечений - поэзией. Да, именно поэзией. Кёсаги с самого детства читал множество иностранных и "родных" произведений, от которых и научился мастерству "рифмоплётства" . Что примечательно - писал он исключительно на венгерском, хоть и превосходно владел французким и немецким . Достав довольно редкую на то время дамасскую бумагу(в целом это обычная бумага,просто в Европе так называли любой листок) рыцарь вытянул чернильницу и начал писать.
Но прежде чем, начать творить, он решил написать письмо своей семье, ибо времени до этого не было, а весточку то отправить хотелось.
Мы не будем приводить полное письмо, ибо это всё таки интимная тайна каждого, Отметим лишь то, что молодой поэт решил под конец блеснуть талантом и завершил послание такими строками :
«Если ты цветок - я буду стеблем,
Если ты роса - цветами ввысь
Потянусь, росинками колеблем, -
Только души наши бы слились.
Если ты, души моей отрада,
Высь небес - я превращусь в звезду.
Если ж ты, мой ангел, бездна ада -
Согрешу и в бездну попаду.»
Согласитесь, неплохое окончание весточки домой?
Если читатель простит, то покажем еще несколько работ, этого молодого словесных дел мастера:
«Стоит мне о милой замечтаться,
Как в цветы все мысли обратятся.
Из пристрастья к этим-то растеньям,
Занят я весь день их разведеньем.
Солнце, заходя, исходит кровью.
Горы все лиловей и лиловей,
А любимая недостижимей
Даже этих гор в лиловом дыме.
Солнце ходит на закат с восхода.
Я б ходил не так по небосводу:
Я ходил бы с запада к востоку
К самой лучшей девушке далекой.
И вечерняя звезда сегодня
Льет свой свет щедрее и свободней,
И в наряде праздничном, пожалуй,
Оттого лишь, что тебя видала.
О, когда же я тебя увижу,
Сяду пред тобой либо приближу,
Загляну в глаза и их закрою,
Небо, небо ты мое седьмое!»
«...Мысли мои улетают туда
Где я оставил родные края
Где зеленеют большие луга
О ,ты прости моя дорогая
Что я покинул тебя.
Ах, среди этих песков
Я чувствую тот звон оков
Который созвучный с песнями церков
Ах этот заупокойный вой !
Речь епископа - звук монотонный
То просвещение - лишь иллюзорно
Наши грехи под нами и будут
Сколь в Ватикан людей не прибудут
Бог грехи наши никогда не забудет !
Здесь ,в пустыне,я понимаю
Всю безнадежность я принимаю
Что не Святой сей поход
А лишь утеха для высших господ
О, почему я здесь застреваю
Пешка в игре - я понимаю
Господи, переживу ли я бой?
Милая Эва, как бы хотел бы
Я постоять хоть секунду с тобой!
Но, я сижу с гусиным пером
Под маленьким, крохотным шатром
И сочиняясь и упиваясь, лишь составляя стихи
Ведь поводом для спокойствия стали они...»
Выйдя из своей «обители», Миклош увидел ,что уже дело идёт к ночи и решив провести ночь перед боем не в томном одиночестве, а среди кругу немногочисленных, но друзей, рыцарь, поймав мальца, который был видимо поварёнком в «походной кухне» дал несколько золотых монеток и приказал найти нужных ему господ и передать:
«Пан Кёсаги ожидает вас у себя».
Под вечер «гости» подошли к шатру де Кёсаги ,естественно, не с пустыми руками, так как все понимали, что сегодня намечается что-то интересное...
Приоткрыв «вход» в обитель Миклоша, можно увидеть низкий столик и подушки, которые были репликой на арабский стиль интерьера, уж очень он стал удобен во время походов.
Первым вошёл Фридьеш, держа в руках две бутылки выдержанного вина, которое, как сам заявлял де Гарай было взято с его личных погребов, полученные в наследство от отца.
Он был одет в алый балдахин с золотыми петельками, который подчеркивал его засмолённые усы и шляпу с серым пером. И где только он всё это хранил?
Вторым и последним зашёл господин Людвиг, который тоже принёс бутылки какого-то крепкого вина, хоть при первой встречи, он не имел и фляги «целительной влаги». Это напомнил немцу Кёсаги, на что фон Штиленбах ответил :
- Для такого дела я нашёл и время и средства , не каждый день пан Миклош приглашает в гости.
- Эх, друзья ,как жаль что я не имею возможности пригласить вас в свой замок, тогда мы устроили настоящий пир.
- Э не, ты нас накормишь у себя в замке,не вздумай лишать нас такой возможности.
- Если доживу,- хмуро ответил де Кёсаги.
- Ну что ты такой хмурый, не для того чтобы хандрить ты нас позвал?
Миклош засмеялся, впервые, за время после их посиделки в назаретском трактире.
- Согласен, прошу прощения.
И игриво поклонившись, он пригласил гостей к столу, который был накрыт не хуже королевского.
Как же прекрасно создавать, хоть и искусственно, но всё же делать атмосферу веселья и безмятежности, будто за пределами шатра мира не существует, будто бы это купол от всех насущных проблем.
Все веселились : легкомысленный Фридьеш, забывший о своём прошлом Людвиг и наконец-то, по-настоящему веселый Миклош.
Эти люди танцевали, пели, смеялись, рассказывали истории, иногда смешные, иногда трагичные, видимо, после принятия спиртного уж очень тянет рассказать что-то о своей жизни, пооткровенничать, знаете ли. Рассказы были и преувеличенны и приуменьшены легкой рукой рассказчика. Не редко, у товарищей всплывали в голове воспоминания о их родных землях, и снова каждый заявлял, что его родина лучше, не будем отрицать, ведь каждый по-своему прав.
Огонь от свечей и ламп светился от заката до рассвета, ничто не могло остановить кутёж сиятельных господ, ибо все понимали, что ночь перед боем может оказаться последней, поэтому никто не сердился на шум и свет исходящий из обители де Кёсаги.
В лагере царило спокойствие, будто затишье перед бурей. Каждый чистил своё оружие, доспехи, лошадей, писал письма родным, или просто набирался сил. Бывали те, кто молились всю ночь, были те кто напивались до беспамятсва, а были те, кто всё это совмещал.
Многие вспоминают именно ночь перед боем, так как события предшествующие такому масштабному событию всегда хорошо врезаются в память. В это время люди либо смиряються и будто заключенным в камере смертников ждут безмятежно приговора, либо всю ночь не спят из-за волнения и страха. Удивительна природа человека ведь так?
Но посреди ночи курьер принёс Миклошу письмо, однако получатель решил прочесть письмо уже с утра...