Падение вниз [1]

Наше время

Кей

Сегодня с утра мрачная погода и льет бесконечный дождь – время, когда по-настоящему чувствуется, что пришла осень.

Мы на кладбище у могилы Дастина.

Сирена, игнорируя зонт, стоит у могильной плиты, перемешивая свои слезы с дождем.

Это было ее решение – окончательно попрощаться с братом, потерю которого она не осознавала полностью долгое время. Я уважаю ее решение и не задаю лишних вопросов, почему она выбрала для этого именно такой мрачный по погоде день.

Мне дико хочется стоять рядом и успокаивать ее, стирая слезы, но она сама попросила меня дать время проститься с ним наедине.

Я могу понять это желание.

Ей это нужно самой – это ее личное прощание.

Сам же я потерю друга осознал почти сразу, и знаю, насколько это болезненно.

Мы с ребятами стоим в стороне, чтобы и остальные не вмешивались в ее прощание. Калеб который раз пытается прикурить сигарету, хотя каждая новая вскоре рассыпается от влаги прямо в его руках.

– Сирена мне вчера передала послание от Дасти, – наконец произношу я, решив поделиться этим. – Он оставил записку в своей комнате и попросил передать мне в письме.

– С того света, что ли? – не понимает меня Син, единственный, кто воспользовался зонтом.

– Он писал ее в ночь выпускного, еще думая, что...

– Не объясняй. – Угрюмо кивает Калеб, убивая еще одну сигарету.

– Что там было?

– Не забывай три правила жизни. – Дословно цитирую я, потому что там совсем немного, плюс большая часть послания мне знакома. Она повторяет слова Дастина, однажды сказанные вслух. – Кого-то придется наказать – и ты накажешь. Кого-то простить – и ты простишь. Кого-то захочется удержать – и ты сделаешь это только после того, как отпустишь того ребенка.

Он был проницателен, всегда. Тот ребенок – неуверенный в себе мальчик с лишним весом. Который до конца не верит, что его могут полюбить. Не верит, что он способен на многое, если захочет. Не знает, что он может выбирать сам свой путь. Боится ответственности.

Но чтобы дойти до последнего пункта окончательно, мне нужно было справиться с двумя первыми. И я это сделал.

И отпустил в итоге это прошлое, потому что именно оно не позволяло мне главное – удержать рядом Солнечный Свет. Удержать. Сохранить. Спасти. Любить ее. Выбирать ее каждый день. Наслаждаться ей. Ей дарить счастье.

– Ничего не понял, – пожимает плечами Син.

– Ребенок?! – тупит Алек, хотя он-то мог всё понять в отличии от остальных. – У тебя есть ребенок? Пиджак, что ты еще скрываешь?

– Да так, – смотрю я пронзительно на него. – О другом речь. Я просто по молодости был жирным таким ребенком, а потом нашелся один герой, который ткнул его в это. А потом понеслось – унижение общества, буллинг, все дела...

– Ой все, – сразу сникает тот и отходит в сторону, замыкаясь в себе. Зря я так погнал – с Алеком и так не все в порядке.

– Что?! – округляет голубые до прозрачности глаза Син. – Ты был жирным? Охренеть – не верю. Ты же вылитый культурист из «Плейбоя».

– Потому и стал таким, – скупо отвечаю я, не желая дальше развивать эту тему. Было и прошло, я могу теперь спокойно говорить об этом, но впадать в подробности – зачем? – Но я всегда удивлялся, как Даст умел замечать то, что не замечают другие.

– Он был почти святым, – вздыхает Син. – Добрым. Светлым. В отличии от всех нас.

– Зло всегда убивает добро, – тихо говорит Калеб, бросая свои фокусы с сигаретами. – Обратное существует только в сказках.

– Значит, надо стать еще большим злом, чтобы покончить с Максом. – Замечает Син.

– И это говоришь ты? – удивляюсь я. – Не замечал в тебе тяги к насилию.

– Люди меняются.

– Но не меняется положение дел, пока Макс где-то скрывается. – К сожалению, Калеб прав. Ублюдок хорошо замел свои следы.

– Или ублюдки, – дополняю я. – Не зря же свидетель молчит больше года. Их могло быть двое.

– Свидетельница, – поправляет меня Син. – Это была девушка.

Я киваю.

Возможно, скоро ее личность окончательно прояснится, и тогда можно будет выйти на Макса. И это в наших руках, и в наших интересах.

Замечаю, что Алек стоит немного в стороне от нас. Весьма странно. Обычно он первым поднимает такие темы и участвует в них, но не сегодня.

Такой отстой, что я волнуюсь за этого дурака.

Год назад думал, что наше общение с этими ребятами вообще сойдет на нет, а сейчас готов вписаться за каждого. Особенного за этого непривычно молчаливого типа, прячущегося за капюшоном.

Я подхожу к нему ближе и пристально смотрю в его лицо, пытаясь понять, насколько все плохо, хорошо или хотя бы нейтрально.

Алек смотрит прямо на меня, и по его лицу непонятно ничего.

– Все в порядке? – задаю вопрос прямо. – Ни одной тупой шутки сегодня за все время.

– Я не фанат веселья на могилах, – слишком равнодушно и отстраненно отвечает он. Для него – слишком.

– Хочу, чтоб у тебя все было хорошо, чувак. Если что, знай, мы рядом, всегда поддержим тебя.

– Хватит этих соплей, Хирш. Я в полном порядке.

– Обещаешь?

– Что? – Он усмехается. – Не забивай голову ерундой, я не собираюсь что-то делать с собой или спиваться до смерти. По крайней мере, не в ближайшее время.

– Мне просто тогда показалось... – Намекаю я на тот день, когда он говорил, что его будущее – это алкоголь, банкротство и вообще все как будто не имеет смысла. «Я никто».

Взгляд Алека темнеет, когда он снимает капюшон и смотрит прямо на меня с открытом лицом, омываемом каплями дождя.

– Тебе показалось. – На его лице появляется улыбка, которая никак не вяжется с мрачным взглядом. – На самом деле я в предвкушении. – Его голос понижается до шепота. – Придет мое время. Скоро. – Он смотрит на свои наручные часы, закатав рукав кофты, а потом снова на меня с улыбкой психа. – Тик-так, тик-так.

Тик-так...

Продолжение следует...