Падение вниз [1]

Наше время

Кей

После того, как Сирена ушла, у меня не было ни единой мысли проследить за ней. Зачем? Если бы я за нее волновался, то вообще бы старался оградить от болезненной информации, а не швырнуть ее неподготовленной девушке прямо в лицо.

Как будто, так и надо.

Но, по сути, так и надо же? Поэтому не, ни фига волнений и угрызений совести.

Подобная мантра работает несколько минут, но когда я вижу, что Сирена садится в машину с расцветкой такси, то все мои аффирмации о неизбежности трагедии и принятие этого – сходят на нет.

Я сам спешу к своему автомобилю, чтобы... Чтобы что?

Меня накрывает несвойственная мне легкая паника – куда я собираюсь? Зачем? Мне все равно нечего добавить утешительного для Сирены, чтоб не выглядеть в ее глазах последним дерьмом.

Убеждаю себя, что в душе я хороший человек, и мне просто необходимо убедиться своими глазами, что водитель довезет Сирену до дома, что она не попала в лапы маньяка и жизнь не подкинет ей новых проблем.

Пока что я чуть ли не единственным являюсь поставщиком проблем для этой девушки, конкуренция мне в этом позорном статусе не нужна.

В итоге я как полностью отбитый следую за автомобилем, куда везут Сирену. И это ни хрена не ее дом. Что за херня? Что она удумала? Или... Ну нет, водитель-маньяк, везущий ее насильно в сторону лесопарка – это же перебор, да? Гротескно, конечно, но не вызывает улыбки – я нервничаю.

Я хочу позвонить Сирене – если ее номер остался прежним и приказать не сходить с ума и возвращаться домой. Или, если она попала в неприятности, понять это по ее голосу и успокоить, что я рядом.

Успокоить тем, что я рядом – это даже звучит дико в наших взаимоотношениях.

Нет, звонить я не буду, чтобы не спровоцировать Сирену на необдуманные поступки – подобное ее только взбесит. Но все же я прослежу за тем, чтобы убедиться, что у нее все под контролем. Она даже не узнает об этом. Ей самой будет лучше продолжить жить с искренним знанием, что я бессердечный мудак – так или иначе, для нее это не миф и не иллюзия.

И я искренне хочу, чтоб она как можно скорее уехала обратно из города и нашла свое счастье в другом месте. Потому что это место проклято напрочь, оно сквозит трупным запахом, безумцами и отчаянием.

Даствуд уже убил в Сирене весь ее солнечный свет, оставил лишь еле заметное сияние, но будь все проклято, если она погаснет насовсем.

И боже...

Что она творит?

Что она задумала вообще?

Я едва не нажимаю на торможение, осознав, куда именно направляется такси с Сиреной. Я узнаю это место. Конечно, узнаю. Но это не объясняет того факта, почему она выбрала отправиться именно сюда.

После всего – именно на наше с ней место?

И я останавливаю машину – дальше ехать нет смысла, мы почти на месте. Если проеду еще дальше вслед – то уже буду замечен, а я такое не планирую. Черт знает что.

Выйдя из салона, я захватываю с собой сигареты и зажигалку – не приверженец курения, но похоже все происходящее выбивает меня из колеи намного больше, чем я пытаюсь изобразить. Я нервничаю как мелкий сопляк и растерян как беспомощный котенок. Мерзкое ощущение, ненавижу чувствовать себя не уверенным в своих действиях – но сейчас я реально не знаю, как поступить.

Мимо меня проезжает машина-такси, я приглядываюсь – Сирены там не наблюдается.

Я втягиваю в свои легкие мерзкий никотин и пытаюсь заставить себя оставить все как есть. Я не должен больше лезть в жизнь Сирены, даже если она находится сейчас в довольно странном месте. Я должен просто сесть обратно в машину, двинуть домой и продолжать жить свою херовую жизнь.

Именно так бы поступил мало-мальски хороший парень.

Я уже один раз поддался искушению как гребаный эгоист, за что в итоге расплачивалась Сирена. Ну куда еще-то лезть? Куда еще-то хуже? От моей Сирены и так почти ничего не осталось впоследствии – я постарался.

Как мало-мальски хороший парень, я тушу сигарету и прячу окурок в опустевшую пачку, чтобы не мусорить зазря.

Ну хороший же, да?

Но это мой лимит хорошего парня, поэтому закинув пачку в машину, я как ублюдок-эгоист, который никак не может остановить себя, направляюсь туда, где обнаружу Сирену. Сама виновата – то, что она приехала именно сюда, словно провокация моей оголенной нервной системе.

За год мне уже начало казаться, будто тот короткий промежуток времени, проведенный с ней – был не такой уж и значительной частью моей жизни. Незначительной и постыдной – потому что я был охренительно слаб, раз повелся на эту авантюру. Хотя при этом я чуть ли не светился флуоресцентной надписью: «Тот, кто не должен приближаться к Сирене Лайал».

Я облажался тогда, добавил сегодня, на мне все та же невидимая надпись, но мои ноги, как и раньше, ведут к этой девушке. Я еле волочу их, постоянно уговаривая себя развернуться, но внутренний магнит оказывается намного сильнее.

Перед выходом на залитую закатным солнцем поляну, которая заканчивается аккуратным спуском к местному озеру, я останавливаюсь, прячась в тени широколиственных деревьев, названия которых я даже не знаю. Мне показалось? Сирена кричит? Я узнаю – это она. И она в беде.

Я готов уже с боем вырваться ей на помощь, чего бы там ни происходило. Но к счастью, мне хватает ума оценить ситуацию и быстро понять, что нет, Сирене никто не угрожает. Она сейчас одна на этой поляне. И она просто кричит... от всей той боли, в которую я ее посвятил сам совсем недавно.

Уходя, она казалась мне равнодушной. Но это действительно была лишь ее попытка казаться такой.

А сейчас я становлюсь невольным свидетелем и слушателем того, как ломает мою... моего некогда близкого человека. И, надо признать, это ужасно.

Я замираю на месте, словно придавленный отчаянием Сирены, а ее крик боли мог бы заставить рыдать от сочувствия даже дикое животное. Я не рыдаю, но отчетливо ощущаю, как от этих криков меня начинает трясти, словно меня сейчас режут сотней кинжалов.

Образ хрупкой, сломанной девушки в лучах закатного солнца – и монстр, который допустил всё это. Я знаю, мне нет прощения, но я никогда еще так остро не ощущал всю неправильность происходящего. И не только.

В моей жизни было достаточно отстойных моментов – на какие-то из них я молча злился, с чем-то смирялся, ощущая ненависть, что-то вызывало желание отомстить. Но боль за другого человека... Кажется, я впервые понимаю, что это. Так сильно понимаю. Боль Сирены насквозь пронизывает меня. Мне хочется забрать ее часть, чтобы ей стало хоть немного легче. Даже не так, мне хочется сейчас же схватить ее и спрятать от всего мира, чтобы ни одно в мире гребаное событие не могло ее больше ранить. Ни один человек не смел вызвать в ее глазах ни слезинки.

Но одним своим подобным действием в ее сторону – я и раню ее, и заставлю рыдать еще сильнее, потому что именно со мной было и будет связанное все плохое в ее жизни, а я не в силах стирать прошлое и менять в нем решения.

Поэтому я всегда ухожу в подобных ситуациях.

Я никогда по-настоящему не хотел оставлять ее, никогда. Но именно этим я и занимался – в самые ужасные периоды жизни этой девушки.

Сейчас сделать подобное еще раз – чертовски больно самому, потому что в моей голове помимо других ужасов поселится и крик отчаяния Сирены, и он будет звучать громче остальных. Гребаная жизнь.

И вместо того, чтобы унести ноги как можно скорее, я продолжаю оставаться на месте и впитывать в себя эти волны боли, чтобы потом давиться ими, подхлестывая себя знанием, что я это заслужил, в отличии от Сирены.

Когда девушка успокаивается, у меня уже не остается шансов уйти – я проиграл самому себе. Чувствуя слабость от пережитого, я как на таран направляюсь прямо к ней, выходя из своего сомнительного укрытия. Понимаю, что мое появление может вызвать в ней новую истерику – и на это есть все сто причин. Но не могу быть правильным и не дать на это повода – не могу. Может, это просто эгоистичное желание – взглянуть ей в глаза и успокоить себя тем, что все не так уж плохо, буря прошла. А может, я просто по-прежнему примагничен к ней и как последнего мудака меня не волнуют последствия.

Сирена сидит прямо на склоне, держа в руках зеркало. Ее длинные ноги опущены в пропасть, а прямые рыжие волосы едва трепет теплый ветер, разметав некоторые прядки по спине.

Когда я молча сажусь с ней рядом, она даже не показывает удивления, не вздрагивает. Сирена снова кажется спокойной, будто не она несколько минут назад умирала и распадалась на этой поляне вместе с уходящим солнцем.

– Привет, – глупо здороваюсь, хотя мы не так уж и давно «мило пообщались» в «Леваде».

Между нами несколько напряженных сантиметров, но я напряжен намного больше. Я до ужаса боюсь сейчас еще хоть немного ранить Сирену, даже когда делаю именно это своим присутствием.

Но хотя бы обойдемся без разрушительных слов.

Сирена поводит одним плечом, то ли от неприязни, то ли давая понять, что это ее максимальная реакция на меня. Я прямо смотрю на нее, а она смотрит на розовое небо перед собой, где еще недавно было солнце.

Мы продолжаем молчать еще несколько минут. Сирена недвижима как статуя и, несмотря на опухшие от слез глаза, уже подправленные косметикой, как никогда прекрасна. Я откровенно любуюсь ей и испытываю дикое желание сократить расстояние между нами, даже прикоснуться к ней. В момент я даже не выдерживаю и поднимаю руку, но сам себя останавливаю, и делаю вид, что просто поправляю волосы.

Да, из нас двоих полнейшим дерьмом выгляжу именно я. Снова. Постоянно.

– Как ты? – снова я суюсь с максимально глупым вопросом. Потому что я действительно не владею ситуацией. А Сирена, конечно же, не имеет никакого желания мне в этом помочь – даже не спрашивает, какого, собственно, черта я вообще последовал за ней и сейчас оказался здесь.

Может, и к лучшему. У меня все равно нет адекватного ответа на подобные вопросы.

– Мне не нужна твоя жалость или желание изобразить, что тебе не все равно, – наконец произносит Сирена, игнорируя мой тупой вопрос. На секунду она поворачивается ко мне, от чего мое сердце замирает, но тут же прячет взгляд обратно. Ожидаемо. Приемлемо. Ей и так приходится терпеть мое навязанное присутствие, спасибо и за это.

Но где-то в глубине души просыпается эгоистичная мысль – «а вдруг не все потеряно для нас, если она все же сейчас находится здесь?»

Так думать – это действительно своего рода наглость, но каждый имеет право на самые безумные фантазии.

– Я и не собирался изображать жалость.

Изображать – нет. Но я ее чувствую нахер.

Сирена ухмыляется, поняв мои слова по-своему – Кей Хирш никогда не снизойдет до таких простых, человеческих чувств, она-то знает.

И ошибается.

Мне хочется разбить эту маску, которую она привыкла видеть. Поэтому я все же заканчиваю речь:

– Мне действительно жаль.

В список, о чем я жалею входят немало пунктов, но скорее всего сейчас неуместно перечислять их после того, как Сирена недавно успокоилась. Это бы значило пройтись еще раз по многим кровоточащим, болезненным темам.

– Плевать, – обрывает резко девушка, выпрямив стену. После этого быстро и окончательно разворачивается ко мне всем корпусом, и я снова ослеплен всем ее видом. – Хирш, я хочу знать только одно – почему Дасти мне не доверял?

Я пытаюсь подобрать слова, но Сирена продолжает сыпать вопросами:

– Насколько серьезна была его болезнь перед...

Не может сказать прямо «перед убийством».

– Это вообще связано как-то?

– Что? – Последний вопрос мне совсем не нравится, его я развивать не намерен. Точно не сейчас. – Нет. Не связано. Даст должен был прожить еще не один год и прожил бы, если бы его не...

Не могу сказать ей в лицо прямо «убили».

– Алек, Син и Калеб тоже знали?

– Да.

– Кто еще?

– Больше никто.

– Почему не я? Мне плевать, почему ты меня не посвятил в это. – Звучит стремно. – Но я не понимаю, почему Дасти ничего не сказал семье?

Боже, я не хочу отвечать на эти вопросы – потому что сам считаю до сих пор такое решение несправедливым. Но осуждать вообще какие-либо решение Дастина после случившегося – тоже вещь некрутая, с учетом, что я до последнего хотя бы формально поддерживал все его планы.

– Думал, что так будет лучше, Солнечный Свет. Не хотел умирать на ваших глазах.

– А в итоге... – пытается перебить девушка, забираясь в больную тему, но я не даю ей туда упасть.

– А итог такой никто не планировал. Сирена, ублюдок сядет за это.

– Макса Колди и моего брата что-то связывало? Может, я еще чего-то не знаю?

– Нет. Даст никогда бы не стал иметь никаких дел с этим психом, – отрезаю я. По крайней мере, это правда. Гребаное стечение обстоятельств. Психи на то и психи – Максу Колди не нужна была адекватная мотивация для убийства. Хотя черт его знает – я никогда лично не знал этого урода, потому что не жил в Даствуде и не учился в Сент-Лайке. Но друзья уверены, что напрямую брат Сирены никогда не контактировал с Максом.

Девушка не комментирует мои слова, лишь поджимает губы. В ее взгляде так и читается издевательское сомнение, что брат не так уж много выиграл, имея дела с таким безумцами как я.

Она даже не подозревает, насколько сейчас права, а я не поддержу ее намеки. Потому что, когда пялюсь на ее губы, находясь в этом месте, осознавая, как мне не хватало даже ее голоса весь этот гребаный год – я больше не хочу закапывать самого себя.

Мне наивно хочется похоронить прошлое, и предложить Сирене светлое будущее. Со мной. Я обману, потому что будущее не окажется светлым, в нем сумрачно как в данный момент – после заката солнца. А призраки прошлого, как их не хорони, имеют свойство оживать в самый неподходящий момент.

Я это помню и знаю.

Но сейчас не хочу думать об этом.

Сейчас меня все больше накрывает волнами от одного только присутствия Сирены. От воспоминаний короткого нашего прошлого, пусть даже там счастливых моментов было до убогого мало. Но я их ценил, и знаю, что Сирена тоже.

– Поговори с родителями, если нужны подробности, – советую я, желая соскочить с темы. – Они посвящены в следствие, а я не знаю чего-то больше, чем они.

– На черта ты тогда притащился сюда?

– А ты?

Отвечать вопросом на вопрос – удел неудачников, к каким не хотелось бы себя причислять, но мой честный ответ будет уместен только при одном исходе – если он совпадает с ответом Сирены. Иначе все через секунду превратится в ненужную драму.

Я напряжен, ожидая ее реакции. Сосредоточенно рассматриваю ноги девушки, как будто озабоченный школьник – лишь бы не смотреть ей сейчас в глаза.

Но на самом деле я всего лишь гребаный трус – в который раз перевешиваю на Сирену решение этого нюанса в виде нас двоих здесь и как это называется, чтобы самому не взять на себя ответственность.

От понимания этого я снова как мазохист хочу, чтобы девушка послала меня ко всем чертям, потому что я по факту не заслуживаю находиться рядом с ней, и мы оба понимаем это. Но эгоист во мне хочет верить в чудо, что каким-то образом Сирена еще раз закроет глаза на мое предательство и даст нам шанс.

Я тот самый больной ублюдок, который постоянно делает больно девушке, но каждый раз надеется, что она его простит снова. И снова.

– Поцелуй меня.

Что?

Я не до конца осознаю просьбу Сирены, поэтому задаю этот вопрос, чтобы оттянуть время и проверить – мне это не кажется?

Выражение лица девушки не дает мне никаких подсказок – ее глаза спокойны, губы расслаблены – она их не теребит, не заминает зубами.

Боже.

Мне не нужно повторного ответа – я даже боюсь, что Сирена передумает – я наклоняюсь к этим губам и мгновенно прикасаюсь своими.

Фоном долбят мысли – какой именно поцелуй она хочет? Нежный? Страстный? Или всего лишь дружеский, в щеку? Что за этим стоит?

Но мне плевать – я как изголодавшийся зверь, которого поманили костью, а он уже с аппетитом смотрит на руку дающего. Меня ничто не остановит – я притягиваю Сирену к себе ближе. Наши бедра соприкасаются – вызывая немедленный стояк, который уже не хочет анализировать ситуацию, которому плевать, что его хозяин – мудак. Ему главное – эта прекрасная девушка, которая не отстраняется от меня. Которая приоткрывает свои губы, позволяя моему языку проникнуть внутрь нее, требовательно исследовать ее изнутри. Грубо ласкать, дразнить, забирать.

В груди Сирены рождается хриплый стон, который вибрацией отдается по нашим телам. Я ощущаю, что ей тоже нравится происходящее, как бы это ни было странно, хоть даже она не отвечает мне взаимностью, а просто принимает мой язык.

Вдруг она прерывает все и, немного отстранившись, смотрит на меня затуманенным взглядом. Ее помада смазана, а я впервые ощущаю у себя во рту ее малиновый привкус.

Мне мало, мало, мало.

Мне хочется стонать от разочарования.

Сейчас я не окутываю себя никакими цепями, и готов кинуть весь мир к ногам Сирены, сказать все, что она заслужила услышать – и, наверное, впервые в жизни я буду настолько искренен. Потому что, черт побери, я люблю эту девушку своей извращенной любовью. Потому что я завишу от нее. Потому что я нуждаюсь в ее прежних чувствах.

Меня раздирает два желания – заняться с ней сексом и пасть ей в ноги со своими признаниями и извинениями. Разве что я не могу выбрать очередность этих двух вариантов.

– Хирш, – шепчет Сирена, все еще отстраненная от меня – что теперь с новой силой раздирает меня. – Ты же понимаешь, что ты ублюдок?

– Да. – Я не вру. Я понимаю. – Но я ублюдок, который...

Любит тебя.

Сирена не дает мне договорить, потому что легкими движениями снова приближается ко мне, немного приподнимается – и уверенно садится на мои вытянутые по землю ноги.

Если до этого она еще могла посомневаться в моем желании, то сейчас своей промежностью может уже самостоятельно удостовериться, как мой член рад ее присутствию даже через наши одежду. Сирена, ощущая это, пытается взять инициативу на себя – теперь она сама продолжает наш прервавшийся поцелуй, и уже сама орудует своим язычком.

Нет, это не будет игрой кого-то одного или соревнованием, я включаюсь в процесс, сплетая наши языки, от чего Сирена повторно издает грудной стон.

Я запускаю руку в ее волосы, но даже не ощущая в этих локонах привычных кудряшек, ловлю наркоманский приход от происходящего. Это моё, все моё, родное. Прижимаю задницу Сирены ближе к своему паху, делая пару движений бедрами, от чего все тело пронзает электричество. Девушка принимает и это продолжение. Не прерывая поцелуя, она сама начинает плавно тереться о меня.

Невероятно.

Я спускаюсь губами ниже и начинаю облизывать языком ее тонкую шею, а руки уже тянутся к бедрам Сирены, и я замечаю, как они покрываются мурашками. Не от холода – несмотря на то, что солнце зашло, на улице по-летнему тепло, если не душно. Или, возможно, нам обоим горячо друг от друга как в полуденный зной.

Не встретив сопротивления, я забираюсь руками выше, но узкая юбка девушки мешает маневрам – все что я могу – лишь добираться пальцами до краев ее трусиков и слегка поглаживать эти места, заставляя Сирену издавать мучительные короткие стоны вперемешку со сбитым дыханием.

Нам этого чертовски мало.

Она не выдерживает первой и снова мучительно отстранившись от меня, приподнимается, чтобы стянуть с себя эту лишнюю сейчас вещь. Когда я хочу помочь ей в этом, она бьет меня по рукам – и я понимаю, что сейчас все решает только она.

Все, что сегодня произойдет или не произойдет – будет зависеть только от Сирены. Я могу лишь ждать от нее чуда. Я в позиции подчиненного, находящийся сейчас между ее расставленных ног надо мной. Такого у меня еще не было ни с кем другим, я и не допускал подобного, я привык решать в такие моменты. Но мне неожиданно нравится быть в такой позиции, потому что инициативная Сирена – это сексуальнее чем все, что я видел в своей жизни.

Вместе с юбкой на траву падают ярко-розовые трусики девушки.

Это выглядит как подарок судьбы, который не заслужил, не надеялся, но мир неожиданно дал мне шанс в виде Сирены.

Я тянусь к своим брюкам, но девушка снова прерывает меня повелительным голосом:

– Сними пиджак и... подложи под себя. Под нас.

Ее властные приказы действуют возбуждающе, у меня нет причины, чтобы не ввязаться в эту игру и не отдать ей бразды правления. Поэтому я молча делаю то, что она просит, не сводя глаз с ее обнаженной киски, которая теперь буквально находится между моими глазами.

Я еле сдерживаюсь, чтобы самому не вцепиться в бедра девушки руками и не припасть языком к ее клитору. Именно так бы я и поступил – сделал бы все, чтобы эта часть тела Сирены истекла всеми соками, прежде чем я утоплю в ее недрах свой напряженный член.

Девушка по одному моему взгляду читает все мои мысли и на лице ее появляется непривычная для меня ухмылка. Хищная. Властная. Год назад Сирена не имела в своем арсенале таких улыбок, она была слишком невинна и юна, сейчас передо мной была молодая женщина, которая умеет держать ситуацию под своим контролем. И делает это.

– Обойдемся без прелюдий.

Она снова опускается на колени и расстегивает ремень моих брюк. Единственное, в чем я ей помогаю – это спустить их вместе с трусами до уровня колен.

Освободившийся член, направленный вверх в направлении, где скрылось солнце, прямо сигнализирует о том, что ему тоже не нужна дополнительная стимуляция.

Оперевшись на локти, сцепив зубы от сладкого напряжения, я могу лишь наблюдать, как Сирена, слегка раздвинув руками свои половые губы, медленно насаживается на него, подстраиваясь под размер.

Это воистину завораживающее зрелище – эта девушка с повадками хищницы, полуобнаженная и безумно красивая, на фоне бескрайнего розового неба.

Мы не обговариваем тему презервативов – за себя я не волнуюсь, знаю, что абсолютно чист. А если что-то не так с Сиреной – то сейчас я готов принять любые последствия, словно ни о чем не беспокоящийся подросток, впервые дорвавшийся до секса.

Наверное, я готов принять вообще любые последствия, если моим палачом будет эта девушка, сидящая на моем члене.

После очередного предупреждения:

– Никаких рук! – Я полностью отдаю Сирене любой контроль, лишь бы не спугнуть ее. И потому что мне нравится наблюдать ее новую версию.

По тому, как плавно входит член ее в тесное влагалище – я ощущаю, что она возбуждена не меньше меня. Об этом говорят и липкие звуки, когда Сирена приподнимает бедра и снова опускается ниже.

Ее закушенная губа сигнализирует, что она еще только входит во вкус. Когда я тянусь хотя бы поцеловать ее, девушка не позволяет это сделать, она вытягивает руки и вцепляется в мои плечи, чтобы удерживать равновесие.

Тягучий темп, с каким она насаживается на член, сводит с ума. Слишком медленно. Но это до ужаса приятная боль. Боль, которая окончится блаженством.

Когда ее киска поднимается, почти выпуская из себя член, я цежу сквозь сжатые зубы воздух, чтобы самому не начать стонать как девчонка. Когда она снова захватывает меня полностью, я каждый раз готов взорваться.

Сирена тоже пытается быть тихой – возможно, потому что мы находимся хоть и в безлюдном месте, но все же на улице. Я вижу ее закушенную, побледневшую губу, даже капельки пота над ней. Мне хочется слизать их, хочется целовать эти губы, освободить их, чтобы она перестала сдерживать свои стоны.

Боже, самое тяжелое в моей ситуации – это не касаться Сирены. Не видеть ее шикарную, обнаженную грудь, не зажимать между губ ее соски, не впитывать все ее соки и тепло разгоряченного тела.

И тем не менее, даже без этого, я ощущаю себя сейчас самым счастливым человеком на свете, хотя я не заслуживаю этой роли.

Постепенно темп движений Сирены ускоряется, напоминая вибрирующие, быстрые подпрыгивания на моем члене. Узкие стенки влагалища теперь без конца вызывают трения, и мне приходится с огромными усилиями брать контроль над собой, чтобы не посметь кончить раньше девушки, лишая ее наслаждения.

Ее бедра напряженнее охватывают меня, а ногти вцепляются в мою кожу сквозь тонкую рубашку, после чего точно останутся следы.

Сирена все сильнее раскачивается поверх меня, вбирая своей киской член до основания и наконец перестает сдерживать себя – сквозь ее сжатые губы прорываются стоны. Поначалу почти утробные, но постепенно все более откровенные, громкие.

Мои яйца готовы взорваться, но я сдерживаю себя ради нее.

В моем положении невозможно контролировать темп, поэтому можно лишь опираться на внутреннее сдерживание.

Но невольно я слегка приподнимаю бедра, от чего следующее проникновение для девушки становится особенно глубоким. Я сам ощущаю ту самую вибрацию, исходящую от ее тела в преддверии разрядки – и Сирена уже даже не пытается сдержать свои стоны. Стенки ее влагалища судорожно обхватывают мой член, когда она уже не может совершать новые движения, пока ее тело захлестывают волны.

Моя Сирена кончает. На моем члене. Вцепившись в меня.

На нашем с ней месте.

Это прекраснее собственного оргазма, это намного больше. Я готов отдать ей уже всего себя, лишь бы иметь возможность наблюдать, как она получает удовольствие благодаря мне.

Потому что каким бы мерзавцем я ни был, я никогда не хотел ее боли.

Никогда.

Я хочу дарить ей только счастье, делать своей, доказывать, что она не зря однажды выбрала меня.

Это всегда было так, даже если Сирена этого не знает. И это вовсе не потому, что я сейчас возбужден сверх меры, а ее киска в данный момент испускает свои соки на моем члене.

Поэтому я возвращаю ей ее слова, именно здесь, именно в этот момент, когда она обмякает на мне в своем удовольствии:

– Я люблю тебя.

Ее тело тут же застывает как мрамор.

Я впервые произнес это вслух. Начиная с этого дня, я больше не собираюсь ничего скрывать от нее и с момента нашей встречи говорю только правду. Больше никаких секретов, я готов и хочу все начать с чистого листа. Я смогу это сделать.

Сирена ничего не отвечает и – о боги! – поднимается с моего возбужденного, так и не получившего разрядки, члена. Меня пронзает такая боль и разочарование, что я сцепляю зубы.

Не смей.

В любой другой ситуации я бы тут же усадил девушку обратно, чтобы совершить свой контрольный толчок и, черт побери, кончить, потому что в такой момент не сделать этого – больно физически.

Гребаное наказание. Вернись.

Но Сирена не возвращается, оставляя меня в тупой неопределенности. Я перестаю понимать ее – она была инициатором секса, я отдал ей контроль. Я делаю все, что она хочет. Я честно признался, что чувствую к ней.

Что еще нужно сделать? Я готов на все – только говори.

И Сирена говорит. Но только совсем не то, что я хочу услышать.

– А я ненавижу тебя, Кей Хирш.