1. Слезы прошлого.
С самого детства я мечтала о том, чтобы у меня был старший брат. Заботливый, добрый и сильный. Способный защитить меня от всех самых страшных чудовищ. И от отца, с которым мы с мамой жили в то время.
Мало кто знает, что монстры существуют, и что они находятся среди нас. Мой родной отец, например, превращался в монстра каждый раз, когда пил. Стоило алкоголю попасть в его организм, как он менялся и из обычного человека превращался в агрессивное чудовище. Сначала он начинал прикапываться ко всему — кружка стоит не так, в углу после уборки осталась пыль, суп недосолен. Соседи топают и мешают, мама слишком много разговаривает по телефону, я громко смеюсь. И вообще, мы ведем себя отвратительно.
С каждой новой рюмкой его раздражение росло, и частенько вечер в старой квартире заканчивался вспышкой его гнева. Отец начинал кричать во всю мощь легких, потом бросал на пол посуду, мог сломать мебель или разбить окно. Потом он хватал маму, начинал трясти ее и орать, какая она отвратительна, и как сильно он ее ненавидит. Если вспышка гнева была сильной, он мог отбросить ее на пол или ударить.
Отец всегда бил ее по лицу — так, что оставались синяки и кровоподтеки. Иногда таскал за волосы, крича, что убьет и ее, и ее любовников — с алкоголем в нем просыпалась паталогическая ревность. И в каждом мужчине он видел соперника. А потом утаскивал в спальню.
Когда это начиналось, я забивалась под кровать в своей комнате, закрывая уши руками, чтобы не слышать маминых криков. Тогда, захлебываясь в беззвучных слезах, я молила о том, чтобы пришел старший брат, который спас бы нас от монстра, вселившегося в папу.
Но этого не происходило. Никто не приходил нам на помощь. А мама не уходила — во-первых, идти было некуда. А во-вторых, отец всегда извинялся, одаривал подарками и лежал у нее в ногах, клянясь, что больше никогда не тронет.
Последнее, что я помню об отце — это то, как однажды на Новый год он напился до такого состояния, что схватил нож и бросился на маму, крича, что зарежет ее. Не знаю как, но маме удалось запереть его на балконе. Она схватила документы, сумку, какую-то первую попавшуюся одежду, и мы с ней выбежали в подъезд. Мама была босиком, а я — в ее домашних тапочках, хотя на улице стояли декабрьские морозы. У меня в руках была кукла Барби — единственная игрушка, которую я успела схватить. Мы бросились вниз, слыша, как на улице взрываются салюты, а из нашей квартиры доносятся полные ярости крики. Отец разбил стекло на балконной двери и бросился за нами, крича, что никуда не отпустит.
— Поймаю — убью тебя, шалава! Слышишь меня, слышишь?! — доносились его пьяные вопли. — И малолетнюю тварь убью! А потом себя! Все сдохнем!
Не знаю, что было, если бы не помощь соседки снизу. Это была молодая красивая девушка с черными наращенными волосам, которая то ли хотела зайти домой, то ли уйти из дома. Увидев босую заплаканную маму с разбитой губой и меня в домашних тапках и с куклой в руке, все поняла.
— Заходите, — велела соседка, кивнув на дверь.
И мама тут потянула меня за собой. Мы оказались в чужой квартире — прокуренной и дорого обставленной. И соседка тут же закрыла дверь на замок, а сама прильнула к глазку. Убедившись, что отец не стучится в дверь, она поманила нас с мамой на кухню. Усадила за стол, достала какие-то бутерброды и торт. Даже гирлянду на окне включила и достала для меня газировку. Даже по волосам погладила.
— Меня Ханна зовут, а тебя? — спросила она, усаживаясь напротив и закидывая ногу на ногу. Юбка у тети Ханны была короткая и блестящая.
— Мелисса, — ответила мама. — А это Авигель. Айви. Ави.
— Красивое имя, — улыбнулась мне соседка и тут же нахмурилась: — Вот что, Мел, полицию вызвать надо.
— Не хочу, — покачала головой мама, пряча разбитую губу ладонью.
— На муженька заявление написать. Пусть посадят.
— А что люди скажут? — выдохнула мама.
— Да они о тебе уже все сказали, что могли! — хмыкнула Ханна. — Я месяц как въехала и то знаю, что муженек у тебя поехавший. Бухает и бьет тебя.
— Я не могу, правда... — прошептала мама, сминая пальцами подол домашнего платья.
— Прости, Мелисыч, но ты дура. Он же тебя бьет. А если вообще прикончит? — спросила соседка, хмурясь. — Малую-то не жалко? Сиротой останется. Папашку-то посадят тогда, а ее в приют. Какая у нее потом жизнь будет?
Мама вздрогнула и, закрыв лицо руками, заплакала. Она плакала так же тихо, как и я — почти беззвучно. Но плечи ее так тряслись, что соседка, кажется, сама едва не заревела. Она обняла маму, стала ее успокаивать, а потом, когда мама пришла в себя, спохватилась:
— Так, девчули, мне пора на работу. А вы оставайтесь. Мелисс, не хочешь к ментам, пересиди у меня. Только, ради всего святого, не возвращайся к уроду. Ну он же тебя реально убьет когда-нибудь.
— Не вернусь, — тихо пообещала мама. — Только в квартире все наши вещи остались... Как бы забрать.
— Я найду способ, — пообещала Ханна. — Есть у меня знакомые, помогут.
Она подкрасила губы алой помадой перед большим круглым зеркалом в прихожей, надела сапожки на умопомрачительных каблуках и, накинув изящную белую шубку, выпорхнула из квартиры. Мы с мамой остались вдвоем. Сидели в темноте на диване и смотрели в окно, за которым неистово взрывались фейерверки. Новогодняя ночь была шумной и веселой — но не для нас.
— Мам, а кем тетя Ханна работает? — спросила я, прижимая к себе куклу.
— Не знаю, Айви. Продавщицей в ночном магазине, — соврала мама.
— Ух ты, такие магазины бывают? — восхитилась я. — Тоже хочу в такой попасть!
— Когда-нибудь потом, малышка. Хочешь спать? Ложись тут, на диване. Я посижу с тобой.
Я легла и взяла ее за руку. Впервые за долгое время мне было не страшно.
— Мам, а папа нас не найдет? — прошептала я.
— Не найдет, — пообещала она.
— Не возвращайся к нему, ладно?
— Не вернусь... Спи, Айви. Все будет хорошо.
И я ей поверила.
Мама не нарушила своего слова — не вернулась к отцу. Этот монстр исчез из нашей жизни, и во многом благодаря тете Ханне, которая просила называть себя просто Ханной. Она вернулась на следующий день, уставшая, с размазанной косметикой и растрепанными волосами. Юбка на ней сидела не так, как вчера — замок оказался спереди, а не сзади. Однако настроение у нее было отличное.
— Была у своего мужика, смотри, что подарил, — весело сказала она маме, которая встала рано утром, чтобы в знак благодарности привести в порядок кухню, вымыть полы и пропылесосить.
— Что? — удивилась мама.
Ханна ткнула ей под нос руку с растопыренными пальцами. На указательном сияло кольце с большим камнем.
— Брюлик, до фига карат. Мой такое даже свое жене не дарит, — ухмыльнулась соседка.
— Жене? — непонимающе переспросила мама. — А ты...
— Любовница, ага, — подхватила Ханна. — Считай, что это моя работа — быть любовницей богатого папика. Кстати, работа непыльная. Быть красивой для него одного. Ты, Мел, кстати ничего так. Могла бы тоже себе найти богатого...
Она не договорила — в глазах мамы появился такой ужас, что Ханна все поняла. Не сможет.
Вечером Ханна вызвала каких-то знакомых — трех высоких плечистых дяденек, увидев которых, я спряталась за маму. Вместе с ними Ханна и мама поднялись на наш этаж, оставив меня одну. Я знала, что они идут к отцу и по привычке спряталась под кровать — думала, что монстр сильнее их. Он расправится с ними и вернется сюда, за мной.
Не знаю, что происходило в квартире — я слышала лишь какие-то приглушенные крики и глухие удары, словно кто-то бьется о дверь наверху. Мама, Ханна и дяденьки вернулись спустя полчаса. Отца с ними не было — как оказалось, друзья соседки вломились в квартиру, связали его, а мама успела собрать кое-какие вещи.
— Сильный, урод, — сказал один из мужчин в прихожей. — По скуле вмазал.
— Мне по «солнышку» заехал. Удар поставлен, — подхватил второй.
— Он боксом раньше занимался, — ответила мама тихо.
— Ты как с ним жила, крошка? Грушей, что ли была?
Мама не ответила, зато ответила Ханна.
— Да Мелисыч вечно в солнцезащитных очках ходила! Как будто никто не понимал, что синяки скрывала. Так, а дочка твоя где? — спохватилась соседка. — не выбежала за дверь?
Они нашли меня под кроватью. И я не поняла, почему мама опять плачет. Ведь все хорошо. Монстр не пришел. Нас никто не обидит!
— Папа не придет за нами? — осторожно спросила я. — Я его боюсь...
— Нет... Не придет. Бедная моя девочка, — зашептала мама, обнимая меня. — Господи... Что же нам делать с тобой...
— Тебе от такого, как он только бежать, — вздохнула Ханна. — Уезжай в другой город. Ради дочери.
— С работой я тебе помогу, крошка, — раздался голос одного из ее знакомых, который наблюдал за нами, стоя у порога.
Через несколько дней мы действительно уехали. Отца я больше не видела. И у нас началась новая жизнь.
Старший брат все-таки появился в моей жизни. Но он не полюбил меня, а возненавидел.