33. Поменьше мыслительных процессов - и не будет никакой депрессии
Инк подёргал картонные пласты за их крайне неаккуратные углы, выкрашенные в зелёный. Ему не единожды говорили, что это «листва», но Инк не дурак, он и раньше природу видел: и там между прочим «деревья» не ходят друг за дружком, сбиваясь в стаи, со своими листочками сценария. И он умел читать, чтобы заметить там три слова: «стоять и молчать». Каждый такой чудик был подписан на обратной стороне номером. Тот, кого он сейчас мучил, был под номером семнадцать. Ну и цирк, ей богу, но уж никак не выступление.
За кулисами было темно, влажно и пыльно. Какое-то разбитое окно вовсю сквозило, позволяя сухим сородичам зелёной копны влетать парами. Ещё и вечный гам, знойный, словно в улье. То тут, то там подростки становились в кружки к своим знакомым, друзьям или хотя бы тем же неудачникам по судьбе, коих, как и ожидалось, было в большинстве. Толстые шторы становились прекрасными пылесборниками, свешиваясь с самого потолка тяжёлой ношей для балок. Каждый «куст», проходя мимо, обязательно задевал их, вызывая волну плотного солончака. И вся кулиса заражалась в ужасных чихах и кашлях.
На улице было ужасно холодно — неудивительно, когда землю уже давно оросил снег слоем, едва ли скрывающим осень. Но несмотря на тонкость, он не торопился становится водой. Это радовало малых детей и разочаровывало их родителей, когда эти неугомонные приходили в грязи.
Инк посмотрел на свой листок сценария, который ему сунул Блу на перемене. Эти гады прекрасно знали, что он так и не пришвартовался, засасывая в свою сомнительную кампанию. «Звёздных» приятелей, которых случайно роняли с лестничных площадок, оказалось с лихвой больше, чем Блу и Дрим. Хотя они точно выступали за главных, ведя за собой толпу таких же до ужасного слащавых личностей. У Пятнышка свело скулы до выступающих желваков. Он был никем иным, как камень, которому суждено было не просто стоять. Как бы унизительно то не было, Творец был тем самым камнем, что держал меч Артура до тех пор, пока он сам не явится, чтобы лишить такой превеликой чести кусок брусчатки. Костюм был относительно готов, оставалось только разукрасить панцирь из трёх картонок как следует, ибо этот сухой слой детской гуаши ему совсем не претил. Оторвать бы ручища тому бездарному, что красил все формы.
На главные роли ставили только участников конторы. Остальные были фоном, помощниками исполнительной части и именами в бумажке. Видимо, сунув роль такого важного камня, его «друзья» попытались напомнить о их старой сделке. Инка воротило от всех этих лиц.
Как бы то ни было, самая главная роль досталась именно Блу. Он и был Артуром, не обращая внимания на свой рост, который куда больше подходил для придорожного валуна. Чернила только и мог, что цокнуть языком, кривляя недовольную физиономию под слоем картона, пока Герой из раза в раз неправильно высовывал свою палку из специального отверстия в броне. Дрим всё кричал, что нужно делать это выразительнее, важнее, пафоснее. Не так, словно оно у тебя действительно бумажное.
Инк просто вздыхал и смиренно ждал конца этому кошмару, силясь не нагадить. Иначе он не сможет испортить всем выступление! Он уже мечтательно поднимал глаза к грязному потолку, представляя, как оживший камень нападёт на главного Героя и завалит его набок. На глазах у всех зрителей! Вот это будет позорище. А пока оставалось только гаденько ухмыляться мыслям, оставаясь неподвижным и время от времени придерживать палку в руке.
Дрим явно что-то подозревал. Инк бы никогда не подумал о наличии серого и белого вещества внутри черепной коробки данного отпрыска, но что-то ему подсказывало, что тут всё не так просто. Шестое чувство под животом мутило и указывало на этот странный прищур, на нервно искусанные чужие губы, на постоянную беготню Кросса по самым тупым причинам. Словно что-то происходило, что-то очень странное, а всё, что ему самому оставалось — наблюдать, сохраняя спокойствие. Не один тут Мечтатель умел скрываться, Чернильный тоже могёт. Сколько лет он прятался от вдребезги пьяного родственника, явно ведь опыт остался.
Для того, чтобы не казаться шибко идеальным камнем, Инк пару раз шатался, пару раз ронял шест, словно из вредности — и с наслаждением понимал, что это тоже удовольствие — и иногда просто не выходил на сцену по зову. Весь из себя рассеянный кирпич с недовольством старика. Прекрасно, он бы вёл себя именно так.
В итоге его гнали из актового ссаными тряпками довольно эмоциональными, но совершенно безгрешными ругательствами. Подумаешь, Инк немного позабавился с декором и нервами окружающих. Ну нравилось ему то, как корчился Мечта, всякий раз слыша пошлость где-то на фоне, в сопровождении сцен. А когда на доску вышло дерево с очень интересным рисунком на «листве»… Почему-то в первую очередь подумали именно на него. Ну, знаете, заржать так громко мог любой с плохим чувством юмора.
Но прохлада едва ли светлых коридоров освежала. Растения с настоящими листьями приветливо шуршали ему. Окружение в целом стало куда более чище, честнее и приятнее. Ему действительно было не в радость находится в том цирке, посмешищем, считавшее себя добродетелей. Сразу становилось проще, будто его вытянуло в прострацию.
Кроме его шагов в столь поздний час быть не должно, но тем не менее, за следующим поворотом явно слышались шуршания, будто кто-то вяло волочил ноги в кроссовках, никак не отрывая ступней. Чернила выдохнул с долей удивления, завидев вялую рожу перед собой — это был глава Плохишей. Сейчас он точно выглядел как какой-нибудь наркоман, перебравший веществ. Инку приходилось видеть и не такое, но столь заебавшееся выражение вызывало в нём интерес. Что случилось с тем, кто буквально пару дней назад на него хмуро пялился с передних парт?
Найтмер даже взгляда своего не поднял со своих ног, продолжая свой путь вдоль стены. Одно его плечо было крашено — стена на лестничной площадке оставляла мягкую зелёную пыль на одежде — в то время как второе разодрано. Чёрная толстовка сама по себе выглядела ужасно, как мог заметить Творец в столь тёмное время суток, когда всё, что могло осветить коридор: лампы с улиц.
Эхом раздавался бег с верхнего этажа. Там находился спортзал, а в нём вечерние занятия. Инк не мог вспомнить, во что именно там играли.
Кошмар прошёл мимо, всё ещё не обращая внимания. Всё ещё шаркая подошвой. Всё ещё облокачиваясь на стену.
Отчего-то прошлись мурашки, будто это был вовсе не некто живой. Будто мимо него шествовал мертвец, с таким же студящим кровь холодом, с таким же запахом. Или это помои, Инк решил не принюхиваться, отворачиваясь и ускоряя шаг. Дальше, подальше от странного Найтмера.
Художник, держа в голове эти мысли, постарался пролететь ступеньки так, чтобы не кувыркнуться и своим затылком не шандарахнуться. Получилось почти что удовлетворительно, ведь он всё же сумел зацепиться своими конечностями за рукоять, спасая свои кости. Но позвоночнику не понравились такого рода выходки, из-за чего он снова беспощадно захрустел, вызывая горькую оскомину и тяжесть задней стенки глотки. Ну и достижение — его чуть не вырвало даже не то, чтоб от боли, а скорее просто звуков его больного хребта.
Вытерев свои щёки ладонями, Инк вздыхал. Ему нужно так-то торопиться, пока продуктовый ещё не закрыл прилавок. Кажется, по времени оставалось полчаса, которые Чернила всецело спустил на путь и выбор. Детская сыворотка, упаковка особого печенья и пакетики чая — у них он, к сожалению, закончился. Затем немного постоял у кассы, ожидая незадачливого курильщика средних лет: долго выбирал цвет пачки. Школьник сумел дождаться, когда тот уже родит для себя вариант.
Выходя из магазина, Иннокентий оглядывался по сторонам. Тут совсем уже стемнело, и снова снег пустился в пляс, кружа белыми принцессами в чёрном небосводе. Фонарные столбы мигали своим оранжевым лучом, скрашивая холод. Чернила пожалел, что так и не скопил денег на перчатки и сильнее укутался в свой лёгкий шарф, стараясь ещё компенсировать отсутствие чего-то теплее ветровки. До слёз морозно. Зима, казалось, наступила резво, загоняя свои собственные правила. Ему думалось: оставшись у отца, чего бы он достиг? Не холодело ли его тело под снежком около подъезда? Или, может, он так бы и оставался мальчиком на побегушках…
Стоило входной двери отворится, на него тут же упал старый свет из коридора, а так же тепло и запах родного дома. Да, теперь ему место тут — у дяди, с ребёнком. Папер счастливо тянула руки к нему. И Инк не отказал себе погреть скулы в маленьких детских ладошках, хихикая в слюнявчик. Его обрадовали ещё больше — с документами было покончено. Правда, родственник слегка потратился, удачно скрыв некоторые обстоятельства. Зато теперь Паперджем была полностью их — ныне младшая двоюродная сестра Художника.
Вечер проходил ныне спокойно при кружке горячего чёрного чифире с сильнейшим душком смородины и карандашом в паре со скетчбуком. Удобно, приятно, а рядом ещё и чудо ползает, погрызывая игрушки и его штанину. Он честно пытался вернуть себе ногу, но ребёнок слишком противился. Поэтому пришло смирение, с новым глотком обжигающего чая.
Парты сдвинулись между собой, создавая что-то на подобие стола для заседаний. Во главенстве протирал свои штаны снова — Дрим. Он улыбчиво махал своей головой в тиаре, раздражая с каждой секундой только больше: Чернила свято верил, это не он столь плохой, это всё дело в других. Всё дело в этом проклятом мечтателе, у которого сегодня каждое действие отдавалось чем-то провоцирующим в груди, отчего так хотелось либо врезать, либо убить. Но Кеша пока выбирал пассивную агрессию, в уме ведя расчёты, что могло бы случиться, если, к примеру, он всё-таки не воздержится и вмажет ему по первому принципу. Куда-нибудь как в прошлый раз.
Блу с нескрываемым возбуждением махал ногами под общей доской, через раз задевая ткань брюк Художника. Это бесило с двойной силой. И весь этот срам был только ради того, чтобы в конце концов учитель подошёл и закрыл мероприятие, так и не дав Звёздам внятно растолковать ситуацию. Инк не был последним придурком, но даже он сам не понял ничего, что успел протараторить главный. Что-то там про пыльцу фей и микстуру спокойствия, жевательные метеориты и продолжающийся список космических тел. При том, он постоянно давал расплывчатые намёки, как-то нервно подмигивая и делая непонятные жесты руками. Да и собравшиеся за столом — все до единого такие же невротики. Они-то послушно кивали головами, а после закрытия окружили звезду. Чернила так и не понял суть вопроса и почему его вообще в это дело вписали. Вроде среди всех одноклассников он был один, кто не входил в состав «Дружных».
Эта ситуация была настолько мутной, что даже вода из под крана в школьной столовой теперь казалась самой прозрачной. Творец чертыхнулся на своих же извилинах, пытаясь вспомнить разговор. Может это он действительно недалёкий. Отчего же ему не понимать то, что смогли разобрать даже самые тупые? А за этим столом сидел сам Санес, Инк знал такую громкую личность, быть более отчаянным нежели чем этот виделось чем-то бредовым. Но, вероятно, теперь возможным.
Его беспокоило ещё и отсутствие соседа по парте. Эррор пропадал на репетициях, хотя такие собрания легко можно было назвать просто «посиделки с инструментами в ожидании всей компании». Но явка была обязательной, иначе все уши провизжит их самый вредный и нервный участник. Глюк может и спасался тем, что пиздил шоколадки у Даста, но Чернильному так просто не скрыться. Он, как бы, конечно не член их строгой группы. Только вот Дрим зачастил на периферии, а вместе с ним ещё обязательно Кросс где-нибудь сбоку или у стенки. Ненормальный. Вместе со своим вокалоидом.
Башка нещадно трещала по швам. И он предпочёл упасть ею на парту, накрываясь тетрадью по биологии. С неё ему махал человечек, который успел возникнуть ещё неделю назад. Просто, потому что мог.
Хотелось курить. Палочку вишнёвой, сладкой, дымящейся. Жаль, но на потолке висят и мигают пожарные сигнализации. И чуть его любимого дымка — и тут же пойдёт такая срань... не хотелось быть ответственным за что-то подобное. Инк откинулся на спинку стула, задумавшись. Ну, или делая вид, с усилием жмуря глаза до появления круглишков. От боли это не спасало.
За окном восстание погодных условий, хотя так хотелось всё же машин. Небо было ужасно серым, хмурым и походил на молочную пелену. На языке был привкус сегодняшнего какао-напитка: разбавленное кипятком молоко с чайной ложкой порошка. Зефира, конечно не было, но хотелось в таком же количестве, сколько валило хлопьев с пенки. Вот так и выходи, едва кутаясь в шарф, ловя своим языком счастье. Стоит как-нибудь выгулять ребёнка, хоть показать этот снежок своеручно. А не то Дядя обидится. Папер взял же он, а не старший. А в итоге всё время проводит с ней именно последний.
Глюк скинул ему фото. Инк поторопился его посмотреть и искренне подивился его содержимому. Картинка была смазана, но выделялись двое человек— сам Ошибка и ярко-красные глаза позади него. Как мог догадаться Чернила по зубастой улыбке с двойными клыками: Хоррор. Эррор спиздил еду у Хоррора. И теперь нёсся, угарая и заедая свой триумф добытым сокровищем.
В ответку Шарф тоже скинул селфи — вот он лежит на парте лицом вниз под разрисованной тетрадью в клеточку. Вот тебе и разница в уклонах. Гитарист весело проводит время в своей компании, а Чернила чуть ли мылом не трёт верёвку, слушая ор. Может, будь он подле Глючной задницы, всё было бы лучше. Странное это дело, когда рядом именно с таким становится лучше. С Ластом всегда было плохо. Был он, не было его. Почти одинаково серые времена, полные разве что только боли и разочарования, с редкими моментами нормальности, вырванные с такими потугами... Инк рад, что всё-таки сумел уйти, что оставил это прошлое, теперь существуя в своём настоящем.
Поменьше мыслительных процессов — и не будет никакой депрессии — так вещал какой-то странный мужик в видосе, которое он смотрел на днях в три ночи. Поразительно гениальные идеи.
И всё же. Как же скучно.
________2167 слов
Так. Всем в мой тг канал, ребятаааа — https://t.me/+lzVxMpxFqwZjMWUy
Тут так много рефлексии от Инка, правда, он теперь зе бади виз бед паст лайк ин гуд-бед таймс (сори фор рашн инглиш)
Скажите... а хотя не, можете вообще молчать, не мне вам говорить
Но
Скажите ╏ ⊚ ͟ʖ ⊚ ╏
Инк из аутизм?
Нашли ошибку — скажите, а то я безграмотное чмо с бельмом, а редактор старается
Всем покедосик
А, и Sarabusik привееет, дорогушаааа