Часть 3 или проблемы дома
Выходя из школы, Антон поймал мысль, что домой не хотелось от слова совсем. Сегодня пятница, а это означает, что следующие две ночи будут ужасны. У родителей выходной.
Время на экране телефона показывали почти пять часов вечера. Парню казалось, что на уборку в классе он потратил не больше сорока минут, но, как оказалось, прошло почти два часа. Два часа под строгим, но в то же время непонятным, взглядом классного руководителя немного волновали одиннадцатиклассника. Так просто спалиться с сигаретами в школьном туалете мог только он. Надеясь на то, что Арсений сдержит свое слово, Антон двинулся по главным улицам своего района, избегая скорейшего возвращения домой, уже представляя очередной концерт в квартире.
Шастун и вправду задумался о предложенной помощи в математике от учителя, когда экзамены уже буквально дышали в затылок, то пора было уже задуматься об предстоящей подготовке, ведь с точной уверенностью, с данным багажом знаний, Антон не сдаст даже на минимальный балл, поэтому пришёл к выводу, что в понедельник всё-таки согласится на дополнительные занятия по математике, надеясь, что Арсений Сергеевич не возьмёт за это деньги. Этот вопрос ещё предстояло обсудить.
Погода в ноябре стояла более чем ужасная. Голые деревья только наводили тоску на жителей города, а из-за отсутствия снега воздух был в разы холоднее, а ветер, который с самого утра так и не стих, промораживал до самых костей, заставляя глубже втягивать шею в куртку, ведь Антон ходил без шапки.
Мыслей в голове было много, уводили юношу куда-то за реальность, поэтому не заметил, как налетел на девушку лет двадцати пяти. Брюнетка окинула подростка злым взглядом.
— Извините, — Антон наклонился, чтобы помочь поднять сумку, которую девушка выронила при столкновении, но наткнулся на шоколадные глаза, вглядываясь в них, а внутри всё кипеть начало, от одного взгляда, она шикнула на него, заставляя убрать руки и сама взяла свою вещь.
Она ещё долго что-то бубнила себе о наглости подростка, но Шастун уже не слушал, удаляясь всё дальше и дальше от того места. А в районе груди жгло так, будто он подвешен над костром. Ощущение странной тревоги, которую парень не мог прогнать. Ощущение, что встретится с этими глазами ещё не раз.
Подходя к родному двору своего дома, Антон остановился. В окне на кухне горел свет. Означало, что дома точно кто-то есть. Шастун сел на детскую качель ногами на сидушку и закурил. Сигаретный дым, уже как родной, вливался в лёгкие, обжигая нёбо. Антон смотрел на то, как тлеет маленький уголёк в его пальцах, а в голове наконец-то ни одной мысли.
Там не было Арсения.
Там не было той девушки, которая принесла тревогу, которая ещё долго не отпускала.
Там не было проблем дома.
Там не было ничего.
Он утопал в этом дыме. Он заволакивал его голову сильнее, чем когда-либо, но парню это нравилось. Вибрация телефона в кармане джинс вывела из сигаретного тумана. А на дисплее сообщение от матери:
Мама (20:47): Ты где?
После появления отчима в квартире три года назад жизнь Антона перевернулась с ног на голову. Жаль только, что в самом ужасном смысле. До полноправного вхождения в уют и тепло этой семьи, мужчина не трогал парнишку, обходился парой замечаний, которые Антон спокойно пропускал мимо ушей. Не авторитет он ему. Но после свадьбы, на которую Шастун явился перешагнув через себя, лишь бы мама не обижалась, но лучше бы бежал. Бежал куда глаза глядят, только лишь не попадаться на глаза новоиспёченному отчиму.
Первая неделя семейной жизни прошла спокойно, пока Антон, в присутствии мужчины, не уронил ложку. Отхлестал до искр из глаз, а мать ничего не делала. Сидела на кухне, делая вид, будто не слышит, что её родного сына избивают за стенкой. Пацан боялся шевельнуться в присутствии отчима. Радостью было, когда он уезжал в командировки, тогда Антон дышал полной грудью, наслаждаясь свободой.
А потом беда пришла откуда не ждали. Две полоски на тесте у матери. А через восемь месяцев на свет родился младший брат Антона, точная копия отчима. Даже характер тот же. Тогда Шастун понял для себя, что на своё совершеннолетие он уйдёт. Уйдёт туда, где не будет всего этого.
Не ответив на сообщение, Антон выбросил окурок куда-то себе под ноги, вставая с качели.
Тяжёлый вздох и он открывает входную дверь в квартиру. Слышны голоса с кухни, где за столом ужинала семья, не отвлекаясь на вошедшего в дом подростка. Он тихо прошёл в свою комнату, благо хоть комната у него была отдельная. Антон стянул с себя толстовку, бросая куда-то возле шкафа, и упал на кровать. Волнение накрывало с головой. Боялся. Боялся, что сейчас на пороге появится он.
Дверь открылась и полоса света из коридора медленно освещала комнату, заставляя Антона открыть глаза.
— Иди кушать, — тихо сказала мама, разглядывая сына, лежащего на кровати.
— Спасибо, я не голоден, — врёт, нагло врёт, и знает, что ночью будет снова травиться сигаретами, чтобы перебить голод.
— Тош… — женщина хотела пройти в комнату.
— Да что ты с ним сюсюкаешься там?! — рявкнул мужчина за спиной, — быстро встал и пошёл есть, пока дают, — уже обратился к парню.
Страх сковал, не давая подняться с кровати. Зелёные глаза в панике бегали по потолку. «Иди поешь, не развивай очередной конфликт» — твердит себе парень. И покорно встаёт. Будто на автомате тихо идёт на кухню, игнорируя взгляд мужчины, который уже прожёг две огромные дыры в спине подростка.
А парню страшно.
Парень сорвётся.
А парень боится.
Синяки на теле не проходят. Каждый раз новые сменяют старые, как чёртовы листья на деревьях. Сначала яркие, чуть позже всё тускнее и тускнее, а потом снова яркие, новые…
Тело Антона напряжённо, предательски трясется нога. Ест под строгим взглядом отчима, а сам ищет помощи в глазах матери, которая понимает, всё понимает, но ничего не может сделать. Любит. До беспамятства влюблена в этого мужчину, который позволил ей дышать по-другому, показал мир с другой стороны. И Антон рад за неё, поэтому терпит. Чёртов терпила.
В комнате тихо, а часы раздражающе тикают, показывая начало десятого вечера. Парень сидел над учебником злосчастной алгебры, пытаясь вникнуть хоть во что-то, но разговор в соседней комнате отвлекал, не давал сосредоточиться.
Потому что обсуждали его.
Оценки, о которых любезно оповестил родителей новый классный руководитель, которого Антон сейчас проклинал, не радовали женщину. Математика хромала.
— Я не знаю, что с ним делать…- мать Антона тяжело вздохнула, — Он же не сдаст экзамен, — пацан был готов спорить, что та, по своей привычке, нахмурила брови.
— Я поговорю с ним, — подозрительно мягко сказал мужчина, целуя свою жену в висок.
Шастун напрягся, пытаясь вчитаться в текст задания. Шаги отчима приближались к комнате, а кулаки парня сжались до состояния белых костяшек, впивая короткие ногти в ладонь, оставляя следы.
Страшно.
Он чуял, что разговор явно не будет спокойным. В голове строил план, куда бежать. Некуда.
Дверь открылась, противно скрипнув. Антон не оборачивается, пелена накрыла глаза, но он всё также тупил взгляд в учебник, пытаясь выудить хоть букву, в которой найдёт смысл.
— Слышь, ушастый, — мужчина облокотился спиной к стене, рядом с Антоном, заглядывая через плечо парня в учебник.
Подозрительно спокойный.
— Математика, — он усмехнулся, — не понимаешь, да? — а Шастун не двигается, кажется, даже не дышит. Илье отпор он дать мог, да и драки с Макаровым не имели никакого смысла: просто привыкли враждовать до такой степени, что друг без друга не могли.
Молчание мужчину раздражало. Он резко поднял руку, от чего пацан дёрнулся в сторону, будто уклонялся от удара. Пацан зашуганный, а в голове туман.
— Молчать долго будешь? — он старается держать себя в руках, но плохо получается.
— А что ответить? — полуголосом спрашивает подросток, — всё равно отпиздишь, — смотрит в серые глаза, вьедая свою зелень туда. Пытается показать, что нестрашно. Пытается.
С размаху получает тяжёлую оплеуху, которая ещё долго звенит в ушах.
— За языком следи, ушастый, — мужчина сдёргивает пацана со стула, от чего последний падает на пол, ощутимо больно ударяясь локтём.
Второй удар. Третий. Мотание из стороны в сторону, кидание на мебель, заставляя корчиться от боли. Но пацан держит слёзы в себе, не время расклеиваться перед человеком, которого ненавидит. Чувствует как по щеке тонкой линией спускается капля крови, идущая откуда-то из виска. Ненавидит. Ощущает металлический вкус во рту, слизывая кровь с разбитой губы. Проклинает.
Когда худощавое тело скручивается от боли на светлом паркете, мужчина успокаивается. Присаживается на корточки перед парнем, наблюдая, как дрожит беззащитное существо.
— Не расстраивай маму, — шепчет он, убирая короткие пряди волос со лба подростка, — исправь математику и возьмись за голову.
Уходит. А слова ещё долго крутятся в голове Антона. Позволяет слезам катиться по щекам, тихо стонет от боли в районе рёбер. Шастун лежал ещё минут пятнадцать, по итогу встал, опираясь на стол, заглядывая в настольное зеркало: гематома, активно растущая под левым глазом – завтра будет серьёзным фингалом, нижняя губа уже распухла, а кровь запеклась, неприятно потягивая кожу.
Пацан подошёл к белоснежному подоконнику, настежь открывая окно, впуская ночной мороз по полу. Двор пустой, ночь поглотила все дневные звуки и шум города. Антон любил тишину и ночь. Самое лучшее сочетание. Парень ловко достает пачку сигарет, которую прячет под подоконником, куда никто никогда не залазил. Затягивается глубоко и с каждой тягой боль утихает. Наблюдать за ночным двором прекрасно; где-то в окнах дома напротив всё ещё ходят люди или в тёмной комнате по стенам мелькал свет от телевизора, но большинство окон поглотила тьма и сон. Буквально через месяц город будет мелькать разными огоньками гирлянд, а в воздухе будет витать запах Нового года. Антон надеется, что его семья опять уедет на новогодние каникулы, мечтая остаться один на один с самим собой. Громко выдыхает, когда понимает, что в руке уже третья никотиновая палочка. Может быть, случится чудо, и Антон бросит курить, бросит эту гадость, которая губит его здоровье, которого и так мало.
Парень сам не помнит, как упал в кровать, когда часы показывали далеко за полночь. Комната промерзла, поэтому постельное бельё до безумия были холодными, и как сильно это пробивало до костей. Но уже всё равно: сейчас хотелось спать.