Тайна моего рода
Машина тихо загудела, когда я повернул ключ. Взглянув на руки, я заметил, как меня трясёт. Сделав глубокий вдох, я закрыл глаза и словно снова увидел старое, написанное на пожелтевшей бумаге письмо.
— Я должен узнать, что это, — еле слышно прошептали мои уста.
Машина мчалась по трассе на скорости 130 км/ч, но мои мысли перегоняли её. Я представлял, как войду в дом отца, покажу потрёпанный листик и узнаю, что всё это — просто чья-то злая шутка, чей-то невообразимо глупый бред.
На улице вечерело, когда я добрался до родительского дома, который находился далеко не в соседнем городе. Заглушив машину на парковке рядом с отцовским пикапом, я охватил руль руками и опустил на него уставшую голову.
«Может, зря я приехал? Зачем мне это? Даже если что-то не так, что от этого изменится?» — мысли лихорадочно сменяли друг друга, пока я не хлопнул ладонями по рулю, призывая себя собраться.
Оказавшись в тихом дворе перед многоэтажным домом, напротив которого на лавочках сидело несколько бабушек, оживлённо обсуждающих что-то, я прошёл мимо них, кивнув головой, и, как можно спокойнее, вошёл в подъезд. Не дожидаясь лифта, я взлетел по лестнице, этаж за этажом, пока не закружилась голова, и я не оказался на нужном — десятом.
Рука потянулась к знакомому звонку. Спустя несколько долгих секунд за дверью послышался шум, затем на миг наступила тишина (я тоже люблю сперва смотреть в дверной глазок, прежде чем открыть), и щёлкнул замок.
— Михаэль! — радостно прозвучал мамин голос, и её нежные руки обвили мою вспотевшую шею.
Мы прошли в зал, где я пожал крепкую отцовскую руку. Он сразу заметил, что со мной что-то не так. С улыбкой я попросил маму налить мне чаю и сделать несколько бутербродов: ведь я ехал к ним добрых четыре часа. Сам же сел в мягкое кресло напротив отца. Когда мама ушла, мы взглянули друг другу в глаза, и я заколебался.
«Это человек, которого я уважаю всем сердцем и которому всем существом благодарен за всё, что имею, за то, кем я стал», — подумал я.
Неспешно сунув руку во внутренний карман пиджака, я достал сложенный в несколько раз старый лист бумаги. Повертев его сперва в руках, я неуверенно протянул отцу. Тот удивлённо взглянул на меня, поправляя на носу узкие прямоугольные очки.
— Пап, я хочу понять, что это.
Я замер, когда он развернул письмо и нахмурился. «Это правда», — безнадёжно промелькнуло в моей голове, когда он снял очки и заглянул в мои наполненные отчаянием глаза.
— Это правда, — словно эхом моих мыслей отозвался его глубокий басистый голос.
На миг сознание покинуло меня, и я пошатнулся, оперев голову на руку. На губах невольно появилась странная улыбка, словно изнутри меня рвались наружу смех, отрицание, боль.
— Но что это теперь значит для тебя? — спокойно продолжил отец, сложив листок и протягивая его мне обратно. — Я встретил твою маму, когда тебе было всего три месяца. Она была измученным человеком и желала лишь спокойной жизни, тепла и заботы. Я не мог пройти мимо неё, всячески старался помочь: сперва с переездом в квартиру, так как она стала моей соседкой, затем с бытом, с тобой. А потом смог хоть как-то укрыть её раны и уменьшить боль. Она честная женщина, в этом не сомневайся. Тот, чьей рукой написано это письмо... мёртв. И только это смогло разлучить его с ней. За несколько лет общения я полюбил твою маму всем сердцем, и она, с трудом, но открылась мне.
Я задумчиво смотрел перед собой, всё ещё держа в руке листок, уголке которого можно было разглядеть нечёткие инициалы. Позади меня тихо охнула мама. Я успел схватить поднос с чаем и бутербродами, едва она не уронила его, и усадил её в своё кресло.
Мне очень не хотелось видеть её такой, но я уже сделал то, что сделал. Встревожено взглянув на меня, она потянулась к пожелтевшему письму, и, взяв его, прижала к груди. Её нежная рука коснулась моей головы, а мягкая, добрая улыбка озарила мамино лицо.
— Ты очень похож на отца, — сказала она тихо, и из её глаз побежали тонкие струйки слёз.
Вероятно, она спрятала эту тайну глубоко в сердце, а я… я так неосторожно обошёлся с её чувствами. Но мне хотелось её понять, узнать правду, узнать, кто же я.
Спустя время, когда мама немного успокоилась и даже заставила меня съесть принесённое ею угощение, я решился спросить у неё о моём настоящем отце.
Мои глаза расширились, я подорвался с места и, подойдя к окну, уставился на ночные огни вдалеке. В моих руках снова было письмо.
Смешно. Как смешно. Но я не смеялся. Родители молчали. Они знали, что мне нужно время, чтобы понять, осознать, принять. Дело не только в моём отце, а в моей родословной, в том, кто я есть, и в том, кем я теперь себя считаю.
Мне не хватало воздуха. Я открыл двери балкона и вышел. Прохладный осенний ветер трепал волосы, унося с собой все сомнения и тревоги, что были раньше. Постепенно я стал осознавать, признавать и соглашаться с тем, что услышал. С тем, кто я. Сын свергнутого короля великого государства Арма, истинный наследник трона и человек, способный изменить судьбу угнетаемого ныне народа.
Подняв перед собой письмо, я ещё раз прочёл его, запоминая каждую букву, знак, штрих и завиток так старательно писавшей его руки. Мой взгляд стал твёрдым. Письмо вспыхнуло ярким язычком пламени, вырвавшимся из моей ладони, оставляя после себя лишь дым и пепел, уносимый ветром.
— Им не уйти от наказания за то, что они сделали с тобой, отец. Даю слово, что верну свой трон и восстановлю славу нашего рода, — сорвалось с моих губ, и пламя погасло, вернув звёздной ночи её границы.