Автомобиль.
Лето после четвёртого курса | Повседневность | Героям по 15 лет.
***
Дождь заливал лобовое стекло автомобиля. Вода лилась с неба таким сильным потоком, что дворники не справлялись, а потому дороги толком не было видно. В салоне было холодно; ноздри щекотал запах бензина, который смешивался с резким ароматом сосны, источаемым автомобильным ароматизатором. Машина катилась по асфальту медленно, от движения колес по воде расползались аккуратные круги. Гермиона протерла рукавом толстовки запотевшее стекло и меланхолично наблюдала за капризом природы.
Она сидела на заднем сидении, поджав под себя ноги, и пыталась согреться: коротенькие джинсовые шорты нисколько не согревали, кожа ног покрылась мурашками. Девушка энергично растирала ноги ладонями, чем дико раздражала сидящего рядом юношу.
Малфой бросал на неё косые взгляды и едва сдерживал едкие комментарии, которые в салоне министерской машины крайне неуместны. В конце концов он просто уперся головой в мягкую спинку переднего сидения.
Зачем он вообще согласился на эту министерскую практику?
Ответом был судорожный вздох сжавшейся в комочек Грейнджер. Драко помассировал виски: так уж получилось, что вместе с зазнайкой всея Хогвартса изначально должна была проходить практику Миллисент Булстроуд, которой Темный Лорд поручил убить Гермиону Грейнджер. В последний момент Малфой понял, что просто не может позволить гриффиндорской старосте погибнуть от руки однокурсницы, и он подсунул Милли нешуточную дозу слабительного зелья, а сам напросился на эту практику в… куда их там везли? В каком-то приюте для детей-сирот волшебников.
Был разгар лета, вероятно, поэтому Грейнджер отнеслась к своему гардеробу так легкомысленно. Малфой чуть повернул голову в её сторону: кажется, она уже дрожала от холода всем телом. Парень вздохнул и снял с себя черный пиджак. Он молча протянул его Гермионе, которая оторвалась от унылого пейзажа за окном, и теперь блестящие карие глаза будто бы ощупывали его лицо.
— В чём подвох? — её голос немного дрожал, Малфой же скривил губы.
— Ни в чём. Возьми, накрой им ноги, а то меня уже раздражает стук твоих зубов, бобрик.
— Давно уже не актуально, — она вздёрнула нос, пиджака не взяла.
— Благодаря мне, Грейнджер. Возьми, сказал!
— Нет!
Малфой придвинулся к ней ближе, накрыл её ноги пиджаком и даже подоткнул его со всех сторон. Девушка одарила его изумлённым взглядом.
— А кто тебе, собственно, разрешал нарушать моё личное пространство? — нотки возмущения сквозили в её голосе.
— Меня просто раздражают твои клацающие зубы. Грейся, Грейнджер.
Малфой пожал плечами и отвернулся к окну. Они ехали медленно, словно черепахи; дождь наводил тоску. Драко надоело сидеть в тишине, но он не мог вот так просто заговорить с ней в присутствии министерского водителя: кто знает, не побежит ли этот волшебник докладывать Волдеморту каждое сказанное Малфоем слово? Даже вот этот порыв с пиджаком был подозрительным, хотя он уже придумал, что скажет Лорду. Все же Волдеморт поощрял сдержанность в отношении грязнокровок и предателей крови, будучи в тени, поэтому за это можно пока не опасаться.
Гермиона провела по ткани пиджака ладонями. Она перестала дрожать, стало намного теплее.
— Спасибо, Малфой, — как-то неуверенно произнесла Гермиона. Малфой лишь махнул рукой.
Гермиона вновь отвернулась к окну, протёрла стекло рукавом толстовки; взгляд её стал рассеянным, она погрузилась в свои мысли. Драко откинулся на спинку сидения, прикрыл глаза, но наблюдал за Грейнджер из-под опущенных ресниц.
«Влюбился же, — подумал Драко, массируя веки, — влюбился в грязнокровку».